Целитель-7 (переработанная версия) - Валерий Петрович Большаков

— Да-а… — задумчиво покивал Игорь Максимович, прихлебывая. — Воистину, ничего нового. Всё это уже было… Нас боятся — и не дают расти. Что Крымская война, что Великая Отечественная — это всё попытки Запада ослабить, обессилить Россию, истребив миллионы лучших!

— Вывод, — сказал я спокойно, вертя в пальцах баранку, — нужно Запад опередить. Чтобы не мы их, а они нас догоняли! И самим их ослабить — до разрухи и полного отстоя! Пусть нищают, дерутся за кусок хлеба, пусть черные гоняют белых, а мигранты — коренных!

— Вы, Миша, пришли к верным выводам. Теперь пора принимать меры… — Котов тонко улыбнулся, и качнул чашкой, как бокалом: — Слабый пользуется ситуацией, а сильный создает ее!

Суббота, 10 декабря. День

Псков, улица Профсоюзная

Я, как зашел в Центр, сразу затопил необъятную печь, изукрашенную изразцами до самого потолка. Местные умельцы отлили вычурную дверцу из бронзы — она затворялась с коротким звоном, а не с обычным чугунным скрежетом. Охапка за охапкой, дрова исчезали в топке, исходя дымом — печка гудела негромко и солидно, нагоняя тепло.

Подметя ошметки коры, я разогнулся и довольно, по-хозяйски осмотрелся.

Реставраторы — просто молодцы, палаты не узнать. Своды распускались причудливыми каменными букетами из кряжистых витых колонн, как из вазонов, сплетаясь в перекрестьях на потолке. Ковровые дорожки укутывали холодноватый каменный пол, и даже мебель, тяжеловатую, основательную, выточили в стиле русской готики, а на длинном монастырском столе в рядок стояли позеленевшие от времени подсвечники.

Порой даже мурашки по спине, до того воображение разгуляется. Вот сейчас… Сейчас обернусь, а Олександр корпит за столом, пером чиркая по неотбеленному листу…

Я вздохнул, но долго предаваться «многим печалям» не удалось — дверь отворилась, впуская девичье хихиканье да законцовки веселой болтовни.

«Красота-то какая! — мои губы поплыли в ухмылке. — Лепота!»

Рита, Светланка, Наташка, Альбина, Тимоша… Все тут.

Надбавив голосу величественности, я прогудел, с достоинством кланяясь:

— Исполать вам, красны девицы!

— Гой еси, добер молодец! — еле выговорила моя половинка, и прыснула в ладошку. — Испуга-ал! Я уж думала — всё, Средние века!

— Ой, тепло так! — воскликнула Ефимова, приближая ладони к печному боку. — И смолкой пахнет, как у бабушки в деревне!

Светлана первой скинула пальто мне на руки, и чмокнула в щеку. Со стороны это выглядело легковесно, по-приятельски, но я один ощущал глубину чувств, скрытую за мимолетной лаской.

— Девчонки, раздеваемся!

— Совсем? — игриво засмеялась Зина.

— Не, пол холодный! — отшутился я, принимая «экологичную» шубку из красивой, но негреющей синтетики.

— Мы не зря собрались именно в палатах моего пра-пра-пра…

— Ой, тут так интересно!

— А еще здесь легко думается…

— Да-а! — теперь меня прервала Рита.

— Девочки, — укорила подружек Наташа, — дайте Мише договорить.

Девочки моментально приняли чопорный вид, и уселись за стол, сложили руки, как примерные ученицы.

— Вы сами почувствуете здешнюю… не знаю даже, как сказать… Ауру, что ли? Но это чуть позже… — я вздохнул.

— Ну-ка, ну-ка… — потянула Рита заинтересованно.

— Ой, можно, я! — затрясла рукой Альбина, будто на уроке. — Можно, я! Миша-а… Ты как будто стыдишься…

— Вот же ж, — усмехнулся я, — выучил на свою голову… Да не то, чтобы стыжусь, просто… Знаешь, бывает неприятно, когда представлю себе… Ну, поделился энергией, ладно. Так ведь и ответственностью тоже! А сколько опасностей накликал на ваши красивенькие головки?

— Да ничего с нашими головками не сделается! — отмахнулась Тимоша. — И дурью не майся, ладно?

— Во-во… — ворчливо поддакнула Ивернева. — Бывает, конечно, страшновато, но ведь ты передал нам… ну, как бы невидимое оружие, защитил нас!

— Ой, всё, хватит об этом! — неожиданно твердо заявила Ефимова. — Миша, никто из девчонок не хочет вернуться к прежнему. Помнишь, ты сказал на прошлом занятии, что "шакти" не просто задержалась в нас, а как-бы прижилась? И теперь где-то вот здесь, — она коснулась головы, — тысячи, а может быть, и миллионы клеток сами генерируют эту непонятную энергию мозга! Ты с такой опаской это говорил… Боялся, что всё, необратимо? Мишечка, да это просто здо-ро-во! И ничего нету расчудесней!

— Понял? — поплыла в улыбке Рита.

— Понял, — закряхтел я конфузливо. — Ладно, проникся…

На улице стемнело, но никому и в голову не пришло включать свет, беспощадный к тайне — зажгли свечи. Их трепещущего сияния хватало, чтобы разбирать выражения лиц, а большего и не требовалось.

На улице заметало, снежная крупка шуршала в волнистое стекло, а в трубе гудело и завывало. Сухое тепло заволокло весь зал, проникая даже в коридорчик, уводивший к инструменталке и удобствам. Из поддувала вырывались мятущиеся алые блики, они елозили по полу, шатали тени на стенах… Хорошо!

Уж не знаю, дул ли целитель Олександр чай из самовара, а вот мы всей дружной компанией уговорили чуть ли не ведро. Пирожки, ватрушки, котлеты в тесте, рожки с повидлом — всё слопали.

Девчонки разбрелись. Рита со Светланкой спустились в подвал — не удивился бы, что для обмена опытом по воспитанию мужчин. Наташка увлеченно, но почтительно листала пергаментные страницы рукописного «отреченного» травника-изборника, «избор от много отец и мног книг». А Тимоша с Алей шушукались в уголку, переживая заново чтение мыслей своих избранников.

— Ай-яй-яй… — укоризненно покачал я головой. — Вам что, мало слов? Они ж не врали, когда вам в любви признавались.

— Не врали, — вздохнула Зина, и заулыбалась: — Понимаешь, когда Дюха говорит, что любит, это приятно. Но, когда я слышу, как он думает обо мне, приятней вдвойне!

— Ой, втройне! — подхватила Аля. — Ведь в мыслях не притворишься!

— Ты только не говори им, ладно? — растревожилась Тимоша. — А то обидятся!

— Ладно, это наш секрет… — явил я милость. — Девушки, пора! Давайте, в круг! Еще один прогон.

С дровяным грохотом мы составили стулья, и расселись, взяв друг друга за руки для пущего телесного контакта — девчонки мои еще не настолько умелые, чтобы "шактить" порознь.

— Куда-а? Это мое место!

— Хитренькая такая!

— Ой, девочки, не ссорьтесь…

Справа от меня мостилась Рита, а слева ерзала Ефимова. Ее шея и плечи были слегка оголены, и я в который раз поразился чистоте алькиной кожи — не то, что прыщика, даже родинки или конопушки ни единой! Матовая гладь цвета слабого загара…

Собравшись, я ухватил ладошки соседок, и выдохнул:

— Взялись за руки… Начали! Изгоняем все ненужные мысли, отрешаемся от земного и небесного, сосредотачиваемся…

Меня окатило жаркой волной — могучий