Алексей Махров - Хозяин Земли Русской. Третий десант из будущего
Он еще что-то говорит, кажется, перечисляет какие-то номера частей, называет какие-то полки, но это уже все неважно. Важно то, что мы можем увязнуть в позиционных боях. А там и зима уже на носу. Конечно, потом мы подтянем полки из Киевского или Одесского военных округов, но сколько на это уйдет времени? Рискнуть Отдельным кавкорпусом, отправив его в дальний рейд по тылам противника? А чем потом успех развивать, а?..
— …Ваше величество, остается только одно — штурм! Дайте мне «Железняк» и батарею «Московских львов», и мы сровняем с землей укрепления «англичан»!
— …Государь, позвольте, — и жаркий шепот Димыча прямо в ухо: — Олегыч, ты только свистни, мы им быстро рыло начистим!
Димка, успевший за эти три месяца подняться из прапорщика-добровольца до капитана, флигель-адъютанта и натурального графа (титул пожалован ему на днях, «в ознаменование выдающихся заслуг перед государством и в связи с днем ангела»), вытанцовывает как пацан перед первым свиданием. Вот же душа неугомонная: воевать ему…
— Государь, — это уже Куропаткин, — я полагаю, что «Железняк» лучше соответствует данным обстоятельствам. Генерал Столетов сообщил, что пути целы и бронепоезд сможет беспрепятственно подойти к станции поближе, добавив к огню орудий огонь пулеметов. А за ним пойдет дивизион «медведей».
Вроде бы все верно, вот только предчувствие у меня какое-то нехорошее…
— Граф! — Димыч вытягивается во фронт. — Приказываю вам: подойти к Тосно и огнем «Железняка» принудить к молчанию вражеские батареи. Связь лично со мной.
Я приобнимаю Димку и выдыхаю ему в ухо:
— Ты это, давай, в общем… Полки у меня еще есть, а ты — один. Береги себя, братишка…
Он смотрит на меня несколько удивленно: с чего вдруг командир так расчувствовался. Потом лихо козыряет и уносится к своему бронированному чудовищу. Я выхожу на площадку, закуриваю и смотрю ему вслед. Нет, ну что-то все равно гложет душу…
Интерлюдия
Его светлость 3-й граф Лукан, маршал Бингхем возбужденно потер руки. Его гениальный замысел близился к осуществлению. Разведка доложила: бронированное чудище уползло от Uschaky, и теперь узурпатор остался практически без охраны. Его поезд охраняют только sotnya kazaks и взвод стрелков.
Жестом Бингхем подозвал адъютанта:
— Конвей, передайте приказ бригаде Мэтьена: атаковать станцию Uschaky. Предварительно он должен разрушить пути направления на Moscow. Пленных не брать. Уничтожить всех, кто находится на станции. Да поможет им бог.
И уже когда гелиограф замигал, отсылая приказание, добавил:
— Британия ждет, что каждый из них выполнит свой долг…
… В зеркале гелиографа вспыхивал и гас солнечный блик. Безусый субалтерн переводил это мерцание на человеческий язык. Выслушав последнюю фразу о Британии и долге, генерал Мэтьен[72] хмыкнул и пробормотал что-то насчет напыщенных идиотов, которые наслаждаются праздным пустословием. Впрочем, это была обычная шотландская ворчливость: в душе он просто аплодировал замыслу командующего. Вчера, когда бригада по заранее проложенным через болота гатям прошла в глубокий тыл русских, он уже понял, что именно ему в этой войне достанется самая главная роль. Что из того, что операцию задумал Бингхем? Героем станет тот, кто осуществил…
…Мэтьен отогнал видение русского царя, разваленного на части лихим сабельным ударом, и вызвал к себе полковых командиров и старших офицеров. После получасового совещания четвертая кавалерийская бригада начала движение. Впереди были слава, ордена, почести и, главное, — невероятное, упоительное чувство победы…
Рассказывает Егор Шелихов
Когда «Железняк» ушел, государь вышел из вагона и давай вдоль поезда вышагивать. До паровика дойдет, постоит и назад, до самого последнего вагона. Там тоже постоит и обратно. Так и бродит туда-сюда. Да еще дымит без остановки. Одну папироску докурит, глядь — уже другую зажигат. Мы-то с Филей, ясно дело, рядышком. Так и мотаемся. Государь-батюшка молчит, только и сказал, чтобы казаки да стрелки, что вдоль поезда стоят, честь ему каждый раз не отдавали да во фрунт не тянулись. А сам все шагает да шагает.
Мне Махаев говорит, мол, вот как батюшка наш за своего дружка задушевного, Ляксандру Михалыча переживат. Будто сам не вижу. А вот только чего переживат — понять не могу. Я ж «Железняка» изнутри не один раз видал, броню его руками щупал. Так ведь ее не то что пуля — граната не вдруг возьмет. Чего ж переживать?
