Стефан Геймс - Книга царя Давида
– И тебе чудится, – заключил Иосафат, – будто размолвка между Давидом и Мелхолой имеет какое-то отношение к казни в Гиве.
Вероятно, я сильно побледнел, потому что он как-то странно посмотрел на меня.
– Только люди злонамеренные, недоброжелатели царя Давида могут дерзнуть такое помыслить, – пробормотал я. – Но нельзя же умолчать об этой казни в нашей Книге, раз уж ее разыгрывают даже уличные лицедеи.
– Ах, Ефан, – сказал Иосафат, – хоть ты и историк, а избранника Божьего царя Давида знаешь плохо. Он сам заготовил ответ любому, кто попытался бы очернить его.
Видно, его рассмешило выражение моего лица, поэтому он весело добавил:
– Помнишь, наверно, что во дни Давида был голод? Не особенно долгий, всего три года. Однако в народе поднялась смута, пошел слух, дескать, Господь наказал Израиль за кровь на руках царя. Олух долетел до Давида, ибо у него были свои уши даже в самой захолустной деревушке. Давид сказал мне: "Иосафат, кровь, что на руках моих, пролита во славу Господа и ради благой цели, поэтому не из-за меня наказывает Господь народ Израиля. Постарайся припомнить, нет ли на ком кровной вины, которая еще не искуплена и не отпущена, тогда, возможно, нам удастся покончить и с голодом, и с нелепым слухом". Иосафат подлил себе вина.
– Тут мне пришло на ум, – продолжил он, – что в самом начале своего царствования Саул совершил поход на Гаваон и истребил гаваонитян, хотя Израиль и давал им клятву о мире. Я напомнил Давиду эту историю, он закрыл глаза, склонил голову, будто к чему-то прислушивается, а когда очнулся, то сказал, что ему был глас Божий, который он узнает среди тысячи других; Господь поведал ему: голод послан из-за Саула и кровожадного дома его, умертвившего гаваонитян.
Иосафат поглядел на свою чашу, словно опасаясь, как бы вино в ней не прокисло.
– Царь велел мне привезти оставшихся гаваонитянских старейшин в Иерусалим и объявить им, что Давид намерен искупить клятвопреступление Саула. Когда гаваонитяне предстали перед ним, Давид спросил: "Что мне сделать для вас и чем примирить вас?" Те ответили: "Не нужно нам ни серебра, ни золота от того человека, который губил нас и хотел истребить нас, выдай нам его потомков семь человек, и мы повесим их пред Господом".
Отпив вина, Иосафат причмокнул и сказал:
– Кое-кто у нас утверждал, что гаваонитя-не потребовали именно семерых потому, что без Мемфивосфея, сына Ионафана, потомков Саула осталось именно семеро, Мемфивос-фей же был калекой и не мог стать царем. Впрочем, утверждавших подобное клеветников оказалось немного, зато народ считал, что Давид должен выполнить требование гаваонитян, дабы голод прекратился.
– А как отнеслась к этому прискорбному событию принцесса Мелхола? – спросил я.
– С достоинством, – ответил Иосафат. – Со всегда присущим ей достоинством. А вот другая женщина, Рицпа, доставила нам немало забот.
– Сидя под виселицей?
– Казнили их, кажется, в первые дни жатвы, – продолжил Иосафат, – да, в самом начале жатвы ячменя. Рицпа взяла вретище, разостлала на горе под повешенными и сидела при двух своих сыновьях и пятерых сыновьях Меровы до самых дождей, не подпуская к мертвым телам ни птиц небесных днем, ни зверей полевых ночью…
Голос его дрогнул и затих. Лишь через несколько мгновений Иосафат заговорил снова, теперь уже раздраженно:
– Ох, уж эта Рицпа. Она хорошо знала своих соотечественников и доброе сердце Давида, который непременно сжалится над ней, как только потихоньку пойдет молва о безутешной матери сынов Израиля, что сидит неотступно при своих детях и отгоняет от них шакалов и стервятников. Однако и Давид знал, до чего израильтяне наряду с шумными шествиями и бесплатными пирами любят пышные похороны вроде тех, какие он устроил, например, Авениру или отрубленной голове Иевосфея. Поэтому Давид распорядился забрать останки Саула и его сына Ионафана, которые некогда были отобраны у филистимлян и лежали теперь захороненными в Иависе галаадской, а также взять тела повешенных и перенести все это в землю Вениаминову, в Целу, дабы похоронить на семейном кладбище в гробнице Киса, отца Саула. Царь Давид сам подобрал траурную музыку, а мне велел возглавить скорбное шествие; надгробную речь произнес священник Садок. Народ громко рыдал и причитал, словом, все решили, что Давид поступил великодушно.
– Как всегда, – подтвердил я, – как всегда.
ИЗ ПСАЛМА ДАВИДОВА
И воздал мне Бог по правде моей, по чистоте рук моих вознаградил меня.
Ибо я хранил пути Господни и не был нечестивым пред Богом моим.
Ибо все заповеди Его предо мною, и от уставов Его я не отступал.
Я был непорочен пред Ним и остерегался, чтобы не согрешить мне.
И воздал мне Господь по правде моей, по чистоте рук моих пред очами Его.
