Жорж Милославский. Конец эпохи (СИ) - Ра Юрий
— Гениально! Вот можешь порой головой работать, Милославский! Почаще так делай вместо того, чтобы начальство рубить на винегрет. Когда напишешь?
— Часа мне хватит, вы проверите, а потом пошлем Машу вручную отнести и решить вопрос. Я так мыслю.
— Принимается! Маша, хватит недовольно сопеть. Кто-то хорошо работает головой, кто-то ногами.
Ну всё, Милославский покойник! Маша поняла, что не простит ему такую подлянку. Молодую красивую и давно работающую сотрудницу посылают в газету как курьера, а зеленого сопляка оставляют работать головой. С другой стороны, она пойдет не курьером, она пойдет договариваться о размещении статьи в газете. Этот прыщик такой вопрос не потянет, мал еще серьезные вопросы решать. Всё равно не жить гаденышу! Третий год тут работаю, а этого только приняли, и уже грамоту выписали обкомовскую. Скотина такая!
Сказано-сделано! По формату получилась скорее статья, нежели заметка, как сказал Саенко. Ему виднее. Начальник чуток поправил, я еще раз перепечатал и подписал своей фамилией. Миша позвонил по телефонуредактору «Молодого коммунара», попросил обязательно вставить статью в очередной выпуск за подписью инструктора отдела Милославского.
— Гордись, Жора, твоя первая публикация в газете областного масштаба. С тебя причитается.
— Да, так низко я еще не падал. Областная газета, да еще за моей подписью.
— А ты что, уже печатался?
— В «Пионерской правде» меня печатали как-то. Стихотворение отсылал шутки ради, а им зашло.
— Да ладно! Сохранился экземплярчик?
— У родителей валяется в архиве. К себе не перетаскивал пока.
— Мощно, у тебя оказывается еще один талант за душой. И сейчас пишешь?
— Не поверишь, Михаил, только что написал статью.
— Да ну тебя, я серьезно. Стихи пишешь?
— Сочиняется порой, но редко записываю. Или запишу, а потом потеряю. Или отдам кому бумажку, и с концами. На стихах нынче не заработаешь.
— Какой же ты меркантильный, Жорж. Но тут ошибаешься, авторы вполне неплохо зарабатывают. И кстати, наше комсомольское издательство не просто печатает молодых авторов, а еще и поддерживает деньгами всю комсомольскую организацию. Бюджет ВЛКСМ где-то на три четверти наполняется из доходов «Молодой Гвардии». Это тебе информация к размышлению о весе печатного слова.
— Ну не знаю, Михаил. Печататься в Молодой Гвардии, это надо правильные слова складывать.
— А ты неправильные складываешь?
— А я из нутра вытаскиваю и не смотрю на качество ископаемого, порой такое лезет, самому страшно.
— Вот тут верю, у тебя может и такое вылезти. Ты же чудовище по сути. Авторитетов не признаешь, говоришь без оглядки, якобинец какой-то. А давай что-нибудь такое, чудовищное. Вытащи, а? чтоб я оценил весь ужас положения.
— Ну ладно, сейчас вытащу из памяти что-нибудь якобинское:
Наступили на горло песне,
И сломали с хрустом гортань.
Захрипела. И стала честной.
А была до этого дрянь.
Песни крик захлебнулся кровью.
Песни стон разбудил людей.
Получается так, что снова
Рифмоплету помог злодей.
Ударяют по гонгу палкой,
Извлекая чистейший звон.
Барабанщику честь и слава.
Железяке — один урон.
Смолкли гении лихолетья
Зажрались ли, не в этом суть.
Не поют соловьи на воле…
Вот такая, выходит, жуть.
— И впрямь жуть. Милославский, о чем это твоё стихотворение?
— Не знаю. О нас? Или о ком-то конкретном? Может, про Виктора Хару? Помнишь, его в Чили расстреляли фашисты. Оно вот так само выходит и не объясняет смысла или мотивов. Каждый всяк сам разберись или забудь и не вспоминай.
— Ну если про Чили, то да, так можно. А в Пионерку такое же посылал?
— Почти.
— И напечатали?
— Вероятно в редакции работают смелые люди. Или диссиденты окопались.
