Пуля времени - Николай Свечин

– Ни хрена себе… А кто сейчас в моем теле, теле капитана Бурлака?

Викентий Саввич пожал плечами:

– Шут его знает. Вероятно, ты лежишь в коме в госпитале. Вернешься – узнаешь.

– А может там оказаться Жоржик-Гимназист? Такой чейндж…

– Нет. Я же сказал – перемещение в будущее невозможно. Для Жоржа это было бы именно таким перемещением. И потом, он не ландаутист, а простой налетчик.

– Если я застрял тут, к примеру, на пять недель, значит, и дома я буду валяться в коме пять недель?

Инспектор невыразительно пожал плечами:

– Когда как. В семидесяти процентах случаев перемещений – мы ведем статистику – время и там и тут совпадает. Но в тридцати процентах – нет. Ты бегаешь тут с наганом пять недель, а когда возвращаешься в себя прежнего, там прошло лишь несколько часов. Или суток – по-всякому бывает. Я, когда возвращался из тысячи семьсот сорокового года, прожил в нем больше месяца. А на работе записали командировку в сорок восемь часов. И командировочные начислили соответственно, сволочи.

– А что ты делал в восемнадцатом веке?

– Готовил побег Ломоносова из прусской армии, куда его забрили рекрутом, – признался инспектор.

– Однако! Может, и впрямь перейти в эту вашу лавочку? Интересными вещами занимаетесь, ребята. Но погоди, погоди… Ведь ваша служба народилась относительно недавно. Стало быть, до ее появления Ломоносов так и застрял в прусской армии? И не стал великим ученым? Вы что, переделали историю задним числом? Не было первого русского гения? Не было его открытий, учреждения Академии наук и всего остального? А говоришь, ход истории нельзя менять! Как же «эффект бабочки» Брэдбери?

Двуреченский отмахнулся:

– Тут мягкое влияние, минимально переделывающее ход времени. До нашего вмешательства Михайло Васильич прослужил у пруссаков три с половиной года. А мы вытащили его через…

Он стал считать вслух:

– Вляпался он в мае, а в октябре уже был свободен… За полгода. Сэкономили русскому гению три года плодотворной жизни.

– Все равно ваша последняя задача противоречит первой, – укорил инспектора попаданец. – Если невмешательство, то во всем.

– А! Это не ко мне, это к начальству.

– А кто у вас главный? Секрет? Тогда расскажи про себя, что можешь. Где сейчас тело подполковника Корнилова?

– В Арзамасе-16[26], в спецхранилище. Мы, оперативники, называем его реликварием.

– Почему так?

– Ну, реликварий у христиан – это такой сосуд, или ковчег, где хранятся мощи святых. Вот мы по аналогии… Там все наши, кто сейчас в прошлом. Ждут своего часа в искусственной коме.

– А куда вы дели душу настоящего Двуреченского для того, чтобы тебе было в кого вселиться?

– Не было никакого Двуреченского, его придумал человек, которого я сменил.

– Подделал документы, аттестат зрелости, диплом? – уточнил Ратманов.

– Вроде того. Из нашего времени ничего сюда перекинуть нельзя, все приходится лепить на месте.

– Погоди. Но тот, кого ты сменил, – он откуда разжился поддельными бумагами?

Викентий Саввич вздохнул:

– Не забывай, что службе уже шестьдесят лет. Мы имеем глубоко внедренную резидентуру. Первым инспекторам было очень трудно. Все только пробуется, масса ошибок… Несколько человек погибли, несколько пропали без вести. Потерялись во времени. Попадешь в нашу контору, увидишь на стене их портреты.

Ратман зябко повел плечами:

– Потерялись во времени… Б-р-р!

– Нам тоже тяжело, но, конечно, не как им, первопроходцам. Нас меняют. Мне, к слову сказать, осталось торчать тут до конца года. Потом вернусь домой – и два месяца отпуска. Хочу съездить на Алтай, никогда там не был, а все хвалят.

– А сколько вас всего? Или это тоже тайна?

Инспектор скривился, подумал, но все-таки ответил:

– Оперативный состав примерно сто человек. Все, как ты понимаешь, ландаутисты. В аппарате много обычных людей, которые никуда не перемещаются, а просто обеспечивают функционирование службы. Мы, кто с генетическим сбоем, рассеяны по ближайшим временным периодам, примерно в рамках новейшей истории. Например, в Москве тысяча девятьсот двенадцатого года размещена опергруппа СЭПвВ из шести человек. Почему-то именно в этот год часто попадают русские ландаутисты, их приходится искать и вытаскивать. А скоро Первая мировая война и революция! Люди будут под большой угрозой. Еще есть агенты в восьмидесятых годах девятнадцатого века, есть в эпоху Сталина. Залезать в лихолетье Ивана Грозного, насколько мне известно, мои шефы не планируют. