Сотник (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Наконец, он открыл глаза.

И очень вовремя.

В пролесок влетели на рысях первые татары. Действительно – не пастухи-ловцы. Это были обычные конные воины степей. Влетели и по инерции продолжили двигаться, хотя уже явно завертели головой, заметив и все войско в целом, и сотню, выстроенную для атаки.

– Рысью! Вперед! – рявкнул Андрей. Дистанция была небольшая, поэтому рысь годилась в самый раз для начала разгона.

Крикнул, да пришпорил своего коня, чтобы не отставать.

Опустил забрало. Перехватил копье удобнее.

Он двигался с правого фланга первой десятки. И за ним находилось его отделение управления, выполнявшее заодно функцию телохранителей. Дабы, в случае чего, вырваться.

– Копья готовь! – крикнул сотник, когда до врага оставалось шагов тридцать.

Эта команда подразумевала одновременно с тем переход в галоп. Что первая десятка и сделала.

Вторая пошла в атаку с некоторой задержкой. Так, чтобы первые оторвались хотя бы корпусов на десять. Третья поступила также. Что порождало своеобразные волны, оставляющие некий простор для маневра.

Татары отреагировали по-разному.

Большинство развернуло своих коней на атакующих, и пошли на сближение. Часть попыталась уйти, столкнувшись с наседающими из пролеска своими же. Другая часть, отклонилась в сторону, дабы пройти мимом русского войска. Но за ними тут же увязались казаки.

Секунда.

Вторая.

Третья.

И удар.

Сам Андрей целил своим копьем бесхитростно – в щит всадника. Тот им прикрывался на что-то надеясь.

Плетеный щит – это ветки лозы, сплетенные в этакое плоское блюдо приличного диаметра, обтянутое сыромятной кожей с последующей сушкой. От сабли защищали такие щиты добро, как и от стрел. И даже от ударов легких копий. А вот таранный удар по сути дела пикой не держали. Тем более, что ломовые копья, как их Андрей называл, имели небольшие граненые наконечники. Считай – этакие игольчатые штыки. Так что щит они пробивали словно мягкое, теплое масло. Как и расположенного за ней всадника в кольчуге. А тонкостенное клееное древко лопалось на изгибе, ломаясь.

Прекрасное оружие первого удара! Оно позволяло «минуснуть» неприятеля с изрядной гарантией, резко повысив свои шансы на успех.

Как говорится – раз и на матрац.

Нанеся удар копьем, Андрей отбросил его обломок и, выхватив саблю, начал орудовать ей, продвигаясь вперед. Это было важным моментом. Так как противник располагался рассеянно, сквозь его формацию можно было с боем проходить вперед довольно уверенно. Давая возможность второй волне также ударить в копья.

Саблю, впрочем, выхватили далеко не все. Большинство к неудовольствию Андрея, потянулись к клевцам. И начали орудовать ими.

Ему такой выбор совсем не понравился. Ибо саблей хоть и тяжело кого-то убить в конной свалке, скорее ранить, но ты не застревал, не сцеплялся и оставлял себе свободу для маневра. С клевцами уже так не выходило. Там ведь выдергивать оружие после удара приходилось. Да и потерять его можно было легко. Однако народу они очень нравились, и они за них охотно схватились. Впрочем, не надевая петли кистевые…

Вторая волна накатила не менее сокрушительно, чем первая. А за ней третья.

После чего в дело вошли конные лучники – послужильцы. Они не лезли в собачью свалку, просто сблизились и начали стрелять. Особо даже не маневрируя. Чтобы точнее бить.

Имелся, конечно, немалый шанс на friendly-fire, но ламеллярные доспехи помещиков стрелы с двадцати-тридцати метров более-менее держали. В отличие от степных кольчуг. Что кардинально повышало эффективность этой самой собачьей свалки. Ведь у татар рассеивалось внимание и приходилось немало крутится, чтобы и от стрел щитом прикрывать, и в рукопашной хоть что-то делать. Хотя бы парировать удары или принимать их на щит.

Бой продлился буквально несколько минут.

Быстрее в этой свалке неприятель просто не успел понять, что происходит. Поэтому, когда татары начали общее беспорядочное отступление, потеряли они уже очень прилично личного состава.

