Евгений Красницкий - Женское оружие
За разговором они поднялись по лестнице, и Анна прошла по светлице, решительно распахивая двери выходивших в нее девичьих опочивален.
– Эй, засони! Подъем! Отроки уже на зарядку побежали, а вы спите. Хорошая жена раньше мужа подниматься должна! Вставайте!
Из опочивален послышались охи, вздохи, шлепанье босых ног по полу и прочие утренние звуки.
– Быстрей шевелитесь! – командовала Анна. – Веселее глядите – не мухи сонные!
То ли и впрямь сегодня девки не торопились, то ли после ночных размышлений Анне только казалось так, но вся эта утренняя суета и бестолковщина раздражали ее не на шутку. И не то чтобы девки вообще были непослушны или ленивы, за исключением разве что толстухи Млавы да строптивой Аньки – не могло быть лентяек в крестьянских семьях, – но, по большей части привыкшие к неспешному укладу жизни в лесном селище, они никак не могли освоиться с обычаями воинского поселения. И если отроков удалось привести к порядку железной рукой и строгостью наставников, не скупящихся на «наряды», как здесь говорили, по чистке нужников, а то и весьма чувствительные тычки или удары Андреева кнута, то девиц пока что жалели. Но сегодня привычная утренняя суета раздражала разлетевшуюся в своих ночных размышлениях Анну не на шутку. Может, и присутствие Арины, наблюдавшей за девками с легкой улыбкой, сыграло свою роль, но, глядя на зевающих девчонок, еле передвигающих спросонья ноги, Анна потихоньку начинала свирепеть.
«О переменах возмечтала? А толпу глупых девок на шею не хочешь? Туровских женихов поразить? Чем? Растрепами этими бестолковыми? Да от них любой сбежит, не оглядываясь! А Арина-то эта как смотрит… вроде и не насмехается, улыбается по-доброму, но ведь и не прочтешь ничего у нее на лице! Словно в доспех оделась! Что она на самом деле думает-то?»
И тут в привычные звуки просыпающейся девичьей неожиданно вплелось совершенно неуместное тявканье, затем девичий визг, подкрепленный взвизгом уже собачьим. Оказывается, Роськин щенок каким-то образом умудрился просочиться в девичью, хотя двери на улицу еще вроде и не открывали. Врожденная шкодливость вкупе со щенячьим энтузиазмом внесли в бестолковую суету полусонных девиц дополнительное разнообразие. Ворон пробрался в одну из опочивален и принял самое деятельное участие в побудке, видимо решив, что это новая и чрезвычайно занимательная игра.
Привлеченный непонятными запахами и теплом, он уже успел сунуться под одно из одеял, надеясь то ли найти что-то съедобное, то ли просто украсть чего. Прошелся холодным мокрым носом по горячему со сна телу и, спасаясь от пронзительного визга разбуженной таким образом Евы[3], забежал в другую опочивальню. Там, правда, соревнование с Проськой в перетягивании одеяла он позорно проиграл, но расстроился не из-за этого, а оттого, что получил от рассерженной соперницы пяткой по носу – та, не открывая глаз, пыталась отбрыкнуться от наглого воришки, за что и была в эту же пятку укушена. Сопровождаемый оглушительными воплями щенок проскочил дальше, где ему наконец-то повезло: соседки как раз пытались растолкать Млаву – основную, наряду с Анькой, претендентку на звание «головная боль боярыни». Эта толстуха каким-то образом умудрялась припрятывать еду, чаще всего куски хлеба, а потом ночами энергично грызла сухари, не давая заснуть своим соседкам. Но в это утро их страдания были отомщены Вороном. Пройдоха учуял запах еды, поднялся на задние лапы, засунул нос к Млаве под подушку и стащил сухарь чуть ли не из зажатого кулака. Разъяренный вопль моментально проснувшейся обжоры поднял на ноги всех, а щенок, отскочив в сторону, стал, давясь и урча, поспешно глотать героически добытое лакомство прямо на глазах у ошалевшей от такого нахальства Млавы. Пока она выпуталась из одеяла и подскочила к наглецу, от сухаря остались лишь жалкие крошки, рассыпанные по полу. Но Ворон не собирался уступать законной владелице даже их. Грозно рыча и отчаянно огрызаясь на толстуху, он подобрал их, чуть не тяпнул при этом попытавшуюся схватить его за загривок Млаву и пронесся у нее между ног к двери, каким-то чудом не запутавшись в подоле ее рубахи. Продолжая вопить, отроковица тяжело затопала следом, но догнать шустрого воришку ей было явно не по силам: он, лавируя между ногами уже вышедших из своих опочивален девиц и смешно скользя лапами на поворотах, помчался к лестнице. Красная от гнева Млава в одной рубахе неслась за щенком с изяществом борова, попавшего в курятник. Девки еле успевали отпрыгивать в сторону с ее дороги: затопчет и не заметит, а к общему шуму добавились вопли наименее проворных. Привлеченные криками, из опочивален стали выскакивать и остальные ученицы Анны, принимая живейшее участие в происходящем. Их смех, трубный рев ограбленной обжоры и собачий лай слились в единый гомон, наполнивший светлицу. Причем, судя по репликам и хохоту, сочувствовали все скорее удачливому Ворону, чем его жертве. Картина сама по себе была очень забавная, и в другое время Анна и сама бы посмеялась, но не в это утро…
Тут, в довершение всех проказ, почти добежавший до лестницы Ворон подбил под ноги выскочившую из двери Евдокию, и та с визгом полетела на пол. Что там произошло дальше, Анна разобрать не успела, но моментально образовавшаяся куча-мала из барахтающихся девок разъярила ее окончательно. Последней каплей стали причитания Млавы, умудрившейся во всей этой неразберихе как следует ушибиться.
