Знойные ветры юга ч.2 - Дмитрий Чайка
— Ты можешь называть меня княгиней. Я сейчас ношу этот титул, и он куда выше, чем прежний, — спокойно ответила ему Мария. — Ханы и владыки племен служат моему мужу. У меня есть для тебя кое-что. Это касается твоей покойной дочери и внука.
— Не тронь мою дочь! — хан начал наливаться кровью. — Она была отрадой моего сердца, и она умерла в родах. Мы тут вдвоем! Что помешает мне просто перерезать тебе глотку?
— Может быть, тебе помешает вот это? — любезно спросила Мария, когда в высокую спинку стула, совсем рядом с ухом герцога впился тяжелый арбалетный болт. — Там, за перегородкой, сидят два стрелка, если вдруг тебе снова придут на ум глупые мысли.
— Убедительно, — насупился хан, и снова отхлебнул из кубка. — Говори, что хотела, княгиня.
— Вот имена тех, кто был рядом с твоей дочерью, когда она рожала, — Мария пододвинула к хану лист бумаги. — И тех, кто ухаживал за ней после родов.
— Я не мастак разбирать эти крючки, — угрюмо посмотрел на нее Октар. — Ты хочешь сказать, что моя дочь умерла не сама?
— Я думаю, что тебе стоит, как следует расспросить вот у этих людей, — Мария кивнула на лист, который так и лежал перед ханом. — Они знают точно.
— Это всё? — холодно посмотрел на нее хан.
— Не всё, — ответила Мария. — Князь Самослав не враг тебе. И уж тем более тебе не враг мой племянник, юный Хильдеберт, король Бургундии. Если вдруг когда-нибудь у тебя возникнут разногласия с королем Дагобертом, то просто вспомни, что Орлеан всегда был частью Бургундии, а не Нейстрии. И тебе здесь всегда будут рады. Напротив, выступив не на той стороне, ты погубишь остатки своего народа, хан Октар.
— Я проверю твои слова, княгиня, — хан гадливо держал лист за уголок, словно это было ядовитое насекомое. — Но это будет не быстро, нужно проявить осторожность в этом деле. Я не хочу погубить своих людей, втянув их в безнадежную войну из-за мести. Гнев — плохой советчик в делах.
— Мой муж говорит, — улыбнулась княгиня, — что месть — это блюдо, которое подают холодным. Я думаю, ты вполне насладишься им, когда придет время.
— Хорошо сказано, — усмехнулся Октар, — надо запомнить.
— Но мы, римляне, любим другое выражение, — негромко сказала Мария. — Cui bono? Ищи, кому выгодно!
Глава 33
Январь 635 года. Южный Йемен. Адана (в настоящее время — Аден).
Эти места, без сомнения, были жемчужиной Аравии. Здесь было в достатке воды, ведь ветер с моря частенько приносил сюда дожди. Узкая полоска земли между океаном и горами была густо покрыта зеленью и заселена так плотно, что и свободный клочок сложно найти. Древний, словно сама Аравия, город Адана, был преимущественно населен персами. Но и арабов тут тоже было немало, как немало было на улицах индусов и эфиопов, притягивавших к себе взгляды ярким непривычным видом. Их корабли ждали в порту, который с незапамятных времен располагался в уютной бухте, окруженной кольцом скалистым полуостровом. На нем и стоял старый город, и взять его со стороны суши было весьма непросто. Слишком уж узким был перешеек, отделявший Адану от аравийского берега. Тут-то Надир и нанял корабли, которые перевезут его воинов на остров.
Будущий эмир пришел сюда с сотней всадников, которых выделил ему Халид ибн аль-Валид. Они все равно возвращались в Йемен, чтобы отвезти добычу своим семьям. За мечи Надиру заплатили минимум вдвое больше, чем он рассчитывал, ведь на дело священной войны командиры армии мусульман золота не пожалели. Но вот везти такую прорву денег на пяти верблюдах с тремя слугами было как минимум неразумно. Здравый смысл Надира буквально кричал, что без могущественной родни он проживет ровно столько времени, сколько сможет провести без сна. Даже самый порядочный человек возьмет грех на душу, когда увидит, что одно движение ножа по чужому горлу решает все его проблемы сразу. А окружали Надира только порядочные люди… Ведь христиане даже молят своего бога, чтобы он не вводил их в искушение, что уж говорить о простых бедуинах. Они точно не смогли бы устоять. Так что, обдумав ситуацию, как следует, Надир решил, что настала пора остепениться. Другого выхода из этой ситуации он просто не видел, а жить ему очень хотелось… На счастье, подходящий тесть как раз шел в Йемен вместе с ним. Он вел воинов своего рода домой.
— Скажи, о почтенный Азиз ибн Райхан, — спросил Надир как-то раз у старейшины одной из самых сильных семей бану Химьяр, племени, кочевавшего на юге Йемена, — а нет ли у тебя на примете невесты достойной?
— Жениться решил? — поднял на него глаза пожилой бедуин с проницательными умными глазами.
— Мне наш халиф Сокотру пожаловал, — пояснил Надир, — а эмир без жены, сам понимаешь, это даже неприлично как-то. Мой старший брат эмир Словении, и милостивый Аллах подарил ему двух жен и шестерых детей.
— А какой калым ты готов дать за будущую жену? — не на шутку заинтересовался почтенный старейшина, который находился в постоянном поиске хорошего мужа для одной из своих многочисленных дочерей, племянниц и подрастающих внучек.
— Тридцать верблюдов дам, — сказал после недолгого раздумья Надир.
— Дай пятьдесят! — азартно воскликнул Азиз. — И ты получишь красивейшую из дочерей Йемена. Ее лицо как полная луна, а брови как крылья сказочной птицы. Ее голос — словно журчащий ручей, а волосы достают до пят. И ей недавно исполнилось двенадцать, она уже роняет женскую кровь. Тебе не придется долго ждать, чтобы взять на руки собственного сына, ведь она уже готова к материнству. Ты закончишь свою старость в спокойствии, Надир, потому что женщины из моей семьи рожают могучих бойцов.
— А сколько воинов сможет собрать в поход ее род? — Надир пропустил мимо ушей достоинства будущей жены. Язык арабов был цветистым и образным, а любящий отец мог хвалить свою дочь до самого рассвета и ни разу не повториться.
— Три сотни выставит мой род, и еще три тысячи может дать все племя Химьяр, — гордо сказал Азиз.
— Три сотни? Я ее уже люблю, почтенный Азиз, — уверил своего будущего тестя Надир. — Ты даешь мне три сотни воинов, я завоюю Сокотру, а потом мы играем свадьбу. Клянусь Аллахом, сорок верблюдов — прекрасный калым за такую жену. Нет ли в ней какого изъяна, раз она засиделась в девках до такого почтенного возраста?
— Нет в ней никаких изъянов, — обиженно засопел Азиз. — Она благоуханный