Дэвид Вебер - Короткая победоносная война
Паркс разжал руку и откинулся назад, тяжело дыша, но Сарнов не желал уступать ни сантиметра.
— Я не согласен, сэр, — тихо сказал он. — Клаус Гауптман прибыл на «Василиск», чтобы запугать ее и заставить пренебречь долгом офицера Короны. Она отказалась, и только благодаря действиям капитана Харрингтон — за что она и получила вторую высшую награду Королевства «За доблесть» — «Василиск» не принадлежит сейчас Народной Республике. Что касается ее выступления в Комиссии по развитию вооружения, она коснулась только тех вопросов, для обсуждения которых Комиссия ее туда пригласила, и сделала это деликатно и умно. А если выводы Комиссии поставили в затруднительное положение его председателя, то, конечно, это не является ошибкой или виной Харрингтон. На Ельцине, как офицер Ее Величества, — продолжил Сарнов ровным голосом, но его спокойствие никого не могло обмануть, — она оказалась в почти безнадежной ситуации. Ни один разумный человек не станет обвинять ее за неисполнение приказа мистера Хаусмана сдать Грейсон масадцам и Хевену, поскольку приказ был незаконным. Вместо этого она предпочла сражаться, несмотря на численное превосходство противника. Я не одобряю физическую расправу с Хаусманом, но я могу ее понять. А что касается «военнопленных», которых она якобы пыталась убить, то позвольте напомнить вам, что этот самый «военнопленный» был высшим офицером базы «Ворон». Именно он отдал приказ об убийстве, пытках и массовом изнасиловании военнопленных-мантикорцев. При тех обстоятельствах я лично расстрелял бы ублюдка, в отличие от капитана Харрингтон, которая прислушалась к союзникам, отговорившим ее от этого, так что его смогли по закону осудить и приговорить к смерти. Более того, оценка действий капитана Харрингтон правительством Ее Величества совершенно ясна. Позвольте вам напомнить, что она не только возведена в рыцарское достоинство и удостоена звания пэра как графиня Харрингтон, но является единственной иностранкой на Грейсоне, когда-либо представленной за героизм к Звезде Грейсона.
— Графиня! — фыркнул Паркс. — Да это всего-навсего политический жест, чтобы угодить грейсонцам и прибавить веса тем наградам, которыми они ее засыпали!
— Допустим, сэр, это больше, чем простой политический жест, хотя я не отрицаю, что Грейсон он порадовал. Хотя, если бы ей пожаловали титул, положенный почетному гражданину Грейсона и соответствующий размерам ее владений на Грейсоне, графиней ее делать не следовало. Она стала бы герцогиней Харрингтон.
Паркс пристально посмотрел на него и молча прикусил губу. Сарнов был прав, и он понимал это. Младший по рангу адмирал выждал минуту и продолжил:
— Подвожу итоги, сэр. По всем имеющимся сведениям, с теми, кто не устраивал ей провокаций, она всегда была вежлива и учтива. Нет никаких данных о ее небрежном отношении к своим обязанностям. А на ваше высказывание о том, что вы не хотите, чтобы она служила под вашим командованием, я могу сказать только, что рад заполучить такого подчиненного. И если она останется моим флагманским капитаном, то ее положение и заслуги требуют, чтобы к ней относились с должным уважением.
Оба замолчали, и Паркс, видя в глазах Сарнова ультиматум, почувствовал, как медленной, бурлящей лавой в нем поднимается гнев. Избавиться от Харрингтон можно было, только избавившись от Сарнова, и Паркс это понимал. Он знал это с самого начала — с той минуты, когда Адмиралтейство решило назначить к нему обоих и отдало Харрингтон «Нику». Хуже того, Сарнов был вполне способен подать официальный протест, если Паркс попытается уволить Харрингтон, а за исключением ее очевидной неспособности или нежелания обуздывать дурной характер, у него не было никаких оснований для ее увольнения. Особенно если учесть, что Сарнов будет характеризовать соответствие Харрингтон занимаемой должности в исключительно превосходных степенях.
Он бы очень хотел в ответ уволить контр-адмирала за нарушение субординации и отослать обоих, но не мог. Глубоко в душе он понимал, что им движут его собственное самолюбие, гнев и разочарование. Не только потому, что ему придется теперь терпеть Харрингтон, но и потому, что он сам себя загнал в идиотское положение, позволив этому нахальному молодому человеку читать лекции о флотских правилах приличия… и ведь тот был абсолютно прав, черт его побери!
