Без вести пропавший. Попаданец во времена Великой Отечественной войны - Юрий Григорьевич Корчевский
Опытные немцы экипажу Селезнёва попались. Позже Михаил обнаружит в сумках танкистов панцерваффе памятки, на которых на силуэте Т-34 в разных проекциях красными точками будут указаны уязвимые места. Одним из таких был люк механика-водителя. В тридцатьчетвёрку угодили сразу два снаряда. Один – в люк механика-водителя, проломил его, убив мехвода. Другой попал в ленивец, и танк размотал гусеницу, Т-34 стало разворачивать влево. Михаил сидел рядом с Коньковым, после удара взглянул на товарища, и его едва не стошнило. Головы у мехвода нет, грудная клетка разодрана, кровь везде…
Танк подставил немцам правый борт, и тут же в него влепили снаряд. Угодил он в корму, повредив двигатель. Дизель смолк, танк замер. И крик Селезнёва:
– Экипажу покинуть машину!
Не зря изводили себя на тренировках! Мгновенно, ловко выбрались наружу. Старший сержант скомандовал:
– Ползем отсюда, а то танк горит, поджаримся.
Поползли к носу, со стороны кормы уже слышался треск пламени и мелькали отсветы огня, черный дым повалил. Все, танк обречен, уже и для ремонта не пригоден. Но выручил крепко. Ветром дым на немцев сносило, закрывая им обзор. Отползли немного, Селезнёв скомандовал:
– За мной!
Вскочил и побежал. В танке с минуты на минуту могли взорваться боеприпасы, и тогда им не поздоровится, слишком близко еще. Немцы к подбитому танку русских интерес потеряли, так что красноармейцы добрались до окопов пехоты, залегли в здоровой воронке от бомбы.
У Селезнёва в кобуре штатный наган, у Михаила тоже, у Игоря – трофейный вальтер. Оружие для общевойскового боя, конечно, так себе, но ребята решили: если что, живыми не дадимся!
Из воронки выглядывали осторожно, пытаясь оценить обстановку. А обстановка складывалась для полка неважно. Из восьми танков врага три удалось подбить, но оставшиеся пять продолжали атаку. Один Т-IV немного вырвался вперед, и тут из окопчика приподнялся боец, швырнул под гусеницу связку гранат. Взрыв! И танк застыл с перебитой гусеницей. Остальные осторожничать стали. Остановившись, поливали наши позиции из пулеметов, не давая подняться.
У немцев уже потеряны четыре танка – половина из наступающих. Таких потерь не было у вермахта ни в одной кампании. Без поддержки пехоты танки двигаться вперед опасались. У русских могут быть еще гранатометчики.
Наша пехота стала вести огонь из личного оружия. Приподнимались в окопе, прицельно делали выстрел и прятались. Но толку от этого было немного.
Ситуация складывалась скверная. А спас ее единственный расчет дивизионной пушки Ф-22УСВ. Бойцы искусно замаскировали пушку в капонире ветками. В критический момент открыли огонь. До немецких танков было метров триста. Выстрел следовал за выстрелом. Замер один танк, задымил другой, загорелся бронетранспортер. Немцы не стали испытывать судьбу. Танки начали пятиться, с коротких остановок пытались поразить пушку. А это было очень непросто, ведь над бруствером виден только верхний край щита и ствол. Вместе с танками стала отходить пехота. Красноармейцы перевели дух. Устояли, отбили атаку.
Полдня выиграли, надеясь на подход резервов из тыла. Немцы перегруппировались. Третья танковая группа переориентировалась на Ленинград, а вторая танковая группа перенацелилась на Киев, эти направления отставали от плана. После захвата Смоленска 16 июля группа армий «Центр» должна была наступать на Москву силами только пехотных дивизий. Хотя и у них мощь большая. По штатам 1941 года в дивизию входят три пехотных полка, один артиллерийский, один разведбатальон, один противотанковый батальон, один инженерный батальон, один батальон связи, тыловые службы и штаб, всего более десяти тысяч военнослужащих.
При перегруппировке случилась некоторая заминка, Ставка Верховного командования приняла ее за истощение: мол, выдохлись немцы. И принялась готовить наступление силами двух фронтов – Резервного во главе с Жуковым, который должен был наступать на Ельню, и Западного фронта во главе с маршалом Тимошенко, который должен был атаковать в районе Духовщины. В полосе наступления находились два немецких армейских корпуса. Восьмой, которым командовал генерал Гейтц, имевший три пехотные дивизии – 8-ю, 28-ю и 161-ю. И пятый, генерала Руоффа, в составе 129-й, 106-й, 35-й и 5-й пехотных дивизий и 900-й бригады. В резерве у немцев недалеко от Духовщины располагались 14-я моторизованная и 7-я танковая дивизии.
Полк, где воевал Михаил, получил передышку. Немцы перегруппировывались, танковые дивизии уходили. Бойцы в полку удивлялись затишью, подозревали немцев в готовящейся каверзе. По ночам слышался отдаленный звук танковых моторов в немецком тылу. Наши бойцы об отводе и передислокации танковых дивизий немцев не знали, воспринимали рев моторов как угрозу – дескать, готовятся к наступлению. И когда впервые в полк привезли грузовик с коктейлем Молотова, расхватали вмиг. Такое название зажигательной смеси дали уже после войны западные политики и журналисты. На бутылках – наклейка, отпечатанная на скверного качества бумаге, «КС. Огнеопасно» и краткая инструкция. В бутылках – фактически загущенный бензин, чтобы горел на броне, затекал в щели, внутрь корпуса, воспламенял все, что может гореть – краску, резину, тканевую оплетку проводов. В любом самодвижущемся средстве всегда много материалов, способных гореть или выделять при тлении удушливый дым. В танке или самоходке при стрельбе и так дышать тяжело. В боевой рубке скапливаются газы, вентиляторы не справляются, в бою иной раз приходится открывать верхние люки на башнях.
Инструкцию на бутылке прочли, приняли к сведению. Какая-то надежда появилась отбить атаку. Все равно опасения были. На словах все просто. Танк надо близко подпустить, на 20–30 метров, на бросок. Поджечь привязанную к бутылке специальную спичку и бросить.
А на деле, когда на тебя бронированная махина идет, поливая из пулемета, не давая подняться из окопа для броска, – страшно. Кто говорит, что на войне не страшно, тот не был на передовой, не попадал под бомбежку или артобстрел, под танковую атаку. Выжить на войне, не прячась за спины товарищей, сложно. Многое еще решает элемент везения. Тут уж к кому как повернется Фортуна. Михаил сам свидетелем был. Сидят несколько бойцов кружком, хлебают супчик из котелков, разговоры ведут. И вдруг минометная мина, совсем рядом. Все убиты наповал, а один даже не ранен. Походил пару дней полуоглохшим и все. Везение или Божий промысел? В тяжелых боях в Бога начинали верить все, даже завзятые атеисты. Крестным знамением себя осеняли, читали молитвы. Многие и знали-то только одну: «Отче наш». Время было такое, после революции двадцать с гаком лет прошло, партия и комсомол старались выжечь веру напрочь каленым железом. А как война началась и тяжелые дни наступили, так вокруг Москвы икону на самолете провезли во избавление от супостата.
После обеда послышался в нашем тылу грохот двигателей, лязганье гусениц. Взбодрились бойцы, подумали: танки на подмогу
