1924 год. Наследница (СИ) - Тюрин Виктор Иванович

   - Они сами по себе едут? - кое-что прикинув в голове, спросил я его.

   - Документы выправляют на каждого человека, но с каждой группой едет старший, являющийся сотрудником этого наркомата и сотрудник ОГПУ. У них будут списки всех участников этой поездки, но меня заверили, что никаких проблем не будет.

   - То есть они все там в доле, - усмехнулся Владимир.

   "Чуть не влипли, - подумал я, услышав о таком раскладе.

   - Я даже сказал им, что один из них ребенок. Маленькая девочка. А им без разницы. У них, видите ли - одна цена на всех, - продолжил возмущаться Зворыкин.

   "Это он зря сказал, а я не предупредил. Ладно, что сделано, то сделано".

   - Нет, этот вариант отпадает. Спасибо, Петр Сергеевич. Буду думать дальше.

   - Александр, с вами хотела поговорить Авдотья Васильевна, - увидев мой удивленный взгляд, он продолжил. - Насколько я могу судить, она хочет вас видеть из-за письма, которое получила буквально на днях.

  От кого пришло письмо я сразу понял, поэтому спросил: - Когда будет удобно подойти?

  Тот достал часы, щелкнул крышкой: - Можно пойти прямо сейчас. Пока доедем, у нее как раз рабочий день закончится.

   Сегодняшний день оказался полным неожиданностей, когда Гришутина, отведя меня в сторону, неожиданно сказала: - Позавчера мне пришло письмо. Наталья Алексеевна лежит в больнице и пишет, что уже оттуда не выйдет.

  На ее лице появились слезы.

   - Мне очень жаль, но как все это ко мне относится? - недоуменно спросил я ее.

   - Дело в том, что перед самым отъездом в Красноярск княгиня доверила мне одну тайну. Наталья Алексеевна просила ее хранить пока не придет время, но в этом письме, она просит меня поведать о ней вам, Александр.

   "Надеюсь это не еще один ребенок или какой-то престарелый родственник".

  Исходя из этих мыслей, я попробовал отказаться: - Так может не надо. Пусть она тайной так и остается.

   - Не могу. Это ее последняя воля, так она и написала в своем письме. Вы готовы меня выслушать?

   - Готов, - обреченно ответил я.

  К моему удивлению, суть этой тайны заключалась в кладе Юсуповых, который остался здесь, в Москве. Сокровища были спрятаны в надежде, что ситуация в России изменится и они когда-нибудь смогут вернуться домой. Уже находясь в эмиграции, Юсупов каким-то образом связался с княгиней и видно, от отчаяния, предложил такой вариант: он согласен отдать четверть стоимости клада тому, кто доставит спрятанные им богатства за границу. После этого короткого рассказа, Авдотья Васильевна, со всеми подробностями, рассказала мне о месте, где спрятаны эти сокровища. Я задумался.

   "Вообще-то интересное дело намечается. Мне оно по душе, если его уже, конечно, не нашли. Но почему Юсуповы обратились к княгине? Что старушка могла сделать, даже если они при этом знали, что она кристальной души человек? Скорее всего, это предложение ей было сделано от полного отчаяния. Иначе никак".

  А вот почему княгиня решила доверить эту тайну мне, догадаться было нетрудно. Она видела во мне авантюриста, но со своим понятием чести, а кроме этого видела мое пренебрежительное отношение к деньгам и золоту, из чего сделала соответствующие выводы.

   - Это же сколько лет прошло, Авдотья Васильевна. За это время клад могли уже десять раз найти. Или комиссары или те, кому Юсуповы посулили четверть. Скажу прямо, не думаю, что они только одной княгине рассказали о своей тайне.

   - Вы не правы, Александр. Кроме княгини Юсуповы больше никому не доверили свою тайну, да и мне об этом не рассказала, вот только она уже не рассчитывала когда-либо вернуться в Москву. Теперь о сокровищах. Их еще не нашли. Я каждый день читаю газеты, а о такой находке сразу бы власти написали. Единственная новость, так это то, что дворец Юсуповых передали наркомату просвещения, который собирается открыть там Музей дворянского быта.

   - Честно говоря, у меня и своих проблем хватает, так что обещать ничего не буду.