Один из моих государю телеграмму вынес от Рукавишникова. Прочитал батюшка наш телеграмму, бросил и за новую папиросу. Я незаметно, носком сапога поддел ленту, прочитал. «Прибыл тчк веду бой». Ну, ясно. Сейчас Ляксандра Михалыч англичанишкам покажет, почем фунт лиха. Чего ж переживать?
Государь вроде как поуспокоился. Шагает уже не быстро, а так, вроде прогуливается. Шагов пять-шесть пройдет, остановится, постоит и опять пойдет. До конца поезда дошел — велел себе бокал цимлянского вынести. Добро, коли успокоился, а то ведь за последние три дня аж с лица спал. Ни разу толком пообедать не изволил. Вот сейчас ему доложат, что «Железняк» на Питер пошел, вот тогда… Да вона, всадники показались, должно с донесениями торопятся…
…Богородица-заступница! Не наши это, не наши! Как же это, как же пропустили-то англичашек к самому государеву поезду?!
У нас труба тревогу затрубила. Выкатились из поезда все наши — и стрелки, и атаманцы. Я своими разом командую, Филя — своими. Мои два «единорога» из поезда вытащили, Махаевские тоже. Вдруг смотрю — государь наш у кого-то «бердыш» забрал, примеривается сам стрелять. Нет, он из «бердыша» палит — не многие так умеют. «Бердыш» государю боле всего по душе. Он его на свой лад «ручником» именует. А все ж не порядок, чтоб сам царь-батюшка в бой шел…
— Государь, — говорю, — уходите отсюда. Мы их задержим, а вы уходите. Сейчас паровик тронется, и от англичан вас увезет…
А государь в ответ усмехается: не дури, мол, Егорка, некуда уезжать. Англичане, чай, не глупее тебя: должно, путь уж разобрали.
Я ему: тогда, мол, на коней и уходи, государь. А он только что не хохотать: да ты что, братишка, удумал? Это я, значит, во чистом поле один поскачу? Чтоб наверняка убили? А потом похлопал меня по плечу и спрашивает: а чего это ты, Егор, переполошился? Сколько, говорит, у нас здесь пулеметов?
Тут только до меня и дошло: нас хоть и немного, всего с полсотни, но в поезде-то четыре «единорога» да «бердышей», почитай, десятка три. Плюс «сенокосилка». Как она стреляет, я пока не видел, но государь говорил, что запросто десяток пулеметов может заменить. А англичан тех сколько? Ну пусть сотен восемь наберется… Государь уже командует: два «единорога» — у паровика, два — у хвостового вагона. Всем остальным залечь под вагонами. Патроны не беречь, но стрелять не раньше, чем на триста шагов подойдут. Огонь, говорит, по моей команде.
Тут мои лейб-конвойцы и Филины стрелки махом кинулись выполнять, а мы, стало быть, рядом с государем залегли, за колесами укрылись. Рядом наши связисты да генералы с прочими офицерами лежат, у паровика — бригада паровозная.
Ждать-то недолго пришлось. Англичане враз развернулись да лавой на нас и пошли. Ежели бы, наприклад, со стороны смотреть — красивше ничего не сыскать, когда конные, да лавой. Горны у них трубят, пики перед себя опустили, у гусаров доломаны развеваются… Красиво, кабы не на нас шли. А так… вот ужо шагов пятьсот до нас осталось, а вот и четыреста… вот ужо не боле трех сотен будет… Матушка-заступница, оборони, спаси государя!
Интерлюдия
Генерал Мэтьен подавил в себе мальчишеское желание пойти в атаку в первых рядах. Но остаться в тылу — нет, это уже было выше его сил! Поэтому он принял компромиссное решение: первым в атаку устремился 6-й уланский, а Мэтьен скакал впереди 10-го гусарского. Но гусары не желали быть вторыми и, нещадно шпоря коней, догоняли и обгоняли улан. Мэтьен видел, как вдоль поезда мечутся фигурки в мундирах дикарского покроя, они что-то тащили, суетились, но тщетно, тщетно! До поезда оставалось уже не более двух с половиной сотен шагов…
Рассказывает Олег Таругин (ИМПЕРАТОР Николай II)
Когда кавалерия приблизилась метров на триста, предбоевой мандраж у меня прошел. Впрочем, как и всегда. Я отчаянно, панически, до судорог и колик в животе, боюсь драки, но в последние мгновения страх куда-то уходит, и бой я уже начинаю с холодной головой. Британцы начали атаку правильным развернутым строем, но к середине дистанции услужливо сбились в кучу, явив собой замечательную цель. Вот до чего доводит соперничество! Каждый из этой шайки мечтает лично полоснуть меня клинком. А что я им сделал? Понятия не имею. Однако хватит разглагольствовать, дистанция — двести метров, пора.
Я поудобнее перехватил свой РПК (что бы там Димыч ни говорил, а его «бердыш» — РПК в чистом виде!), примерился, поймал в прицел особо нахального улана:
