Андрей Величко - Дядя Жора

— Ясно, шеф, — кивнула Танечка, и четверка дам покинула кабинет.

Через полчаса вернулась Татьяна с Рексом на руках.

— Все в порядке, — сказала она, передавая кота Настеньке, — взяли, сейчас везут в Гатчину. Дело очень серьезное, так что…

Она вопросительно поглядела на Мари.

— Да что уж там, я понимаю, пусть идет…

По дороге в Гатчину Татьяна объяснила:

— Полет лейтенанта Конькова вы еще не забыли? Так вот, у него была невеста. Которая, кстати, в момент дорожного происшествия находилась именно в Москве… А когда с ней начали беседовать, после первых же вопросов она впала в истерику, вскоре перешедшую в нервную горячку, как сказали эскулапы. И умерла к вечеру… Мы начали копать и выяснили, что с начала века и до четвертого года в Москве функционировал какой-то мистический салон восточной направленности. Заправлял там азиат, по непроверенным данным, его фамилия Бадмаев. И эта невеста там неоднократно была замечена.

— ….! — Не выдержал я, — и как же это я про него не вспомнил? Давно пора было присмотреться.

Татьяна никак не прореагировала, она уже привыкла, что я могу знать что угодно. И продолжила:

— Со второй половины четвертого года Бадмаев исчез, салон распался. Но одна из его участниц недавно обнаружилась в Гатчине. Попытались побеседовать — то же самое, истерика, горячка, смерть. Но эту Ли-старший почти спас какими-то своими иголками. Так вот, он сказал, что это какая-то китайская методика гипноза, про которую он знает, но сам ей не владеет. А сейчас — абсолютно те же симптомы. Я уже велела выяснить насчет причастности данной фрейлины к той секте, а пока пусть ей оба Ли занимаются, может, что получится.

До вечера я просидел на узле связи, вникая в происходящее на Дальнем Востоке. Первый день войны не принес никаких неожиданностей, кроме разве что несколько меньшего, чем предполагалось, расхода патронов. Китайцы атаковали укрепрайон в лоб, даже не пытаясь нащупать слабые места в обороне, да к тому же шли на нас в основном компактной толпой. А где-то в пол-одиннадцатого Танечка сообщила мне, что и эта задержанная умерла, несмотря на усилия наших китайцев. Записи ее предсмертного бреда сейчас изучаются. Дано распоряжение об активном сборе любых сведений касательно Бадмаева.

— Да, — вспомнил я, — поищите кого-нибудь, кто помнит аферу конца девяностых годов, это когда на изучение чего-то там в Тибете Бадмаеву было выделено три миллиона рублей. Не верится мне как-то, что такая сумма могла пройти мимо Витте… И продумайте, как устроить всему персоналу сначала Зимнего, а потом Гатчины собеседование с Рексом. Группами, по одному слишком долго будет. И что там с записями?

— Их сейчас изучают господа Ли. Пока почти ничего интересного, кроме…

Татьяна достала из папки листочек и прочитала:

— Бляо хунь вынь! Вроде так. Старший Ли утверждает, это фраза подчинения. Поподробнее он сам вам объяснит, когда закончит.

— Ну, в общих чертах я это себе и без него представляю. Значит, вот какой нам еще головной боли добавилось…

— Шеф, в порядке небольшого отвлечения, — улыбнулась Татьяна. — Вы не обращали внимания, что Питер на вас благотворно влияет? В Георгиевске вы обычно называли всякие затруднения словом «геморрой». А тут, пожалуйста — головная боль.

— Вам же хуже, — пожал плечами я, — раньше, если я давал совсем уж дурацкое указание, у вас хоть сомнения могли быть, каким местом шеф думал. А теперь все ясно, головой! Ладно, а предыдущая закодированная покойница чем занималась в Гатчине?

— На нее обратили внимание, когда она пыталась познакомиться с одним молодым пилотом, — пояснила Татьяна, — причем активно пыталась. А учитывая, что она даже на вид была старше него, как-то это выглядело не очень случайно. Сначала мы допускали, что ушлая девица просто хочет окрутить молодого и неопытного парня, это ведь тоже не приветствуется в отношении ваших летчиков, ну, а потом начали проявляться подробности.

— Что за летчик?

— Сейчас… — снова полезла в свою папку дама. — Константин Арцеулов, полгода назад с отличием закончил Гатчинскую летную школу, сейчас служит пилотом развозного «Тузика» на правительственном аэродроме. От большинства летчиков отличается крайней аккуратностью и педантичностью. После соответствующего налета и проверок может быть рекомендован на правительственные машины.

