Валерий Самохин - Мой милый жандарм
– Нет там никакой интрижки, – с обидой в голосе возразил филер. – У моих орлов глаз наметан, коль доложили, что по делу встреча была, в том можно не сомневаться. И симпатию твою до той встречи не только мы вели, но незадача вышла – ушла она от них через подворотню, где ее коляска поджидала.
– Погоди, что значит вели? Кто вел? – ошеломлено переспросил я. И внезапно до меня дошла оговорка сыщика: – И что значит: "по паспорту числится"?
Ильин глянул жалостливо, и принялся поочередно загибать толстые, поросшие рыжеватыми волосками пальцы.
– Из троих господ, что шли по следу, удалось установить только одного: некий мистер Смит из детективного агентства Пинкертона. Прибыл в Россию месяц назад, на постой встал в "Национале". Каждое утро садится в экипаж и едет к особняку купца Севастьянова. Куда бы ни направилась мадмуазель Анна, он от нее ни на шаг. Двух других мы упустили, но с мистером те господа в разных лодках, ответственно заявляю, – с силой подергав себя за ус, он понизил голос почти до шепота: – И касаемо нашей барышни… После всех событий я телеграфировал в Варшавский департамент…
– Запрос официально отправлял? – резко перебил его я.
– Обижаешь, Деян Иванович, – укоризненно протянул он. – Что ж я, службы нашей не знаю? Коль попала бумажка в дело – потом хоть убейся, а не вытащишь. Есть у меня приятель закадычный в тамошней управе, он и подсобил по дружбе старой. Словом, паспорт на девицу Лазович Анну Васильеву в их реестрах не значится.
– Это все? – с тоской вопросил я.
Ильин смущенно прокашлялся, словно был в чем-то виноват.
Два чувства боролись во мне. И если долг офицера с холодной беспощадностью требовал немедленно взять Анну в разработку, то сердце столь же непреклонно вещало обратное: она не может быть преступницей.
Не может, и точка!
Я обреченно махнул рукой застывшему в ожидании сыщику – продолжай!
– Один из моих осведомителей донес, что через два дня после встречи с французом наша барышня удостоила своим визитом заседание фабричной ячейки, где имела продолжительную беседу с инженером Егоровым. По нашей картотеке этот господин числится как член городского стачечного комитета.
Мне ничего не оставалось, как застонать.
Бросив на меня сочувствующий взгляд, Ильин невозмутимо продолжил:
– Три дня назад в особняк купца Севастьянова прибыл курьер со срочным пакетом. Было искушение допросить его, чтобы выявить отправителя, но побоялись спугнуть, – он хмыкнул в усы и виновато пояснил: – Пришлось обратиться к услугам местной шантрапы, сам понимаешь, Деян Иванович, без этого в нашей службе порой никак.
Все я понимаю и почти не осуждаю. В белых перчатках империю от революционной грязи не вычистить. Хотя такие методы, честно признаюсь, мне не импонируют.
Ильин лукаво подмигнул:
– Курьер этот ротозеем изрядным оказался, босота его подчистую обобрала, ни гроша не оставила.
– Квитанция о вручении пакета была? – невесело уточнил я.
– Как же без нее, родимой, у курьерской службы учет строгий.
– И кто оказался отправителем?
– Инженер Егоров собственной персоной.
– И что это нам дает? Содержимое пакета как я понял все равно нам неизвестно?
– Слушай дальше, – азартно подался вперед сыщик. – В тот же день поверенный нашей барышни господин Розенталь подал заявку на регистрацию товарищества на паях со странным названием "Диктатура пролетариата". И знаешь, кто вошел в число пайщиков? – и, не дожидаясь ответа, выдохнул: – Купец Севастьянов с капиталом в пять тысяч рублей и рабочие фабриканта Астафьева.
– Погоди, дай сообразить! – вскинул я руки. – Какое это имеет отношение к нашему делу? Но странностей здесь, конечно, хоть отбавляй. Рабочие сидят без гроша в кармане и в то же время вкладываются в сомнительное предприятие.
– Пай они не деньгами вносили, – загадочно усмехнулся Ильин. – В пакете том были договора, по которым рабочие в обмен на паи товарищества уступают оному долги фабриканта Астафьева по невыплаченному жалованью.
Вот что мне делать с этой непоседой, скажите на милость? У нее своих проблем целый ворох, ан нет, мало ей банальной уголовщины, под политический надзор того и гляди попадет, так еще и авантюру спекулянтскую какую-то придумала.
Не могу я решать задачки сидя на месте, характер не тот. Вот и сейчас, погрузившись в нерадостные мысли, я принялся мерить шагами кабинет.
