Гнев Несущего бурю - Дмитрий Чайка
2 Кольца найденных в раскопках кипрских дубов показывают 20 лет сверхзасухи (1185–1165 гг. до н.э.). В Турции и Сирии найдены слои песка вместо ила — небольшие реки пересыхали полностью, а не сезонно. И это привело к катастрофе.
Глава 11
В то же самое время. Эмар (в настоящее время — руины недалеко от г. Маскана. Восточная Сирия).
Эмар, разрушенный людьми пустыни, еще жил(1). Он не умер в одночасье, как многие города, нет! Его сердце еще билось, но билось очень слабо, едва ощутимо, как у смертельно больного человека. На руинах его дворцов и храмов копошились голодные люди. Они напоминают пустынных сусликов, что высовываются из своих нор и сначала подозрительно нюхают воздух, будучи готовыми тут же нырнуть назад, под защиту своей затхлой норы. Тут довольно спокойно, и давно никого не убивают, но горожане живут с застывшим в глазах страхом. Они, едва завидев Тимофея или кого-то из его воинов, спешили свернуть в первый попавшийся переулок или прижаться к стене и застыть, не привлекая внимания. Ничего хорошего не сулит встреча с людьми, от которых кровью и горем разит за целый стадий.
Речной порт Эмара был когда-то одним из крупнейших на Евфрате, уступая лишь Вавилону и парочке городов на юге. Здесь останавливались караваны из Угарита, перегружали товар на судно, что экономило почтенным купцам немало времени и серебра. Да и плыть вниз по течению куда проще и безопаснее, чем вести сотни ослов по пустошам, что граничат с землями арамеев. Всего несколько лет прошло, как пал Эмар, а казалось, так бесконечно давно это было. Вот потому-то прибытие в опустевший порт пузатого магура, обмазанного битумом, вызвало здесь настоящий переполох. Люди вылезли из всех уцелевших хижин и молча стояли на берегу, пожирая глазами полузабытое зрелище. Некоторые даже плакали без стеснения, ведь порт — это жизнь для Эмара и его людей. Никто и не догадывался, что здесь еще живет столько народу. Город выглядит пустынным почти всегда.
Тимофей тоже стоял на берегу в толпе. Он лениво грыз ножку дикого гуся, которого подбил палкой один из его людей, и благосклонно взирал на низенький, почти круглый корабль с хижиной, стоявшей на корме. Магур оказался немал, он примет на борт весь груз, что тащил их караван. Эта огромная лодка из доски, сшитой веревками, могла перевезти вес в пятьсот талантов. Немало, учитывая ее потешный вид.
— О-ох! — выдохнул Главк, стоявший рядом. Бедолага, который приговаривал вторую гусиную ногу, подавился и закашлялся, узрев нарядно одетую молодку, вышедшую из каюты на корме. Расшитое ромбами и волнами платье перетягивал пояс с пурпурными кистями, а на голове ее был надет парик, прикрытый золотой сеткой и тончайшим, невесомым платком. Тут не Ассирия, где женщины на людях закрывают лица.
— Ишь какая! — восхитился Тимофей, похлопывая друга по спине. Тот уже успел оценить по достоинству крючковатый нос девушки и желтоватые круглые глаза, делающие ее похожей на сову, и подавился, не выдержав ее презрительного взгляда, который в один миг оценил его, пересчитал каждую драхму в кошеле и признал полнейшим нищебродом, недостойным ее неописуемой красоты.
— Смотри, не ляпни чего! — предупредил Главк, больно толкнув его в бок. — Это ведь Кулли жена. А он наши шкуры спас.
— Да? — Тимофей подавился едким словцом. Он прикусил язык, убедившись в правоте товарища. С вавилонским купцом они за время пути изрядно сдружились.
Купчиха же без стеснения висла на шее мужа, который жадно лапал ее тощие телеса, целовал и называл своей козочкой.
— Ишь ты, — завистливо протянул Главк. — Смотри, какая любовь у людей!
— Кулли! — визжала бабенка. — Гони мой статер! Ты проспорил! Я же сказала, что корабль приведу точно на пятнадцатый день после «самого длинного дня». А ты не верил, муженек! Ты даже не представляешь, сколько серебра мы с тобой сэкономили! Нам же теперь не надо целых два месяца всю эту прорву людей и ослов кормить! Перегружай товар и проваливай в свой Энгоми, ты же до второго урожая ячменя еще одну ходку сделать успеешь.
— Точно у них любовь? Что-то не похоже, — засомневался Тимофей, но Главк уверенно мотнул густой бородой, лопатой лежавшей на его широченной груди.
— Точно, — прошамкал коротышка, объедая птичью кость дочиста. — У меня на такие дела глаз наметан. Она за него горло перегрызет. А он за нее.
— Ты наняла этот корабль, Цилли? — купец продолжал обнимать жену. — Недешево все же. Двадцатую часть за перегрузку возьмут.
— Вот еще! — фыркнула та. — Я его купила. Торговля сейчас плохая, возить нечего. Почти даром отдавали. Я уже посчитала, за две-три ходки отобьем. А двадцатая часть груза пойдет нам с тобой. Это честная цена, для твоего царя все равно выгоднее, чем караван гнать.
— Да ты мое сокровище! — расплылся в улыбке Кулли.
— Да, точно, это самая, что ни на есть любовь, парень, — окончательно уверился в своем мнении Главк. — Бабская красота, она приходит и уходит, а общие дела людей вместе крепче рыбьего клея держат.
— Туда красота прийти даже не успела, — фыркнул Тимофей, но благоразумно заткнулся, потому что Кулли спешным шагом направлялся к нему.
— Отлично! Все просто отлично, парни! — купец просто сиял. — Господин будет доволен. Мы путь сократим на месяц, не меньше! У меня не жена, а истинное сокровище. Подумать только, день в день состыковать два каравана! Да такого здесь уже много лет не видели.
— Ну да, — понимающе покивал Главк. — Корабль привести не каждая баба сможет.
— Купить хороший корабль, — с недоумением посмотрел на него Кулли и начал загибать пальцы, — команду нанять такую, чтобы тебя самого в дороге не ограбила, товар закупить ровно тот, что заказан, и по хорошей цене. А еще с властями по пути разобраться, царским писцам не переплатить, а потом груженое судно волоком, вверх по течению, точно к назначенному дню привести. А ведь ей еще
