Сайберия - Владимир Сергеевич Василенко
Главное, что мне удалось уловить в эмоциях Вяземского — это некоторую растерянность. И тщательно скрываемый… Страх? Хотя, пожалуй, это слово не совсем уместно для подобного существа. Нефилимы, особенно такие старые и могущественные, сильно меняются со временем, и обычные человеческие эмоции у них трансформируются в нечто иное.
Вот и сейчас вместо страха как такового я различил в попутчике гремучую смесь из злости, зависти, чувства опасности, азарта соперничества… И только где-то совсем глубоко, в основе всего этого — страх. Больше похожий на инстинктивный, глубинный ужас — как, например, перед змеёй или огромным насекомым.
Все эти впечатления промелькнули в мозгу мгновенно, и почти сразу же я снова расслабился, пока прекратив попытки дальше «читать» Вяземского. Хотя бы потому, что в поле синь-камня это было весьма болезненно.
Машина плавно и бесшумно покатилась вдоль набережной. Из-за толстого корпуса снаружи почти не доносилось звуков, даже гула мотора. Вяземский тоже молчал, будто вообще потерял ко мне интерес. Глядя в окно, он длинными затяжками раскуривал сигару, выпуская густые клубы дыма. В напряжённой тишине я даже, кажется, слышал потрескивание тлеющих табачных листьев.
Я тоже молчал, расслабленно и внешне равнодушно откинувшись на спинку сиденья. Только мысли продолжали по-прежнему мелькать в голове стремительно, яркими вспышками.
Ну, и что дальше?
Поначалу, осознав, что нахожусь в западне, я едва не поддался первобытному, звериному инстинкту, побуждающему тут же попытаться вырваться на свободу. Но быстро отбросил эти глупости. Что мне теперь — выпрыгивать на ходу? Не выйдет — дверь, судя по характерному щелчку, заперта. Бросаться с голыми руками на самого Вяземского? Сомнительное удовольствие. Из пулемёта в упор — это, наверное, очень больно.
Но самое главное — вне зависимости от исхода такой схватки, я только ухудшу своё положение. А я и так уже не знаю, как разгребать всё, что на меня навалилось.
Ладно. Посмотрим, что ему нужно. В конце концов, если губернатор хотел бы убить меня — то вряд ли бы явился лично и катал бы меня на своем катафалке по городу. А даже если и попытается… Ну, что ж, пусть валяет, посмотрим, кто кого.
Странно, но страха вообще не было, будто это чувство постепенно атрофировалось, как ненужный придаток. После сегодняшней ночи меня, кажется, вообще мало что могло испугать.
— Столько всего навалилось… — устало вздохнул Вяземский, будто прочитав мои мысли.
Выпустив очередную струю дыма, он чуть приоткрыл окно со своей стороны, опустив стекло на ширину пальца. Его благородный профиль с широкой седой полосой в ухоженной бороде четко выделялся на фоне светлого стекла — хоть сейчас на монетах печатай. Пальцы, наверняка способные легко гнуть гвозди, держали сигару небрежно, самыми кончиками.
И заметно дрожали. Будто это не я сейчас в капкане, а он.
— Понимаю, — бесцветным тоном отозвался я. — Всё из-за визита императора?
— В том числе. Романов в последние годы редко покидает столицу. И эта его поездка… Тут явно что-то срочное, из ряда вон. Что-то, что требует личной встречи с главами основных кланов. А судя по тому, сколько он проторчал у Демидова…
Учитывая обстановку, наша светская беседа выглядела вдвойне неловкой и неестественной. Но ещё глупее было бы играть в молчанку. Надо потянуть время и понять, что Вяземскому вообще от меня нужно. Пока что такое впечатление, что он и сам этого толком не знает, либо стоит перед очень непростым выбором.
— Война назревает? — почти наугад брякнул я, вспоминая многочисленные заметки в газетах на эту тему.
Губернатор мой комментарий принял как само собой разумеющееся.
— Естественно. Большой войны в Европе не избежать, это уже и слепому видно. Весь вопрос в том, какой ценой она нам обойдётся…
Он ещё раз затянулся сигарой, не глядя на меня. Продолжил задумчивым тоном, будто просто размышляя вслух.
— Демидов еще два года назад получил рекордные заказы от оборонного ведомства. Да и от меня давно требуют удвоения поставок эмберита. А по взрывчатому и вовсе план увеличен в пять раз. И никто и слушать не хочет о том, что это попросту невозможно…
Бросил на меня, наконец, короткий изучающий взгляд, он продолжил.
— Но дело даже не в этом. Сейчас, перед войной, Романов как никогда озабочен вопросами лояльности. И стремится погасить все внутренние конфликты между кланами.
— Логично, раз уж война на носу, — пожал я плечами.
— Поэтому, надеюсь, мне не нужно объяснять тебе, почему визит императора должен пройти без… Неприятных эксцессов?
— При всём уважении, Сергей Александрович, но… Я-то тут причём?
— Мне казалось, мы с тобой вполне ясно договорились. Я оказываю тебе протекцию, а ты становишься моими глазами и ушами у Путилина. Однако, несмотря на всю мою щедрость, ты пока не принёс ни малейшей пользы. Мало того — когда ты мне реально понадобился, ты вдруг исчез на целые сутки. Худшего времени для этого ты выбрать просто не мог!
— Во-первых, не припомню, чтобы я обязывался отчитываться о каждом своём перемещении. А во-вторых, дело, по которому я уезжал из города…
Вяземский прервал меня, неожиданно грохнув кулаком по лакированной столешнице. Сигара в его пальцах смялась и разломилась, отлетев ему под ноги. Сила удара была такова, что сама столешница едва выдержала — видимо, спасла упругая подложка. Кажется, даже машина чуть вильнула на дороге, скрипнув рессорами.
Впрочем, эта вспышка ярости была столь же бурной, сколько и короткой.
— Да мне плевать! — процедил губернатор сквозь зубы. — Сейчас нет ничего важнее этой мутной истории с Арнаутовым, анархистами, кровососами и прочей нечистью. Этот клубок нужно развязать, и как можно быстрее!
— И снова не понимаю, причем здесь я. Расследование ведёт Аркадий Францевич.
— Я бы с удовольствием надавил на него самого. Но это может иметь… Непредсказуемые последствия. Будь он обычным катехонцем — я бы с ним так не осторожничал. Но, подозреваю, этот сукин сын совсем не тот, за кого себя выдаёт. Впрочем, и не он один.
Немного успокоившись, Вяземский взглянул на меня искоса.
— Кстати, он-то знает? О тебе?
Я пожал плечами.
— Не понимаю, о чём вы.
— Вот только не надо играть со мной, Богдан! Я знаю, что ты хищник. Пересмешник, или что-то в этом духе. Можешь
