Мой адрес – Советский Союз! - Геннадий Борисович Марченко
– Ты что, плохо себя чувствуешь?
– Тьфу-тьфу! Просто надо кое-что купить, скажем так, в подарок одному человеку.
– Да-а, с фармакологией в нашей стране, к сожалению, не всё так весело, как хотелось бы, – глубокомысленно вздохнул Бутов. – Некоторые препараты приходится чуть ли не контрабандой из-за границы ввозить. А что делать, если в Союзе их не выпускают… Я тоже зайду в аптеку, посмотрю кое-что.
Американская аптека – это не то, к чему мы привыкли в СССР. Некоторые из них в Штатах по виду похожи на супермаркет. В одну из таких нам и привёз Сэм. Здесь можно не только что-то «от головы» купить, но ещё и закупиться продуктами на неделю. Даже пиво имелось. А косметика имелась не только по уходу чуть ли не за каждой частью тела, но и декоративная.
Мне же нужны были «утка» и судно. Бутов негромко спросил, когда я ждал заказ:
– Женя, ты с ума сошёл? Зачем ты это покупаешь здесь, за доллары? Да ещё тащить через таможню. В Союзе качество «уток» не хуже. Я бы тебе вообще бесплатно подогнал.
– Да дело-то в том, что подарок мне придётся вручать здесь, в Нью-Йорке, – пояснил я.
– Это кому же, если не секрет? У тебя здесь родственники живут?
– Не поверите, Василий Иванович, для Мухаммеда Али, – хмыкнул я. – Подарок с намёком.
До Бутова, кажется, дошло.
– А ты действительно шутник, – покачал он головой, когда я расплачивался за завёрнутые в целлофан «утку» и судно. – Но 45 долларов за это… Не жалко?
– Для такого дела – не жалко. Может, мне за находчивость по возвращении премию выпишут.
– Как бы люлей не выписали, – пробормотал врач. – А я вот тут препарат один присмотрел, но стоит… К тому же отпускается по рецепту. А моей сестре он бы очень помог.
Последняя фраза меня охолонила. А то я уж собрался лезть в сумку за деньгами, невзирая на конспирацию. С рецептами в Штатах строго, даже антибиотики просто так никто тебе не отпустит.
Покупки удивили Сэма и Радоняка, но, когда я объяснил, для чего это – на русском и тут же на английском языках – оба рассмеялись в голос.
– А было бы вообще здорово упаковать всё это красиво, перевязать алой ленточкой, – сказал Михалыч.
– Почему бы и нет? – согласился я.
Объяснил Сэму задачу, и вскоре мы притормозили у цветочного магазина, обвешанного разноцветными рождественскими гирляндами, где мои покупки красиво упаковали в одну коробку. И по моей просьбе и впрямь перевязали её красной атласной лентой.
Наконец добрались до антикварного. Однако… Несмотря на не слишком большие размеры помещения, здесь можно было найти практически всё, начиная от старых фотографий и газет, и заканчивая кухонной утварью и мебелью. Даже оружие имелось, вплоть до старинных пистолей. Наверняка со сточенными бойками, а сабли и палаши затуплены, подумалось мне. Хотя, учитывая, что продажа огнестрельного оружия в США разрешена, во всяком случае в большинстве штатов, эти образцы огнестрельного оружия могут быть и действующими.
На стенах висели картины и часы, судя по виду некоторых, изготовлены они были ещё в прошлом, а то и позапрошлом столетии. Игрушки мягкие, фарфоровые и даже целый набор марионеток с тянущимися от деревянных запястий и ступней лесками к крестовине. Были тут и распятия, католические, в том числе и деревянные, где уже ладони и ступни Иисуса были приколочены к крестовине. Такая вот неожиданная ассоциация у меня возникла с марионетками, прости Боже старого грешника! Тут даже иконы стояли, наши, православные.
А что, не молодого же! Душе моей сколько лет? Восьмой десяток идёт, так что уже не мальчик.
– Сеньор Браун! Добрый день! Давненько вас не было.
На звук дверного колокольчика появился хозяин лавки. Или наёмный продавец, могло быть и так. Невысокий толстячок с большой, обрамлённой чёрными, курчавыми волосами залысиной, выкатился откуда-то сбоку, из-за старинного антикварного шкафа, и мясистым носом.
– Здравствуйте, сеньор Фарина! – поприветствовал его Сэм. – Привёл своих русских друзей ознакомиться с вашим богатством. Может быть, что-то приобретут в качестве сувениров.
– О, вы из России! – сразу же оживился Фарина, переключая своё внимание на нас. – скажите им, мистер Браун, что я знаю нескольких русских из Маленькой Одессы[50]. Там есть и свои антикварные магазины, все владельцы – сбежавшие из Европы и России евреи – но многие любят захаживать ко мне, потому что у Джузеппе Фарина можно найти такие вещи, которые больше не найдёт ни один антиквар во всём Нью-Йорке, а может быть, и во всей стране.
Пока Сэм переводил, в основном для Радоняка и Бутова, я подумал, что, выходит, он и есть хозяин заведения, этот Джузеппе Фарина. Предположил, что выходец с Апеннин (или потомок выходцев в этого полуострова) на еврейский манер ещё долго будет лить нам в уши, но тот неожиданно перешёл сразу к делу.
– Что вас интересует? Может быть, я смогу быть чем-то полезен, что-то посоветовать?
– Пока мы и сами не знаем, что нас интересует, – ответил я на английском, чем слегка, кажется, удивил сеньора Фарину. – Давайте мы с вашего позволения осмотримся. У меня такое чувство, что я попал в музей.
Такое сравнение явно польстило хозяину магазина, он расплылся в добродушной улыбке.
– Конечно, сеньор… э-э-э…
– На английский манер я Юджин. Юджин Покроффски. Это сеньоры Радоняк и Бутов.
Те, услышав свои фамилии, часто закивали, при этом нацепив на физиономии самые добродушные улыбки из собственного арсенала. Дальше мы принялись знакомиться с экспонатами, а сеньор Фарина пояснял, если что-то привлекало наше внимание.
Моё внимание привлекла, например, латунная пепельница, где окурки нужно было гасить и складывать в чашечку у подножия статуи Свободы, высотой около пятнадцати сантиметров. Подарить бы её Брежневу, пусть о Статую Свободы бычки тушит. А что, самому вручить вряд ли получится, а попросить передать подарок… Да вон того же Козлова. Сам-то он тоже вряд ли имеет доступ к телу, но с его позиции через кого-то из высокопоставленных начальников может оказаться намного проще и короче.
Ценника на пепельнице, как и на остальных экспонатах, не было, поэтому я поинтересовался:
– Сколько это стоит?
– Тридцать долларов. Эксклюзивная вещь, середина прошлого века, мастерская Донатаса Фильгердауна. Вот, видите, на донышке статуи стоит его выгравированный экслибрис… Когда-то точно такая же принадлежала самому генералу Ли[51] – он гасил в ней свои сигары.
– Ну надо же, – покачал я головой с самым серьёзным видом, – статуя Свободы была установлена через 16 лет после смерти генерала, но он всё равно гасил в ней