И снова время потянулось как резина. По местному телевидению диктор устно рассказал про новую секцию, открываемую под эгидой областного комсомола, в среду вышла моя статься в «Молодом коммунаре» — тульском аналоге «Комсомолки». Самое удивительное, что в тот день нам в отдел позвонили из газеты выяснить мой точный адрес. Я в шоке — мне положен гонорар за статью! Сказали, придет квитанция, на почте получу причитающийся гонорар. А это, братцы, аж двадцать пять рублей! Вы как хотите, но четвертной, капнувший с неба, бодрит! Дошел смысл шутки Саенко о том, что с меня причитается. Целиком и полностью согласен — причитается. Как получу, организую обмывку первого гонорара. Я даже знаю, где. А может тут принято иначе? Нет, точно не в обкомовском кабинете, но вдруг надо в ресторан звать? У Маши спрашивать не буду однозначно, а больше близких знакомых в обкоме не завел. И Маша еще та близкая знакомая. И боюсь, с ней уже поздно начинать дружить. Раньше надо было думать, до грамоты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Пятницу провел на базе, устранял последние недоделки по официальной версии. На самом деле, чтоб не торчать тупо в отделе или, не дай Локки, не заставили перебирать чужие бумажки, просто сбежал. Дособрал зерцальник, подогнал по себе. Посмотрел в ростовое зеркало, решил первое занятие проводить в нем. Довел до ума мишень для метания ножей, собрал для неё большой щит из остатков досок. Знаю я, как выглядит процесс метания ножей — минимум половина летит в стену. А стену жалко. Пусть в доски попадают, раз в мишень не могут, бездельники косорукие!
Сходил до велотрека, сам трек меня не заинтересовал, а вот с мастером, который велосипеды их обслуживал, познакомился. Никита Андреич находился в предпенсионном возрасте и явно скучал — сезон закончился. Тульские велогонщики не просто были на слуху, а задавали тон велоспорту в СССР и во всем мире. Так что обычно у него было много разной и очень важной работы. Велик — аппарат капризный как скрипка, для виртуозной игры требует кучи всяких тонких настроек, нюансов много. А тут затишье до весны. Прежде всего меня интересовал инструмент, и он не порадовал. Кто ж знал, что подходы принципиально разные к снаряжению в истфехе и велоспорте! Там, где я правлю молотком на наковальне, они постукивают молоточком на руках, надфилёчком, шкурочкой меленькой… Тут даже тиски такие, что дай мне в пользование, сверну всё нафиг. Абсолютно бесполезная мастерская. Вместо наковальни пятачок, вместо горна паяльная лампа. Спасибо, не надо. Но хоть пообщались за жизнь.
В пятницу ближе к вечеру на огонек пришли футболисты. В этом году они слили всё, что можно и лежали на дне второй лиги. Видимо под таким настроем и приперлись:
— Здорово, малой!
— Малой дома сидит, вам чего?
— Что, как грубо, или тоже за «ТОЗ» болел?
— Да мне ваш бывший «ТОЗ» по барабану, слили и слили. Всё равно в СССР футбола как нет, так и не будет.
— Парень, нам рассказывали люди, тут где-то наливают. По-человечески просим, подскажи. А то не успеваем отовариться, только с тренировки. — Вот у людей грамотный подход, понимаю таких целеустремленных, хоть и не уважаю.
— Да он откуда знает, он сопляк совсем. Комсомолец, а с чего ты вдруг наш «ТОЗ» бывшим назвал? Мы же не вылетели из лиги!
— С того, что вы больше не будете играть под этим названием. Несчастливое он для команды оказалось. «Арсеналом» будете теперь.
— Да ладно гнать! За базаром следить надо.
— Откуда такие сведения, комсомолец?
— Сам же комсомольцем назвал. Я инструктор отдела спортивной работы обкома ВЛКСМ. Кому как не мне быть в теме?
— Что-то ты молодой для инструктора, не заливаешь?
— Удостоверению поверишь? Смотри.
— Отбой народ, тут точно не нальют. Комсомол туточки рулит.
Вот так налил разок строителям, а круги пошли такие, что хоть точку подпольную открывай. Урок мне на будущее.
— Слушай, Комсомол, а чего у вас тут затевают? Видели, ремонт сделали, таскали снаряжение какое-то. — И эти Комсомолом звать начали, какое-то тут место особенное что ли?
— Новая секция по историческому фехтованию завтра начинает работать.
— Это на шпагах?
— На мечах.