Две руки потентата (СИ) - Герман Иванович Романов
Прибывшие из Чили броненосцы, с вполне обученными экипажами, хорошо освоившие корабли за долгое плавание, проведшие не одну учебную стрельбу, начнут стрелять по последнему русскому броненосцу. У него толком не прикрыты оконечности, и плохо защищен центральный каземат, где стоят всего три пушки Кане в шесть дюймов, не имеющие между собой броневых перегородок. А четыре броненосца обрушат огонь не по флагманскому «Цесаревичу», тот слишком хорошо защищен, а по третьему кораблю, что носит имя прежнего императора, отца нынешнего. Этот броненосец сделан по французскому проекту, только броня главного пояса уменьшена, да несколько возросло водоизмещение. Но Хейхатиро докладывали данные разведки, в которых указывалось, что русские на своих верфях трудятся порой безалаберно и лениво, у них даже сгорел корпус бронепалубного крейсера прямо на стапеле. Так что имелась надежда, что ни разу не побывавший в бою броненосец будет выбит.
Адмирала немного окатило водой от взорвавшегося близь «Микасы» шестидюймового снаряда — и он мысленно огорчился и возликовал одновременно, хотя знал, что для окружавших его офицеров выглядит невозмутимо. Плохо, что русские снаряды стали взрываться и при падении на воду, это стало сильно тревожить, и хорошо, что по его флагманской «Микасе» стали стрелять два их лучших броненосца. Но корабль прикрыт гарвеевской броней лучше всех, так что обстрел выдержит.
— «Император Александр» начал стрельбу по «Сикисиме», «Петропавловск» с «Полтавой» по «Фудзи», «Сисой» по «Ясиме»!
Флагманский сигнальщик удивительно точно опознал русские корабли — за десять месяцев боев он выучил чуть ли не наизусть их малейшие детали. А вот сам Хейхатиро того мысленно поморщился, когда прозвучало название доблестно погибшего броненосца, разрушенный корпус которого захватили русские в Кунсане. Но на новой реинкарнации прежний экипаж практически в полном составе, и яростно рвется в бой. «Хатцусе» ничем ему не уступает — экипаж после торпедирования в ту злосчастную весеннюю ночь удалось спасти большей частью, почти две трети, и моряки тоже жаждут отплатить русским за то невольное «купание». И момент для этого подходящий — необстреливаемый корабль будет бить по самому слабейшему русскому броненосцу. Как и «Ясима» — а это будет страшно — 22 ствола калибром в 10 и 7,5 дюймов обрушаться на «Сисой», в то время как по «императору» будут бить пусть 12-ти дюймовые пушки, но меньшим числом — их всего шестнадцать.
— Главное, чтобы Камимура выдержал обстрел, — беззвучно произнес Того, пристально рассматривая попавшие под страшный удар японские броненосные крейсера. Главную цель русский командующий рассмотрел быстро — кто бы сомневался — этот адмирал самый коварный, у него чутье бить по тем, кто самый слабый. А таким был специально поставленный последним в колонне бывший чилийский крейсер. Новая «Асама», даром, что явилась для «старой», погибшей в первый день войны, прототипом, имела короткий и узкий броневой пояс, который в английском флоте называется «набедренной повязкой». Но почему-то этот хитрец Вирениус перестраивать свой отряд не стал, оставив впереди три своих броненосца.
Если ты не понимаешь действий противника, то ожидай от него искусного смертельного удара — это правило Того запомнил накрепко, и много раз убеждался в его горькой правоте.
И сейчас стал приглядываться, и удивление возросло. По идущей второй «Токиве» стали стрелять все три броненосца — это ожидалось, корабль имел худшее среди четверки бронирование, а потому русские часто избирали его своей целью. И оставалось только надеяться, что корабль долго продержится в строю. А вот вражеские броненосные крейсера, как и заранее предвидел Хейхатиро Того, начали стрелять по «Асаме», вот только высоких водяных гейзеров стало куда больше, чем прежде.
Хейхатиро быстро пересчитал самые большие всплески, их было восемь — это означало, что русским привезли новые восьмидюймовые пушки, и они поставили их на баке и юте «Громобоя». Да еще с русских крейсеров стреляло по десятку шестидюймовых пушек, почти не опасных для неплохо защищенной «Адзумы». Однако способных быстро изрешетить практически не прикрытый броней весь борт «Асамы». Лучше было бы поставить в линию «Касугу», но не стоило, памятуя, что у «гэйдзинов» скоро пойдут в бой большие бронепалубные крейсера, среди которых затесался «Баян». А угроза от последнего исходила явственная…
Флагманский броненосец «Цесаревич» в бою — Желтое море, желтое небо, желтые взрывы шимозы…
Глава 37
— Все правильно, Александр Михайлович — не следует пугать японцев, выставляя против них сразу все наши корабли. Да и выставлять по большому счету можно только «Наварин», и то под вопросом остается эффективность его артиллерии — старые пушки на дымном порохе. А «императоры» с их девятидюймовой артиллерией против броненосцев Того как-то «не катят» — не больше, чем мальчики для битья. А за крейсерами Камимуры не угонятся, не та у них скорость. И учтите — японцы могут легко поднять ход на два-три узла, и тогда «ходоки» Ухтомского сразу отстанут. А нам не стоит выходить с восемью вымпелами против одиннадцати вражеских — попахивает серьезными потерями у нас, а не у врага.
— Я так понимаю, что броненосцы вице-адмирала Скрыдлова будут полезны, когда придется добивать любой поврежденный корабль противника, раз Степан Осипович приказал находиться им поблизости.
— Совершенно верно — по опыту боев мы сделали вывод, что нужно выделить несколько кораблей в резерв, самых тихоходных. А теперь нас крепко сдерживают транспорты — и то радость, что Того в драку полез, и дает нам прекрасную возможность разбить его по… Япона ты моя канадзава! Это что такое происходит, твою мать⁈
«Сисой Великий» выкатывался из строя через четверть часа после начала обмена полноценными залпами. Зрелище было страшное — центральный каземат запылал как доменная печь, из амбразур вылетали длинные языки пламени, и в бинокль было видно, как выбираются канониры, пытаясь покинуть пылающую батарею.
И тут Андрей Андреевич вспомнил, что точно такое же случилось с этим броненосцем в Цусимском бою. Видимо, у истории слишком сильная инерция — ведь недаром говорят, что кому суждено быть повешенным, тот не утонет. А горели пороховые