— Хорошо, адмирал Сарнов, — произнес он после бесконечной минуты грозовой тишины, — чего вы хотите от меня?
— Я прошу только, сэр, чтобы капитан Харрингтон пользовалась таким же уважением и таким же доступом к разработке операций нашей группы, какие гарантированы любому другому капитану флагманского корабля, находящегося под вашим командованием.
— Ясно. — Паркс расслабил мышцы, посмотрел на контр-адмирала с явным неудовольствием и вздохнул. — Очень хорошо, адмирал. Я предоставлю капитану Харрингтон возможность доказать мне, что я ошибался на ее счет. И я надеюсь, что ей это удастся. Ради вас обоих.
Глава 13
Три телохранителя президента Гарриса вышли из лифта, чтобы осмотреть коридор. Сам президент, как обычно, терпеливо ждал. Родиться Законодателем, а особенно одним из Гаррисов, означало с рождения быть окруженным служащими Министерства госбезопасности. Он всегда так жил, а с тех пор, как унаследовал президентский пост, охрана стала еще более плотной, те, кто ее обеспечивал, сменились. Благополучие президентов Народной Республики было слишком важным делом, чтобы доверять его гражданам этой самой Республики.
Персонал личной охраны президента набирали из полка наемников с планеты Новая Женева. Солдаты и телохранители на Новой Женеве были высокопрофессиональны, отлично тренированы и отличались преданностью работодателям. Эта преданность была их поистине профессиональным качеством, главной причиной, по которой правительства предпочитали платить высокие гонорары наемникам, а не полагаться на собственных граждан. А тот факт, что и в глазах граждан НРХ, и в своих собственных они были чужаками, совершенно исключал возможность иной точки приложения их лояльности. Никакая сила не могла использовать личную охрану против президента, охранять которого они клялись ценой собственной жизни.
К сожалению, это означало также, что личная охрана не пользовалась особой симпатией силовых структур НРХ, которые полагали (и совершенно справедливо), что использование услуг новоженевцев означает отсутствие доверия со стороны правительства.
Начальник личной охраны Гарриса выслушал по рации доклад наблюдателя — коридор безопасен — и дал знак своему помощнику двигаться дальше. Президент вышел из лифта. Его приветствовал бригадный генерал морской пехоты.
Выражение лица генерала было вежливым, но Гаррис почувствовал, что тот еле сдерживает внутреннюю неприязнь к людям из охраны президента, которые вторглись в его владения. И подумал, что бригадного генерала можно понять. Высокий черный шпиль Октагона, сердца военных операций НРХ, казался крайне неподходящим местом для засады убийцы. С другой стороны, Гаррис готов был стерпеть и более неприятные вещи, чем простая обида флотского офицера, тем более что после убийства Франкеля все звенья МГБ резко ужесточили режим охраны. Но подчеркивать это незачем, и президент протянул генералу руку.
— Добро пожаловать, мистер президент, — немного натянуто сказал офицер.
— Благодарю вас, бригадный генерал… Симпкинс, так ведь?
— Так точно, сэр.
Бригадный генерал Симпкинс улыбнулся, обрадованный тем, что глава государства запомнил его имя, и Гаррис улыбнулся в ответ.
Как будто охрана могла допустить, чтобы он неожиданно, как бы случайно, встретился с человеком, о котором ему заранее не доложили! Но обращение по имени уменьшило обиду Симпкинса, и когда он приглашал Гарриса следовать за ним по коридору, голос его звучал уже более естественно.
— Адмирал Парнелл ждет вас. Позвольте проводить вас?
— Конечно, генерал. Пойдемте. Путь оказался недлинным, и дверь в конце его ничем не отличалась от других, кроме вооруженной охраны, стоявшей по бокам. Один из охранников открыл дверь президенту, и люди, уже собравшиеся в небольшой комнате, встали, когда он вошел.
Незаметным жестом он остановил своих телохранителей у порога. Они посмотрели на него огорченно, как делали всегда, когда он отправлялся куда-нибудь без них, но повиновались молчаливому приказу с привычной покорностью. По мнению президента Гарриса, любая секретная информация, известная более чем одному человеку, автоматически подвергалась опасности утечки, независимо от того, насколько близко подобрался к ней враг, а информацией, которую предстояло сейчас обсудить, рисковать ни в коем случае было нельзя. Вот почему в комнате находились только три человека. Остальные члены кабинета будут, без сомнения, обижены, когда обнаружат, что их обошли, но с этим президент тоже заранее смирился.