И тут началось самое для них «приятное».

Помещики, убрав свои сабли, а клевцы к тому времени потеряли уже почти все, схватились за луки и бросились в погоню, стреляя. Подгоняя коней шпорами. Лошади их прошли не так много, поэтому еще имели некоторый запас сил. К ним опять же присоединились послужильцы с более-менее свежими лошадьми. И стреляли они, не тщательно целясь или взвешивая каждый выстрел, а бегло. Просто туда. По силуэту. «В ту степь». Благо, что отряд татар отходил достаточно скученный и был все еще не мал.

Стрел у них хватало. И они могли себе такое транжирство. Из-за чего потери неприятеля также возросли, как и категорическая степень деморализации.

– Ох-хо-хо… – констатировал Шереметьев, подъехав к месту стычки.

Эффект от столкновения выглядел пугающим. Редкое копье ушло впустую. Ужасая видом пронзенных насквозь воинов прямо в доспехах, а нередко и вместе со щитами. Кое-где валялись просто, непонятно на первый взгляд от чего погибшие. Рядом с ними лежали трупы с застрявшими в них клевцами. Тоже не самая приятная смерть. Ползали раненые, побитые стрелами. Кое-кто из них сразили наповал, но большинство лишь ранило. В разной степени.

Погром был совершенный.

Причем воинов сотни среди них практически не наблюдалось.

– У меня двое погибших и девять раненых, семь из которых легко. Им уже оказывают помощь.

– Двое погибших? – ошалело переспросил князь Вишневецкий.

– Да. Плохо. Но от случайностей на войне никто не застрахован.

– Плохо?! Да это не вероятно!

– Учитывая различие в организации и снаряжении – это дурной результат. – продолжал настаивать Андрей.

– Сколько их ушло? – поинтересовался Шереметьев.

– Сотни две, может несколько больше.

– А положили твои сколько?

– Пересчитаем.

– Зачем?

– Чтобы точно знать и трезво оценивать свои силы.

– Ну… – нехотя произнес Шереметьев. – Добре. Считайте. И было бы не дурно вновь казачков выставить вперед.

– Сделаем, – улыбнулся Вишневецкий. Ему самому очень глянулась идея боевого охранения после этого боевого контакта.

Люди Андрея пересчитали раненых и убитых. Да еще уточнили – кого каким оружием сразили. Что парень и занес в свой журнал боевых действий.

Сотня же его уже спустя четверть часа вновь была готова к бою. Копья им выдали из обоза новые. Чеканы подняли и вернули. Перепутав безбожно, но это было и не важно по сути. Ибо все одно – одинаковые.

Двадцати трем требовалось, правда, поправить доспех, заменить поврежденные пластины. Но это могло подождать до вечера. Еще у трех умудрились разбить клееные каплевидные щиты. Их им новые также выдали из обоза.

И все вроде.

Ах, ну да. Раненные. Им оказывали помощь. Андрею приходилось лично принимать участие в промывке и бинтовке ран. Что навело его на мысли, что он упустил огромный пласт в общей подготовке. Остро требовался лекарь со всем необходимым. А он про него забыл. Почему-то из головы совсем вылетело. Там, когда командовал десятком, все как-то решалось само-собой. А тут ему уже возиться с такими вещами было совсем не уместно… больше же некому.

Шереметьев же, после завершения допроса пленных, послал в Тулу гонца, дабы тот сообщил Царю – хан Гирей идет не на черкесов, а на Русь. И что идет он большим войском.

Допрос, кстати, курировал Андрей.

Он изначально велел повязать всех пленных и заткнуть им рты кляпом. Чтобы не сговаривались. А потом выдергивал по одному. Оттаскивал в сторону. И жестко допрашивали.

Показания же Андрей фиксировал на бумагу. Сведя по итогам допроса общую картину. Кто, откуда, куда и зачем. Очень емко, коротко и по делу. Что немало подивило Шереметьева, да и остальные командиры прониклись.

– Явно ведь не первый раз делает, – кивнул Вишневецкий в сторону Андрея. – Где он всего этого нахватался? Я-то, к примеру, такое впервые вижу.

– Лучше не спрашивай, – отмахнулся Шереметьев.