Капитан - СкальдЪ
Канонерские лодки представляли жалкое зрелище. «Кореец» начал тонуть, несмотря на все меры по спасению, предпринятые экипажем. Беляева вытащили из моды последним, капитан до конца стоял на мостике своего верного корабля.
«Микаса» и «Асахи» отстрелялись и круто развернулись, разрывая дистанцию и окончательно выкатываясь из-под русского огня. Японцы уходили все дальше и дальше, силуэты их кораблей начали таять в туманной дымке.
В таких условиях Макаров понял, что извлек из минувшего сражения максимум. Он отдал приказ приступить к оказанию помощи как своим, так и чужим. Того пришлось бросить броненосец «Фудзи», а сильно осевший на корму и потерявший ход «Якумо» потерял возможность уйти. Находившийся на нем адмирал Деву и капитан Мацумато отказались сдаваться и открыли кингстоны, решив потопить крейсер, но не отдавать его в руки врага. Они ушли на дно вместе с кораблем, как и все без исключения офицеры. Выловить удалось чуть больше сотни матросов.
* * *
Адмирал Того сорвал с головы фуражку, швырнул ее на скользкую от крови палубу и принялся топтать ногами, с хрустом раздавив кокарду. Капитан Идзиро Хикодзити с перемотанной бинтом головой сжал зубы и молчал, вцепившись в рукоять катаны на поясе. Он, доблестный самурай, как никто иной понимал Того. Остальные офицеры стояли молча, скрывая эмоции и ожидая приказаний. Находившиеся здесь же французский адмирал Оливье и британский морской атташе Бейтс старательно делали вид, что ничего не замечают.
— О, Боги… не может быть! — бушевал Того. Победа была так близка! «Микаса» казался развороченным огнедышащим адом, спардек[26] и мостики напоминали свалку искореженных конструкций, но новейший флагман мог продолжать движение и стрелять, такой запас прочности вложили в него английские инженеры. Палубы были усеяны убитыми и ранеными, люди кричали и стонали. Примерно в таком же положении находился и «Асахи», но об остальных броненосцах и крейсерах подобно сказать было нельзя, дела на них обстояли куда хуже. Японский Императорский флот получил чудовищные повреждения, безвозвратно потеряв «Фудзи» и «Якумо». И они уходили, вынуждены были уходить, так как даже у них больше не осталось ни моральных ни физических сил продолжать сражение. А это значит, что они проиграли. Тот, кто остался на поле боя, мог по праву считать себя победителем. Так было всегда. И потому Того бушевал.
Одна, всего одна ошибка привела к тому, что неплохо начавшийся бой привел к поражению! Первую фазу Того в целом считал пусть и не идеальной, но удовлетворительной. Во время второй он позволил Макарову выйти на параллельные курсы, что стало крахом. Того переиграл сам себя и потому никак не мог успокоиться.
Что его теперь ждет? Позорное смешение с должности? Опала? Насмешки прессы? Презрение народа? Если бы не запрет Императора, он бы незамедлительно сделал харакири, смывая свой позор кровью и смертью. Но Небесный Государь[27] отдельным указом запретил адмиралам и генералам подобные своевольные действия, оставляя за собой окончательное решение их судьбы. Он был в своем праве, но от этого адмиралу было не легче. И хуже всего была самая обидная, невероятно горькая правда — он оказался слабее своего визави адмирала Макарова. Ему не хватило решительности продолжать бой, встав перед выбором — смерть или победа. К такому он оказался не готов, подобное откровение стало для него ушатом ледяной воды, заставив почувствовать себя слабым и никчемным. Почему же Макаров не испугался и пошел до конца? В чем истоки его силы?
— Лейтенант Сакураи, — Того глубоко вздохнул. — Велите поднять приказ о возвращении домой.
— Домой?
— Да, в Сасебо, на ремонт!
