Александр Филатов - Тайна академика Фёдорова
Размышляя (и тогда, и – ещё больше – в последующие годы) о зарождении своей мысли, Фёдоров пришёл к выводу, что она возникла не только в результате всего пережитого им в связи с утратой работы, но и потому, что он не отделял своей судьбы от судьбы всей страны, не противопоставлял себя ей, как это делают многие, в основном – лица одной и той же национальности, называя СССР – Россию "этой страной". Наконец, Фёдоров связал зарождение своей безумной идеи с собственным, казалось бы, прочно забытым личным опытом, полученным в студенческие годы.
Ну, и совсем уже последним было то, что, как исследователь по призванию, он привык генерировать множество самых разных идей, мыслей, догадок, предположений – любых, если они могли объяснить какое-то явление, какие– то факты, словом – всё, что не укладывалось, не объяснялось общепризнанным способом. Лишь после записи и тщательного анализа всех мыслей и породивших их фактов Фёдоров безжалостно вычеркивал, забывал всё, что этим фактам не соответствовало. Правда, записей своих он никогда не выбрасывал, а напротив – классифицировал и разносил по соответствующим карточкам, после чего забракованные мысли можно было и надлежало прочно забыть, чтобы они не мешали. А понадобится – записи можно извлечь.
Вот и сейчас, не имея ни рабочего места, ни служебных обязанностей, ни предмета и темы для профессиональных размышлений, Фёдоров уцепился за свою "безумную идею". К тому же, она помогала отвлечься от личных невзгод. Придя в гости к матери вечером того дня, когда у него эта бредовая идея родилась, Фёдоров, хотя и выглядел усталым, даже измождённым, опять чувствовал в себе наличие цели и смысла жизни.
- Ну, что, Лёшечка? Как? Полегче сегодня? Пошли дела на лад? – поинтересовалась заботливым тоном мама.
- Да-а. Есть кое-какие мыслишки,– ответил Фёдоров.– Но говорить пока что рано!
Мать кивнула с удовлетворением. Она и не рассчитывала на сколько-нибудь вразумительный, тем более исчерпывающий, ответ. Ольга Алексеевна знала, что, не завершив дело, Алексей никогда и никому о нём не скажет. Ей вполне было достаточно знать, что любимый сын смог каким-то образом справиться с невзгодами (неважно, какими!) и вновь обрести цель и смысл жизни.
Строя свою фантастическую гипотезу, Фёдоров связал воедино фрагменты из представлений В.И. Вернадского о ноосфере, тибетские верования и постулаты индуизма о переселении душ, христианства – о загробной жизни, экспериментальные данные о невозможности точного измерения гравитационного поля и о влиянии на крутильные весы живых организмов, об уменьшении веса умирающего организма в момент смерти, так называемый феномен Бакстера в опытах с официально считающимися неодушевлёнными растениями, результаты секретных исследований "экстрасенсов", о которых ему доверительно поведал один из его оппонентов профессор А.Н. Меделяновский, доказанные случаи видения без глаз, точнейших сбывшихся предсказаний, известные из психиатрии феномены "уже виденного" и "никогда не виденного", теорию А. Пуанкаре (присвоенную и переиначенную Эйнштейном), представления о фракталь– ности мира, возможности наличия дробных объектов (не двумерных – не трёхмерных, не трёхмерных – не четырёхмерных, и так далее), а также и свои студенческие размышления на темы пространства-времени, трёх основных начал мироустройства (перекликавшихся с христианским представлением о Святой Троице), те, что были связаны со смертью – самовоскрешением студента-строителя, с ложной (но точной и верной) памятью прошлого и предсказанием будущего шизофреником Мишей Коганом. Не забыл Фёдоров и гипотезу о параллельности миров.
Говоря коротко и только о том, что могло иметь отношение к фантастическому проекту изменения будущего посредством воздействия на прошлое, Фёдоров излагал свою гипотезу так:
"Бесконечная вселенная одновременно и конечна, построена из трёх основных начал: вещества – поля – информации; все предметы и явления во вселенной связаны; при этом, прошлое – настоящее – будущее относительны; душа как часть информации вселенной не исчезает и не появляется из ничего, а лишь переходит из одной формы в другую, будучи связана временно с одним или другим органическим носителем, но живые, наделённые сознанием организмы этого не осознают; со смертью организма та часть мировой информации, которая была связана с ним биополем – душа, покидает его, но может взаимодействовать с иными организмами, подобно тому, как гусеница превращается в бабочку; можно найти способы обособления души без смерти организма-носителя, установления связи души с другими организмами или тем же самым, но находящимся к нему самому либо в состоянии прошлого, либо – будущего".