— А рисованием этот Арцеулов случайно не увлекается?

— Да, он отлично рисует. Его последняя акварель даже приобретена для ее величества вашей племянницы. Так вы, значит, тоже обратили на него внимание?

— И довольно давно, — ответил чистую правду я. — Очень перспективный молодой человек, спасибо, что напомнили про него. Ладно, вернемся к Бадмаеву. У него должен быть племянник. Не уверен, что он в курсе дядиных дел, но поинтересоваться им надо.

— Уже поинтересовались. Врач, живет в дядином доме на Поклонной горе, это даже скорее небольшая усадьба. В данный момент по каким-то делам находится в Тверской области, сейчас выясняем, где именно и зачем.

— Хорошо. И не затягивайте, пожалуйста, с массовой проверкой при помощи Рекса.

— Бедный котик! Кстати, а ведь он уже взрослый, ему больше двух лет. И, если уж он представляет из себя такую большую ценность, не подумать ли насчет котят от него?

— Да думал я, даже своих московских кошек сюда привозил, но он как-то отнесся к ним без особого интереса.

— А он очень разборчивый. Ему нравятся небольшие кошечки равномерно серого цвета, с короткой шерстью, но все-таки не как у него, а чуть подлиннее.

— Это он что, вам сам сказал?

— Зря удивляетесь, он может. Но это мне моя дочка про него рассказала, а я, когда сегодня его несла, описала ему такую кошку и почувствовала в ответ полное одобрение.

— Интересно, чего же он мне тогда ничего не говорил — стеснялся, что ли? Ладно, значит, нужна небольшая, серая, с короткой шерстью… В общем, если такую увидите, тащите ее сюда. То есть я даже знать не хочу, какая импортная порода соответствует этим признакам — подруга нашего Рекса должна быть русской и из самой глубины народа! Ну и я кого-нибудь озадачу этой проблемой.

Глава 18

Если вы хотите что-то спрятать, то можно это действительно спрятать, но заметно эффективней будет привлечь внимание интересующихся к чему-нибудь гораздо более яркому и запоминающемуся. Если вы хотите спрятать кого-то, то такой алгоритм еще лучше. И, наконец, если вы желаете создать у широких масс заведомо далекое от действительности представление о чем-то — говорить надо чистую правду! Естественно, не всю, в умении вовремя остановиться и состоит искусство настоящего политика. Именно из этих соображений и готовилась проверка приближенных к императору, канцлеру и всем трем императрицам особ.

Народу было прямо сказано, что в связи с непрекращающейся активностью врагов России придется показаться специалисту — ясновидящему запредельного уровня, которому прочитать потаенные черные замыслы проще, чем простому придворному высморкаться. Волноваться не надо, бригада скорой помощи и три исповедника будут в соседних комнатах, и вообще все будет хорошо. Правда, к православной церкви относился только один из этих исповедников, а конфессиональной принадлежностью господ Ли я как-то до сих пор так и не нашел времени поинтересоваться, но эта была как раз та небольшая часть правды, которая пока не подлежала оглашению.

Но не подумайте, что в качестве ясновидящего и прозревающего все насквозь рекламировался Рекс! Даже про его существование знало не так уж и много народу, а уж про способности — и вовсе почти никто, перед прислугой умница-девонширец изображал из себя кошачьего дауна. Нет, ясновидящий был припасен гораздо более колоритный! Я ждал его в кабинете для особых гостей, под потолком которого располагались специальные отдушины, а за ними — ниши для стрелков. Выслушав доклад старшего из них, я велел запускать посетителя.

Он вошел, и, не мигая, уставился на меня. Говорят, что почти никто не мог равнодушно выдержать взгляд его бледно-голубых глаз — одни впадали в неумеренный восторг, вплоть до обожания, другие, наоборот, чувствовали себя очень неуютно… Но я почему-то не чувствовал вообще ничего. Хотя, может, это мешают зеркальные очки? Экранируют эманации или флюиды, не знаю точно, как это правильно называется.

Я снял очки, но не успел надеть обычные, как гость отвесил мне глубокий поклон и неуверенно произнес:

— Ваша светлость, челом вам бьет недостойный Гришка Распутин.

— А без клоунады нельзя? — поморщился я, — меня зовут не Федор Ромодановский, а Георгий Найденов, а за окном сейчас двадцатый век. Лучше садитесь, Григорий Ефимович, и поговорим. Чаю не желаете? Могу предложить последний писк моды — грузинский.