— Слушаюсь! — лейтенант убежал, а Того велел оставить себя. Он молча перешел на корму и долго смотрел назад, туда, где за горизонтом давно растаяли силуэту русских кораблей и полыхающей «Фудзи». Туман скрыл безымянную точку в Желтом море, которая еще утром могло стать местом его величайшего триумфа.
Так он стоял больше часа, до хруста сжав кулаки и переживая безвозвратно упущенные возможности. Одна ошибка! Всего одна, но ее хватило! Это не было крахом, мощности Сасебо позволяли производить одновременный ремонт нескольких кораблей. Северные варвары так же понесли потери, им восстановиться будет куда сложнее, но престиж, слава Ниппона, личная гордость понесли жуткий ущерб. Вот что тревожило адмирала.
И он позволил себя обмануть. Донесения разведчиков были противоречивы, часть из них сообщала, что русские не смогут воспользоваться «Севастополем» и «Варягом». Офицеры штаба подозревали, что у противника появилась контрразведка, начавшая вести свою игру. Того, от природы недоверчивый, все же поверил донесениям — ведь последний год все они неизбежно подтверждались. Так почему именно сейчас должно быть иначе? И когда утром он увидел в кильватерном строе неприятеля «Севастополь» и «Варяга» это стало для него неприятным сюрпризом. Судьба уже тогда подала первый знак, что что-то идет не так. Штаб Японского Императорского флота провели, но все еще можно было изменить в свою сторону. Так он думал утром.
Впоследствии, ознакомившись с донесением шпионов, полученными хитростью отчетами русских капитанов и адмиралов, Того выяснит все подробности и поймет, что врагу пришлось невероятно тяжело. Они не думали об отступлении, но и сил для продолжения боя не имели. Что бы было, найди сам Того решительность для возвращения? Что бы случилось, если бы покалеченный, но не сломленный флот Японии вернулся? Смогли бы они забрать победу обратно или подобное решение грозило окончательным крахом?
До конца своих дней адмирал Того не нашел ответа на самый важный в своей жизни вопрос. Иногда он думал так, иногда иначе, но правды в любом случае никогда не узнал. Да и невозможно ее узнать, Того сам понимал, что история не принимает сослагательного наклонения.
Глава 14
Несколько часов эскадра Тихого океана находилась на месте сражения. На большинстве кораблей шли авральные работы, призванные хоть частично компенсировать полученные повреждения. Макаров и Ухтомский опасались, что ночью японцы подойдут на миноносцах и постараются отыграться за свое поражение.
В начало девятого вечера возглавляемая «Цесаревичем» эскадра потянулась в сторону Порт-Артура. Шли медленно, на семи узлах, больший ход не могли поддерживать сразу несколько вымпелов. Сохранившие боеспособность крейсера и миноносцы рыскали по сторонам, ожидая возможного нападения. Когда стемнело, «Диана» и «Аскольд» три раза открывали огонь, ориентируясь на появляющиеся вдали световые пятна и огненные искры из труб. То ли это была ложная тревога, то ли японцам хватило столь решительного отпора, но больше они не тревожили, а после полуночи окончательно отстали.
Тихая звездная ночь стала свидетелем того, как эскадра медленно продвигалась к северу. В Порт-Артур входили с утренним приливом. Благодаря радиопереговорам в гавани знали и о победе, и о времени возвращения своих. Встречали их всем городом, многотысячная толпа заполонила пирсы и ближайшие улочки. Слышался радостный смех, беспрерывно в воздух подкидывали шапки и фуражки, играл бравурный марш.
Уже по сложившейся традиции Электрический утес и Артиллерийская батарея приветствовали эскадру холостыми выстрелами. «Цесаревич» первым зашел на внутренний рейд и встал на якорь. На баке флагмана оркестр торжественно играл гимн России. Следом медленно и словно устало заползала вся Тихоокеанская эскадра. Оглушительный крик всколыхнул гавань, когда собравшиеся увидели трофей — покалеченный «Фудзи» с российским флагом на корме. Японский броненосец выглядел жутко — выгоревший чуть ли не полностью, он непонятно каким образом все еще
