Черный дембель. Часть 5 - Андрей Анатольевич Федин
Я давно уже нарисовал у себя в воображении тот маршрут, который сегодня пройдёт (и несколько раз в неделю проходила) Любовь Фёдоровна. Я пару раз нашу вахтёршу о нём расспрашивал. Да и сам прикинул, что иным путём к общежитиям от трамвайной остановки не пройдёшь. Поэтому мы с Леной двинулись именно по нему. Перешли дорогу (что проходила параллельно проспекту) в том самом месте, где баба Люба (в теории) повстречается с машиной скорой помощи.
Остановились, огляделись.
— Жду её здесь, — сказал я. — Мимо этого места она точно не пройдёт. Это единственная дорога между общагой и проспектом, где её могла сбить машина.
— А я? — спросила Лена.
Она прижала ладонь к чуть покрасневшему от холода кончику своего носа.
— Ты иди в конец этого квартала. Жди её на том перекрёстке.
Я указал рукой вправо, добавил:
— Это на тот случай, если она сегодня приедет на автобусе. С автобусной остановки она может пойти и там. Это маловероятно. Но лучше уж мы подстрахуемся.
* * *
Любовь Фёдоровна появилась со стороны трамвайной остановки. Через пару секунд после того, как я отметил: она опаздывала. Я увидел её в полусотне метров от себя. Она как раз прошла мимо приметного каштана с причудливо изогнутым стволом. Баба Люба шагала по тротуару со стороны проспекта. В коричневом пальто, прятала седые волосы под серым шерстяным платком. Шла быстро, уверенно — не по-старушечьи. Словно совершала марш-бросок. Она чуть склонила вперёд голову. Помахивала тряпичной сумкой, в которой наверняка лежали бутерброды, печенье и небольшой кулёк с карамельками «Раковые шейки». Она не смотрела по сторонам, стучала по тротуару каблуками ботинок. Резкие звуки её шагов отражались от фасадов зданий и уносились во дворы.
Я почувствовал, что сердце в моей груди чуть успокоилось: замедлило ритм сокращений. В очередной раз взглянул на часы. Прикинул, что таким темпом Любовь Фёдоровна как раз и явится на работу в обычное время. Хмыкнул и подумал о том, что не вложил в свои расчеты скорость её ходьбы: меня ввёл в заблуждение возраст бабы Любы. Любовь Фёдоровна стремительно приближалась. Смотрела в мою сторону (и словно сквозь меня), никак не реагировала на моё присутствие у неё на пути. Я невольно почувствовал себя бестелесным призраком. Выждал, пока вахтёрша окажется в пяти шагах от меня, окликнул её. Она меня словно не услышала. Зато я услышал всё усиливавшийся вой сирены справа от себя — это стремительно приближалась машина скорой помощи.
— Любовь Фёдоровна! — повторил я.
Преградил вахтёрше дорогу и тут же схватил её за плечи, пока она не врезалась носом в мою грудь. Любовь Фёдоровна замерла. Но не издала ни звука: не возмутилась моей бесцеремонностью, не поздоровалась. Будто робот-пылесос, который уткнулся в стену. Я держал её крепко, на вытянутых руках. Смотрел на выглянувшую из-под серого платка седую прядь. Заметил, как Баба Люба вздрогнула (словно тот лунатик, которого вдруг разбудили во время ночного путешествия). Она запрокинула голову, взглянула мне в лицо. Пару секунд Любовь Фёдоровна хмурилась и точно не понимала: кто я такой и где она сейчас находилась. Моё сердце в это время отсчитывало секунды до появления машины скорой помощи. Но я не повернул голову — рассматривал лицо вахтёрши. И не ослабил хватку.
— Чёрный? — произнесла баба Люба.
Она удивлённо приподняла белёсые брови. У меня за спиной, промчалась машина скорой помощи. Звуки сирены почти заглушили вопрос вахтёрши, но я прочёл его по губам.
— Здравствуйте, Любовь Фёдоровна, — сказал я. — С праздником вас!
И только теперь убрал руки с женских плеч.
— Спасибо, Сергей.
Я улыбнулся и спросил:
— Что ж вы, Любовь Фёдоровна, не смотрите по сторонам? Чуть меня не затоптали. Едва не прошлись по мне, как по коврику.
Баба Люба хмыкнула.
— Ага, тебя затопчешь. Бугай. Скорее бы лоб о тебя расшибла.
Она убрала со лба седой локон, спрятала его под платок. Тяжело вздохнула.
— Вид у вас сегодня невесёлый, — сказал я. — Что-то случилось? Не выспались? Или на работу не хочется?
— Не хочется, — сказала баба Люба. — Не выспалась. И уже опаздываю.
Я увидел, как баба Люба строго сжала губы.
Предложил:
— Провожу вас. Чтобы хулиганы вас не обидели.
Баба Люба сверкнула в меня голубыми глазами и усмехнулась.
— Проводи, Серёжа. Проводи.
Она взяла меня за руку и спросила:
— А твоя глазастенькая не заревнует?
Я сохранил серьёзное выражение лица. Пожал плечами.
— Не знаю, баба Люба. Она может. Но я придумаю оправдание, не сомневайтесь.
Любовь Фёдоровна запрокинула голову, посмотрела на меня.
— Женишься-то ты на ней когда? — спросила вахтёрша. — Ждёт ведь девка. А ты, небось, ещё ей и предложение не сделал.
— Не сделал, — согласился я. — Пока. Но женюсь.
Вздохнул и сообщил:
— Летом женюсь. Точно. Обещаю.
Баба Люба дёрнула меня за руку — мы остановились. Она заглянула мне в глаза.
Пару секунд мы смотрели друг на друга, молчали.
— Верю, — сказала вахтёрша. — Тебе, Сергей, верю. Молодец.
Мы снова двинулись в сторону общежития. На асфальт впереди нас приземлилась ворона. Она следила за нашим приближением, вертела головой, вычерчивала кончиком клюва в воздухе зигзаги. Мы поравнялись с ней — птица преспокойно наблюдала за нами. Затем будто бы разочаровано каркнула нам в след. Я услышал хлопанье крыльев, но не обернулся.
— Так что у вас случилось, баба Люба? — спросил я. — Вы сегодня сама на себя не похожи. Плохо себя чувствуете? Или заболел кто-то из родственников?
Любовь Фёдоровна покачала головой.
— Не знаю, Серёжа, — сказала она. — Может и заболел. Не знаю.
Вздохнула. Провела пальцем по лбу; проверила, не выглянули из-под платка волосы.
И вдруг запрокинула голову, посмотрела на моё лицо и сообщила:
— Сын меня с праздником не поздравил. Ни открытку не прислал, ни письмо не написал. Никогда такого не было.
Любовь Фёдоровна пожала плечами.
— Не похоже это на него. Переживаю. Совсем старая, наверное, стала.
Она махнула сумкой, невесело улыбнулась.
— Ещё со вчерашнего дня навыдумывала невесть что. Глаз этой ночью не сомкнула. Рада, что хоть сменами на сегодняшний день поменялась. А то сидела бы дома одна. Извелась бы вся.
* * *
Я довёл бабу Любу до «мужского» корпуса. Пообещал, что скоро
