Анатолий Логинов - Танкисты из будущего

— Так точно, мой фюрер. Японцы заверили меня, что с началом нашего наступления на Москву их Квантунская армия также перейдет в наступление.

— Видите, Гальдер? Мною учтено все.

— Да, мой фюрер, все. Кроме возможных резервов русских.

— Гальдер, вы специально провоцируете меня? Адмирал, сколько резервных дивизий могут выставить русские?

— По нашим данным, не более пяти — десяти дивизий, но практически без вооружения, инженерного имущества и даже обмундирования. Вот доклад маршала Буденного, полученный нашими агентами. В нем он сообщает, что формируемая двести семьдесят третья пехотная дивизия не получила ни палаток, ни обмундирования, в артиллерийском полку имеется всего двадцать орудий образца тысяча девятьсот второго года и ни одной гаубицы, а стрелкового вооружения получено всего тридцать процентов от штата.

— Видите, Гальдер, разведка подтверждает мою правоту. Большевики исчерпали все возможности для сопротивления. Их четыреста дивизий по силам едва равны ста пятидесяти нашим, а после получения подкреплений мы будем иметь еще большее превосходство. Поэтому я уверен в успехе. Остается лишь как можно тщательней подготовиться, не упуская ни малейшей мелочи, и мы сможем перейти в решающее наступление этой войны!

На 31 декабря 1941 года Красная Армия состояла из 74-х армий (50 полевых, 5 механизированных, 18 воздушных и трех — ПВО), 250 корпусов (157 стрелковых, 37 механизированных, 6 артиллерийских, 7 ПВО и 34 авиационных) и 838 дивизий и бригад.

Вот так и удалось мне вместо Ташкента попасть снова на фронт. В Саратове отстал от санпоезда, зашел к местному начальнику ПВО. Поговорили. Ему как раз не хватал опытных летчиков, поэтому я попал в формирующийся полк ПВО. Едва успели провести несколько вывозных полетов, как нас перебросили в распоряжение командования ПВО Москвы, а оттуда — в распоряжение воздушной армии Западного фронта. Поэтому и летаем над замершей линией фронта. Фрицы кажется совсем ослабли и лишь иногда пытаются выбить наши части из наиболее важных поселков и городков. Готовятся к зиме, я думаю. Даже их авиация почти не появляется в воздухе, поэтому сегодня мы патрулируем над линией фронта всего одним звеном. Патрулируем введенным недавним приказом Главкома ВВС «соколиными качелями». Моя пара сейчас набирает высоту, а сменяющая нас пара снижается, меняя высоту на скорость. Скоро и мы достигнем верхней точки подъема и оттуда ринемся, словно на гигантских горках вниз. Таким образом мы всегда имеем или запас высоты, или запас скорости для боя с пытающимся прорваться через зону патрулирования врагом. Здорово придумано, намного лучше старых наставлений, заставлявших нас кружить над землей на минимальных скоростях, подставляя фрицам хвост для удара.

В наивысшей точке подъема я внимательно оглядываюсь вокруг и замечаю около десятка самолетов, летящих к фронту из нашего тыла. Командный пункт молчит, но я на всякий случай передаю по рации:

— Я Серый, самолеты на шесть.

Успеваю заметить, что ведущий второй пары покачал крыльями и начинаю снижение, стремясь оказаться поближе к летящей колонне. КП по-прежнему молчит, в наушниках внезапно начинают завывать помехи. Оглядываюсь. На немецких позициях видны кроваво-красные сполохи разрывов. Еще раз всматриваюсь в подлетающие самолеты. Это же наши «чайки», то есть И-153 и И-15, летящие в колонне пар. Чуть доворачивая, пролетаем рядом. Я успеваю заметить висящие под нижним крылом бипланов характерные силуэты реактивные снарядов. Летят на штурмовку. Что же, прикроем при необходимости. Качнув крылом, разворачиваюсь. Ведущая «чайка» тоже покачивает крыльями в ответ. Переходим в набор высоты, внимательно оглядывая окрестности. Помехи не сильные, но могут помешать связаться с КП, поэтому приходится полагаться только на себя. Усмехаюсь, вспомнив, что буквально несколько месяцев назад такое положение считалось вполне нормальным, а наведение на цель наземные пункты ВНОС производили, выкладывая полотнище — стрелу в направлении полета замеченных самолетов фрицев.

На земле царит огненное веселье. На узле сопротивления фрицев рвутся и рвутся снаряды, но и противник не остается в долгу, отвечая огнем. По ранее белоснежной, а теперь грязной поверхности земли медленно ползут коробочки танков. Некоторые горят и густой жирный дым поднимается к нему, затрудняя наблюдение. Заметив подлетевшие самолеты, наши выпускают несколько ракет красного дыма. Перестроившись в круг, «чайки» не обращая внимания на вспыхивающие разрывы зенитных снарядов, начинают обстреливать фрицев. Сорвавшиеся с крыльев огненные змеи устремляются к земле, добавляя к царящему там хаосу и дыму свою лепту. Помогаю штурмовикам, перейдя в пикирование и поливая очередями обнаружившую себя стрельбой зенитную батарею. Отворачиваю, в этот момент огоньку добавляет ведомый. Переходя в набор высоты, успеваю заметить, как внизу что-то взрывается. Это мы, похоже, удачно попали. А «чаек» уже только девять. Собравшись в колонну, они уходят в наш тыл, домой. Кстати, и у нас горючее заканчивается. Пора уходить. Осматриваюсь. Ага. Вот и второе звено. Сквозь помехи слышу условный сигнал смены. Покачав крылом, разворачиваюсь на курс возврата, за нами пристраивается вторая пара. Еще раз покачав крылом прощаемся со сменившими нас товарищами.