   - А я ничего от вас и не требую. Я предсмертную просьбу Натальи Алексеевны выполнила, передала вам то, что она мне завещала. Моя совесть чиста. Как вы поступите с этими сокровищами, только вам решать. Единственное, о чем хочу вас попросить: не втягивайте в это дело Петра Сергеевича. Очень вас прошу.

   - Хорошо. Не скажу ему ни слова.

   - Храни вас бог, Саша.

   Начальник секретно-оперативного отдела уже знал о стрельбе на конспиративной квартире и четырех трупах, из которых один был его сотрудником, к тому же ему уже было известно о смерти дипломата. Он прекрасно знал, что все это касалось его только краем и на нем практически никак не отразится, но по сути дела это был провал. Крах его личной операции! Он терпеть не мог проигрывать, и стоило ему об этом узнать, как появилось желание не просто убить Давиденко, а повесить его на видном месте, чтобы другие видели, боялись и знали, что бывает за подобные ошибки. Вспышка гнева прошла и теперь он хотел знать, почему все так получилось.

   Утром он был на совещании и как только вернулся в свой кабинет, сразу вызвал своего заместителя. Сейчас Давиденко стоял перед ним навытяжку, всем своим видом изображая преданность, хотя внутри у него все дрожало мелкой дрожью, так как он знал своего начальника, а значит, его карьера и жизнь сейчас висят на ниточке. Ошибки в делах и раньше случались, но такого явного провала у них еще не было, а самое главное, он просто не представлял, кто мог так резко и грубо поломать их план. Вот как теперь это объяснить своему начальнику?

   - Как у нас дела, Давиденко? Все хорошо? - с иллюзорной теплотой в голосе спросил хозяин кабинета, получая удовольствие при виде потного и бледного лица своего помощника.

   - Никак нет. Плохо, товарищ начальник, - отчеканил тот.

   - А кто-то меня недавно заверял, что дело будет несложным и у нас все получится. Или это был не ты?

  Несмотря на то, что голос его начальника был как бы спокойным, Давиденко, хорошо его знавший, понимал, что это внешнее спокойствие вроде как затишье перед бурей. А если она разразиться... Об этом ему сейчас даже думать не хотелось.

   - Товарищ начальник, я полностью виноват, но при этом совсем не понимаю, как это могло произойти.

   - Он не понимает, мать твою! - закричал хозяин кабинета, начиная закипать. - А кто должен знать, что так случилось?! Кто, мать твою?!

   - Да не знаю я, откуда эти суки появились! Клянусь! Выскочили падлы, неизвестно откуда, словно чертик из коробки! - в отчаянии выкрикнул Давиденко, который действительно ничего не понимал. - Просто не понимаю и все!

  За полтора года совместной службы Клим Маркович прекрасно изучил характер и поведение своего заместителя, но сейчас он не играл никакой роли, он действительно был в полном отчаянье. К тому же сейчас Давиденко не пытался выкрутиться, ссылаясь на ошибки подчиненных, а взял и возложил вину на себя, заявив, что сам ничего не понимает. Подобные соображения притушили его гнев, заодно повернув его мысли в более спокойное русло.

   "Да что там, черт возьми, произошло, раз Семен истерить начал? Даже любопытно стало".

   - Что ты, как истеричная баба, разорался! Возьми себя в руки. Одна голова хорошо, а две лучше. Давай, рассказывай.

  Клим Маркович неторопливо взял из открытой коробки папиросу, прикурил, затянулся ароматным дымом в ожидании пока его заместитель придет в себя и соберется мыслями.

   - В самом начале все шло гладко. Забрали девчонку у поляков чисто, затем поселили у Катьки. Перед тем, как связываться с Заварзиным, я решил зачистить концы. Был у меня человечек для этих дел, вот я и отправил его разобраться с уже ненужными нам людишками.

   - А Стефан Подляский чем тебе помешал? - резко спросил хозяин кабинета, туша папиросу в пепельнице. - Он же дипломат. Или ты этого не знал?

   - Я что тут подумал. Он же, паскуда, вернется в Варшаву и начнет языком своим гнилым болтать налево и направо. А ведь он много чего по нашему делу знает, да и с пшеками мы на ножах, так что мало чего из этого выйти может. А так убили его неизвестные бандиты и концы в воду. Пусть они к уголовному розыску свое недовольство высказывают.