Иначе говоря, теоретически достижимо сделать так, чтобы человек как носитель души, то есть структурированного сгустка информации, вспомнил будущее или же, телесно живя в настоящем, информационно смог находиться в прошлом или будущем. Исходя из целостности души как особого структурированного сгустка информации, можно говорить лишь о таком "перемещении во времени", которое ограничивается сознательной жизнью данного человека.
Исходя из своей гипотезы, которую Фёдоров находил "достаточно безумной, чтобы она оказалась истинной", он полагал, что, уничтожая людей, наделённых высокой моралью, богатыми творческими идеями, этим сокращают напряжение информации добра в этом мире (понятно, что в пользу зла), но одновременно изменяют – в противоположном направлении баланс зла и добра в мире душ, неощущаемом живущими. Но поскольку оба мира связаны, хотя мы этого и не осознаём, общий баланс при этом не изменяется. Более того, ТОТ мир (невидимый для нас, не осознаваемый нами) может влиять на ЭТОТ (в котором мы живём). Отсюда следовал вроде бы странный вывод о том, что наказывать тяжких преступников бесполезно и вредно – они, их души, наполненные злом, будут незримо и непредсказуемо тяжко влиять на события в этом, нашем с вами мире. Другим выводом было то, что следует здесь, сейчас и немедленно воспитывать людей в добре и для добрых дел. Но главное, получалось, что, найдя способ взаимодействия, связи с ТЕМ светом, можно оказывать влияние на развитие ЭТОГО мира.
Фёдоров считал для себя ясным, даже очевидным, что если бы удалось подключить ту часть души человека, которая отвечает за его знания и жизненный опыт, детальные сведения о происшедшем и его последствиях, к сознанию этого человека в его прошлом, то вести себя он стал бы совершенно иначе. Здесь возникало множество вопросов. Останется ли психически полноценным такой человек прошлого после "подключения" к нему его же души из будущего? Что станет с ним – будущим, если удастся такое подключение? Если он как бы раздвоится, то не должно ли получиться две совершенно разные личности (с разным жизненным опытом)? Тогда откуда для этого прошлого брать информацию из будущего? Куда потом денется эта личность из прошлого? Или же, наоборот, в момент "подключения" к прошлому исчезнет подключаемый человек будущего? Возможно ли, что посредством такого подключения просто будет создан "мост" между прошлым и будущим, а личность из прошлого как бы получит советчика из будущего?
Чем больше Фёдоров размышлял обо всём этом, тем сильнее в нём крепла мысль, что всё это – бред, совершенно несуразная и неисполнимая фантазия, количество антиномий в которой огромно. Выходило, что и заниматься этим всерьёз, как он было начал, не следовало. Но как же с теми обобщёнными им сведениями (фрагментарно изложенными в этой главе)? Если отбросить то, что было почерпнуто из разных религий мира, всё остальное – факты, полученные экспериментально и не объясняемые в их совокупности современной наукой! С другой стороны, Фёдоров прекрасно знал, что древние люди были бедны фантазией, что их выдумки никогда не шли дальше рекомбинации известных им фактов. Пусть фактов примитивно объяснённых и неверно понятых, но именно – фактов! Гипотеза о наличии того, что условно названо душой, а он представлял себе особо структурированной разновидностью мировой информации, объясняла множество фактов такого рода и давала толчок к развитию.
Было и ещё одно соображение, которое убеждало Фёдорова в необходимости экспериментальной проверки: идея возможности информационного "моста" сулила неслыханные выгоды (как, впрочем, и ужасы – в зависимости от того, в чьи руки такой мост попадёт). Так Фёдоров пришёл к решению – искать возможности экспериментальной проверки. Ясно, что заикаться о возникших у него соображениях было нельзя: во-первых, легко угодить в психбольницу, хотя теперь и отменили принудительную госпитализацию, предоставив право опасным психическим больным свободно жить и действовать среди здоровых; во-вторых, окажись его гипотеза верной и попади она в злые руки. (Кстати, поэтому и мы здесь изложили гипотезу Фёдорова лишь фрагментарно и в самых общих чертах, полностью умолчав о тех подходах и методах, которые он придумал для экспериментальной проверки своих гипотетических построений).