До аэродрома остается совсем немного, когда мне вдруг становится жарко. Температура воды выше допустимой нормы и продолжает расти. Еще немного и движок заклинит. Передаю по рации о происшествии. Высматриваю подходящую площадку внизу и начинаю снижаться. Внезапно движок несколько раз чихает. Потом слышится резкий скрежет, удары, словно в моторе что-то лопнуло и он окончательно глохнет. Все, остается только садиться.

Скорость еще велика, но застывший на полуобороте винт служит неплохим тормозом. Осторожно выпускаю щитки и закрылки. Есть! Самолет еще резче теряет скорость, белая, казавшаяся с высоты такой ровной, а на самом деле покрытая застругами и холмиками равнина быстро приближается. Очень быстро, несмотря на все принятые мною меры. Мозг работает четко, руки действуют уверенно и словно бы самостоятельно. Чуть выравниваю машину, стараясь, чтобы она коснулась земли более равномерно, выключаю бесполезное зажигание, чтобы предотвратить пожар при ударе о землю, выключаю рацию, отстегиваю все провода и чуть подтягиваю ремни. Бросив ручку управления, упираюсь руками в приборную доску. Едва успеваю проделать все это, как самолет резко ударяется о землю, с такой силой, что у меня темнеет в глазах. Подскакивает, снова ударяется. Теперь, скача, словно необъезженная лошадь на всех встреченных неровностях, поднимая тучи снега, он скользит по земле, постепенно теряя скорость. Только бы под снегом не оказалось чего-нибудь, на что моя машина наткнулась бы… Едва успеваю подумать об этом, самолет со страшной силой ударяется во что-то. Я теряю сознание…

Очнулся. Чувствую, что жив. Резко пахнет бензином. Только бы не пожар! Мгновенно освобождаюсь от привязных ремней и лямок парашюта. Потом поворачиваю замок и с силой бью ногами в фонарь. Он отлетает в сторону, а я выбираюсь из кабины. Черт, опять болит правая нога. Смотрю по сторонам, на всякий случай достаю пистолет и передергиваю затвор.

С сожалением смотрю на поврежденный самолет. Немного мы успели повоевать с тобой, машинка. После такого приземления ты уже вряд ли когда поднимешься в небо. Прощай, мой боевой друг. Похоже, зенитный снаряд повредил заслонку охлаждения мотора. Продолжаю рассматривать самолет, но тут до меня доносится звук автомобильного мотора. Поднимаю взгляд. Наши? Точно, вижу стоящего в кузове и радостно размахивающего рукой техника Чувашкина.

Грохот артиллерийской канонады заглушило лязгом гусениц и ревом дизеля проходящего мимо танка. Командир мотострелковой роты капитан Ершов, выпустил в небо красную ракету, крикнул связисту. — Пошли! — и вскочил, стремясь успеть за поднявшимися раньше взводами. На бегу Петр внимательно смотрел, как идут в атаку его бойцы. «Все-таки жаль, что его не вернули в родную дивизию, а направили сюда, хотя и здесь люди хорошие…» Свистнувшая мимо уха пуля мигом выбила из головы все посторонние мысли. Еще несколько ударили в броню танка. Вскрикнув, упал один из бойцов-посыльных, остальные мигом упали на снег и откатились в стороны. Петр, лежа за длинным застругом, приподнял голову. Откуда сбоку, из опорного пункта рядом с развалинами, бил короткими очередями пулемет, заставив часть пехоты залечь. Танки, словно не замечая этого, по-прежнему ползли вперед, иногда останавливаясь и стреляя. Вот только стреляли они не в эту, хорошо замаскированную пулеметную точку. «Сейчас отсекут нас от танков, потом подожгут их, а потом…» — подумал Петр, перевернувшись на спину и доставая из громоздкой кобуры не менее громоздкую неудобную ракетницу. Откатившись в сторону, он с удовольствием увидел, как пули вспороли опустевший снег на месте его старой лежки и тут же выпустил ракету в сторону фрицевского пулемета. Ракета, оставляя красный дымный след, еще летела в сторону развалин, когда сразу три танка остановились и начали разворачивать башни в ту сторону. Один из танков, выглядевший неуклюже на фоне остальных из-за высокой башни с пушкой корпусного калибра, несколько запоздал. Его оглушительный выстрел раздался уже после того, как рядом с развалинами поднялись высокие кусты разрывов снарядов, выпущенных двумя другими танками. Но после этого выстрела пулемет замолчал окончательно. Ершов, вскочил, заметив как впереди него также поднимаются люди и, стреляя на ходу, устремились вперед, вслед за тронувшимися с места танками. Ветер донес до Ершова рев моторов и крик его бойцов. Рывком пробежав с полсотни метров по плотному, утоптанному ногами бегущих впереди и гусеницами танков, грязному снегу, Петр добежал до немецкой траншее. Весь в горячем поту, запалено дыша, он заметил, как поодаль в траншее мелькнули каски его бойцов. Несколько раз глубинным, словно подземным, грохотом рванули ручные гранаты. В узкой траншее валялось, мешая проходу, несколько немецких трупов. Петр оглянулся. Сзади подбегала резервная цепь, стремясь догнать ушедшие вперед танки.