– Уй-юй-юй!!! Убилася-а-а-а-а!!! Развели тут кобеле-е-ей!!! Все ваша Академия дурацкая-а-а-а!!!
Вой этой дурищи, смеющей походя поносить Академию, хлестнул Анну, словно пощечиной.
«Оружие тебе, говоришь? Дружину захотела? ЭТИХ, что ли, в Туров везти? Ну уж нет! Им не то что оружие – половник доверить страшно. Ну держитесь у меня, я вам устрою! Как там батюшка Корней на новиков рыкает?»
– Молча-ать! – Резкий окрик Анны прозвучал как удар хлыста. Девки мгновенно замерли, кто-то аж присел с перепугу. Сейчас боярыню можно было назвать только «воеводой в юбке»: плечи расправлены, к спине хоть доску прикладывай – прилипнет, глаза чуть прищурены, черты лица затвердели, даже стали какими-то хищными. И взгляд такой, что, кажется, полоснет – зарежет. Девчонки, ошарашенные столь резким окриком, мгновенно притихли; видно было, что ТАКУЮ боярыню они боятся не на шутку.
– Это что за курятник? Раскудахтались! – Анна уже не кричала, но слова ее по-прежнему звучали, как резкие команды. Только Млава продолжала причитать, даже не пытаясь сползти с придавленных ею девиц. Вид ее обтянутого рубахой обширного зада, похожего на мешок со свеклой, вызвал у боярыни приступ брезгливости. Она решительно подошла к копошащейся на полу куче, выхватила из стоящего в углу у лестницы поганого ведра веник, выдернула из него три хворостины и врезала с оттяжкой прямо по этому недоразумению, вложив в удар все накопившееся у нее раздражение.
– Встать! – рявкнула Анна так, что Млава, взвывшая было от ожегшего ее удара, тут же захлопнула рот, чуть не прикусив себе язык. Молча глотая слезы и потирая пострадавшее место, толстуха поспешно сползла с придушенных подружек, пыхтя, поднялась на ноги и тут же получила звонкую пощечину. – Цыц, дура! Розог захотела?!
Боярыня окинула взглядом своих подопечных, замерших в полном обалдении: полураздетые нечесаные девки совсем не походили не то что на дружину прекрасных дев, коих она представляла себе в ночных мечтах, но и вообще ни на что путное. Выплеснув на Млаву часть своего раздражения, Анна было успокоилась, но сейчас опять стала закипать.
– Забыли, что вы в воинском поселении? Ну так я напомню! Ты, – Анна в упор глянула на Млаву, – за поносные слова на Академию Архангела Михаила – без завтрака. Молча-ать! Вас сюда зачем прислали? – продолжала она, давя девок тяжелым взглядом. – Перед отроками задницами вертеть? Вы у меня на те задницы сесть не сможете! Всем молчать! Строиться! Последняя в строю вечером на посиделки не идет! Нале-во! В умывальню бегом!
Переполошенные неожиданными строгостями девчонки рванули в умывальню, устроенную внизу у центральной лестницы, чтоб неумытые и нечесаные девицы не показывались на людях. Обалдевшая от свалившегося на нее несчастья Млава попыталась было в одной рубахе выскочить в нужник, но ее в четыре руки остановили и с воплем: «Оденься, дура!» – отправили вверх по лестнице. Тем не менее, несмотря на всеобщую панику, Анна с удовлетворением отметила, что сегодня девчонки покончили с умыванием-одеванием гораздо быстрее, чем обычно.
«Вот что порядок воинский делает! Глядишь, и эти распустехи на людей похожи станут! А Арина-то… смотрит и молчит. Девки все в мужских портах да рубахах, а она будто и не удивлена, даже бровью не дрогнет».
Выяснить, которая из девиц была последней, так и не получилось: к Анне-старшей подошла Анна-младшая, легкомысленно не принявшая во внимание нынешнее настроение боярыни, и проскулила, страдальчески морщась и неприязненно косясь на Арину.
