Бастард Ивана Грозного 1 - Михаил Васильевич Шелест
— В башню тебя посадить, что ли? — Продолжал он. — Будешь сказки сказывать, а писцы записывать… А?
Саньку спросили и он ответил.
— Ты, Алексей Фёдорович, волен поступать, как знаешь. Но ежели в крепость закроешь, то и я закроюсь. Ничего от меня не получите. Веришь мне? Вы будете меня железом жечь или на куски резать, но я не почувствую боли. Хочешь проверить? Но тогда эти слова станут последними, что ты от меня услышишь. Во мне нет ни боли, ни жалости, ни к себе, ни к другим. И такой разговор у нас с тобой последний. Даже и не думай начать.
Адашев выслушал Саньку молча, улыбнулся и протянул ему ладонь. Санька руку пожал.
* * *
— У лукоморья дуб зеленый, — начал Санька.
— Златая цепь на дубе том.
И днем, и ночью кот ученый
Всё ходит по цепи кругом.
Идет направо — песнь заводит,
Налево — сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит…
— А что такое — «лукоморье»? — Спросил царь.
— Излучина моря.
— А что такое «море»?
Санька вздохнул.
— Озеро огромное и вода в нём солёная. Ты, государь, не перебивай, бо складу не будет.
— А… Окиян. Рассказывал мне Оболенский. Ладно, сказывай дале.
— Там на неведомых дорожках
следы невиданных зверей.
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей.
Там лес и дол видений полны.
Там на заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской.
Санька знал Пушкина наизусть. И не только «Руслана с Людмилой» и «Онегина», но и массу других стихов. Александр Викторович вообще любил поэзию. Особенно про природу и сказки. У него была отличная память, а детям читать он любил.
До начала действия они добирались долго. Иван расспрашивал про бабу ягу и про другую нечисть, про колдунов и говорящих котов. Санька не расстраивался, что его перебивали. Он сконцентрировался, чтобы не заснуть и пока со сном справлялся.
Первые строки произведения поразили Ивана.
— Владимир-Солнце пировал, — произнёс задумчиво он. — Так от сказ про предка нашего?! Забавно! И складно. Никто мне таких сказок не сказывал. Продолжай.
И Санька продолжил. Уже он дошёл до разговора Руслана со старцем и не слыша дыхания царя, думал, что тот уснул, когда услышал вдруг:
— Но зла промчится быстрый миг. На время рок тебя постиг. Как там дальше?
— С надеждой, верою веселой иди на всё, не унывай. Вперед! Мечом и грудью смелой свой путь на полночь пробивай, — продолжил Санька.
— Это про меня, — сказал Иван. — У меня тоже украли невесту. А мне она понравилась.
— Ты про Анастасию? — Осмелился спросить Санька.
— Да, — грустно сказал Иван.
— Так и женись на ней. Она же сирота. На попечении дядьки. Ну и что, что он злодей затевал госпереворот. А кто здесь другой? Все спят и видят себя на троне. Ну, или сильно рядом…
Санька вдруг понял, что царь его внимательно слушает и испугался.
— Ты, волхв, всё верно говоришь, но твоего совета никто не спрашивал, ведь так?
— Так, государь. Прости.
— Прощаю. Ты, человек дикий. Но далее остерегись. Понял ли?
— Понял, государь.
— Тогда продолжай сказку.
Иван сам остановил «сказочника» словами: «Завтра доскажешь. Спи прямо тут», перевернулся на левый бок и тут же уснул. Санька тихо из царёвой спальни вышел и наткнулся на спящего прямо у двери Адашева.
— Ну что? — Встрепенулся тот.
— Сказал спи прямо тут.
— Ну так и спи. Раз сказал, так и надо делать. А то он грозный, как не по его. Сейчас тебе шубу принесут.
Адашев нырнул в темноту и вскоре лежанка у царской постели для Саньки была готова. А тому многого было не надо. Санька даже не укрывался, хотя в спальне чувствовалась сильная прохлада. Он лёг на шубу и сразу провалился в глубокий сон.
Среди ночи Саньку разбудил крик петуха. Не понимая, что за напасть, он приподнялся на лежанке. Иван тоже поднялся в постели и сел. Стукнула дверь и в спальню зашла дородная женщина с царским одеванием. Сонного Ивана Васильевича одели и под руки вывели из комнаты На Ракшая никто даже не взглянул.
Ну и ладно, — подумал он и снова провалился в сон… И был снова разбужен через некоторое время ором «певчей» птицы.
Там, где жил Ракшай, ни кур, ни петухов не водилось. Это птица капризная, зерна требует, а где оно, то зерно, когда и людям не хватает? А на царском подворье петуха, значит, держали… Будь он неладен!
Сон больше не шёл. По предыдущему опыту общения с петухами, Санька знал, что они кричат раза три за ночь, и с утренними петухами простой люд просыпался и брался за работу. На работу Санька идти не спешил и потому, выбежав «до ветру», тут же во дворе занялся зарядкой.
Сделав кругов двадцать пробежки со всевозможными выпадами, наклонами и движениями руками, Санька перешёл к прыжкам и приседаниям, потом занялся отжиманиями и растяжкой. Увидев в сумраке просыпающегося зимнего дня под навесом дровяника лежащий на чурбане колун, он решил, что колка дров — наилучшее физическое упражнение для растущего организма.
Осмотрев заготовленные для раскола поленья, Санька примерился к топорищу. Рубщик, вероятно, имел руку побольше Санькиной и первые несколько чурок с первого раза колоться не хотели. Только с седьмого раза от здорового пятака стали откалываться не щепки, а нормальные полена. Для колки стоял невысокий широченный чурбан в два обхвата, но затащить на него чурки Ракшай не мог, да и роста его вполне хватало для колки с земли.
Работа заладилась и Санька не заметил, как переработал все заготовленные для колки чурки. Тело его горело, рубаха взмокла и он накинул свой кожушок.
— О! То верно, — раздался сзади голос. — Ты кто таков? Чьих будешь, малец?
Санька давно приметил присевшего на ступеньку заднего крыльца молодого парня, но виду не подавал.
— А ты кто такой? — Спросил Санька.
— Я-то? Ивашка. Растопщик дворцовый.
— А я из пришлых. Царю сказки на ночь рассказывал.
Положив колун, Ракшай присел рядом на чурбан, подложив разложенный треух.
— Много сказок знаешь?
— Много, не много, то моё дело.
Санька сидел и отдыхал. Уже рассвело. С крыльца скатилась босая девка.
— Эй, малец, — крикнула она. — Тебя государь утренять кличет. Поди ж скоро.
Она резко