– У тебя нездоровый вид, Ефан, супруг мой, – сказала Есфирь, когда я вернулся в дом No54 по переулку Царицы Савской. – Расстроился из-за беседы с дееписателем?
– Мы говорили о казни. Она взяла мою руку.
– Да кто же таков этот Давид, сын Иессеев, что из-за него приходится бояться за свою жизнь? Бог сотворил равными и царя, и нищего, Он отпускает каждому свой срок, чтобы в назначенный час человек поник, будто колос под серпом жнеца. Может, нам лучше вернуться в Езрах, а, Ефан?
– Ах, Есфирь, – вздохнул я, – мы теперь точно овцы в загоне: куда ни ткнись, выхода нет.
На это она ничего уже не сказала.
Давно уже томит меня мысль о необходимости заняться историей Вирсавии.
Тут дело потруднее, чем эпизод с семерыми повешенными сыновьями и внуками Саула, ведь речь впрямую пойдет о мудрейшем из царей Соломоне, да и сама царица-мать Вирсавия жива-здорова.
В Израиле всем известно, что муж Вирсавии хеттеянин Урия погиб в подозрительно удобное для Давида время, благодаря чему Давид женился на вдове и сделал принцами обоих ее сыновей. Сплетничали об этом всюду, тем более что главные герои этой истории почему-то не особенно скрытничали, и все же отделить выдумку от правды здесь непросто.
Пророк Нафан довольно подробно описывает эту историю в своих воспоминаниях, и я склонен в основном поверить ему, ибо он был непосредственным свидетелем того, как зарождалась эта опасная связь и даже посвоему пытался повлиять на ход событий.
При всем свойственном историкам скептицизме я считаю, что нам повезло с Нафаном и книгой его воспоминаний, она вполне пригодный источник, если только не забывать, что ее писал человек себялюбивый и честолюбивый. Короче говоря, я отправился домой к пророку Нафану, коего застал в праздный час.
– Ах, это ты, Ефан. Едва я подумал о тебе, а ты и сам тут как тут.
– Ваш провидческий дар – одно из поразительнейших чудес нашего века. Воистину далеко не каждому посылает Господь сновидения, исполненные столь глубокого смысла, что наверняка способствует я написанию исторических трудов.
– Верно. Другие утруждают свою голову или роются в архивах, боятся, как бы не погрешить против фактов, я же просто жду наития от Господа.
– Но разве не надлежит воспоминаниям основываться на фактах?
– Чего стоит голый факт без живинки, без иносказания? Только не путай их с сумбуром и жалким лепетом у современных авторов, ибо та темнота не от Бога, а от простого неумения связно изъясниться.
– Полагаю, в вашем труде под предварительным названием "Книга Нафана" нашлось местечко для трогательной и прекрасной истории о том, как царь Давид полюбил госпожу Вирсавии?, и о том, сколь благословенно-сладостным оказался союз двух сердец, подаривший нам после множества злоключений нынешнего престоловладельца.
– Я старался изложить ее во всех подробностях.
– Смеет ли раб ваш надеяться, что вы предоставите соответствующие главы для использования их в Книге царя Давида; ваше имя, разумеется, будет должным образом упомянуто,
– Но мои записи хранятся в единственном экземпляре. Сам понимаешь, я не могу выпустить их из рук.
– Тогда нельзя ли прочитать их здесь?
– Когда на меня нисходит божественное наитие, я употребляю знаки и сокращения, которых тебе не разобрать. Впрочем, я сам тебе почитаю и даже отвечу на вопросы.
ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ ПРОРОКА НАФАНА; В СКОБКАХ ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА, СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТЫ НАФАНА
В тот вечер царь Давид пригласил для обсуждения кое-каких государственных дел своих ближайших сподвижников, в том числе меня, чтобы при необходимости выслушать мое прорицание. Против обыкновения царь опоздал, виду него был чрезвычайно встревоженный, так что я почел нужным спросить, не пригрезился ли ему на послеобеденном отдыхе сон, который потребно истолковать.
Царь взглянул на меня так, будто услышал голос с того света, и сказал: "Сон? Нет, Нафан, то был не сон, а живейшая явь!"
Священник Авиафар, писец Сераия и иные присутствующие засыпали Давида вопросами: может, все-таки видение? На кого больше похоже – на ангела или на человека? Короче, начался шум и гам. Давид, погладив бороду, сказал наконец, что это существо вполне сошло бы за ангела, не совершай сей ангел омовений, положенных женщине ежемесячно, а увидел он эту женщину, встав ото сна, с крыши своего дома при свете заходящего солнца. Писец Сераия тотчас сообразил, что это была Вирсавия, дочь Елиама, вышедшая замуж за хеттеянина Урию, тысячника, который сейчас воюет под началом Иоава, осаждающего аммонитский город Равву; как раз накануне похода Урия с женой и въехали в один из домов по западную сторону от дворца. Если будет на то царская воля, добавил Сераия, он сходит к Вирсавии и передаст ей, что она понравилась царю, а уж дальше все просто. Просто, да не очень, сказал Давид. Разве не принадлежат царю все дочери Израиля, удивился Сераия, в том числе те, кто замужем за чужеземцем вроде хеттеянина Урии?