– Прикажете, вашбродь, насчет кофею распорядиться? – с интересом наблюдая за моими терзаниями, предложил Ильин. – Доктора рекомендуют, говорят, что умственной деятельности весьма способствует.
– Распорядись, голубчик, и немедля, – поддержал было я шутливое обращение, но проснувшееся раздражение внезапно вырвалось наружу: – Ей-богу, не пойму, для чего ей это все надо? Подпольщики эти вечно недовольные, рабочие со своими долгами, товарищество непонятное. Что ж ей спокойно-то не живется?!
– Ты зазря не горячись, Деян Иванович, лучше вот о чем подумай, – рассудительно произнес сыщик. – Я эту особу меньше твоего знаю, но на моей памяти она попусту ничего не делала. Коль затея ей в голову пришла с товариществом, значит, в свое время узнаем, что в чем соль задумки была… – он вытащил из кармашка жилетки часы и выразительно постучал пальцем по циферблату: – Время обеденное, на пустой желудок плохо думается.
Я молча кивнул в ответ.
Анна
Мне отмщение, и аз воздам…
Торжественно продекламировав зеркалу библейский стих, я грозно нахмурила брови, плотнее закуталась в простыню и воздела над головой тяжелый кинжал.
Не зря же я его из кабинета дядюшки умыкнула.
Сгодится в качестве реквизита.
С сомнением оглядела собственное отражение – зеленоглазое недоразумение растрепанной прической походило на испуганного, взъерошенного воробушка, но никак не на кровожадную леди Макбет.
Зачерпнула из баночки румян и щедро мазнула по щекам. Подумав, прочертила черной тушью поверх неровные полосы на манер бойцов спецназа. Кинжал перехватила двумя руками.
Так будет получше.
Жуть.
Хоть сейчас на роль вампира.
Скрипнула дверь.
Я резко обернулась.
Увидев круглые глаза служанки, торопливо попыталась спрятать кинжал за спину. Лезвие зацепилось за простынь, раздался жуткий треск разрываемой ткани.
Душегубы… – сдавленно пискнула Меланья и с грохотом захлопнула дверь.
Чертыхнувшись вполголоса, я сунула кинжал подмышку и скорчила ей вслед ехидную гримасу.
Глупышка.
Ничего не понимает в театральной постановке.
Дверь вновь приоткрылась, любопытно-испуганный взгляд служанки скользнул по рукояти кинжала, моему искаженному лицу.
От раздавшегося вопля зазвенели стекла.
Зарезали барышню, душегубы окаянные, убили кровинушку нашу!
Занавес.
Антракт.
Сворачиваем спектакль пока домочадцев до инфаркта не довела.
Простынь под подушку, кинжал под перину, волосы расчесать. Тушь стереть, румяны размазать.
Я посмотрела в зеркало.
Уже не вампир.
Клоун.
Плюнув, принялась яростно оттирать салфеткой грим. Когда в комнату ворвалась бледная и взволнованная Серафима Павловна, я была сама невинность. Разве что щеки пылали.
Что случилось, Аннушка?! – на тетушку было больно смотреть. – Что за страсти вселенские Меланья рассказывает?
Она тревожно обшарила меня взглядом, пытаясь отыскать следы насилия.
Я беспечно повела плечиком.
С макияжем по новой моде экспериментирую… – и как можно бесхитростней пояснила: – Хотела создать соответствующий для предстоящего процесса образ.
Холодной и расчетливой стервы, мысленно уточнила я про себя. Клоун-вампир получился случайно, я не хотела.
Тетушка глубоко вздохнула. Бессильно опустилась на край кровати, укрыла ладонями лицо и внезапно разрыдалась.
Горько и безысходно.
Мне стало стыдно. Хоть и нет моей прямой вины в случившемся, тетушка тоже не причем.
Простите меня, Серафима Павловна, я больше не буду, – пролепетала я детскую отмазку. – Честное пионерское…
Но признаюсь как на духу причина слез представлялась мне надуманной.
Тетушка с силой провела ладонями по лицу, еще раз вздохнула и подняла на меня воспаленные глаза.
Не переживай, доченька, твоей вины здесь нет. Дурню старому надо было читать внимательно, прежде чем подписывать. Вот и подписал… петлю себе на шею.
Пришла моя очередь бледнеть.
Что он подписал? – свистящим шепотом уточнила я.
Тетушка обреченно махнула рукой.
Договор займа на двадцать тысяч рублей, что ухажер твой ему подсунул, когда залог на депозит судебный за тебя вносили.
Поймав мой виноватый взгляд, нехотя пояснила:
– Петр Трофимович на радостях, что деньги скоро нашлись, подмахнул не глядя расписку заемную, да не углядел за мелким шрифтом, что ссудный процент божеский лишь первые десять дней, а после… – оборвав себя на полуслове Серафима Павловна всхлипнула.
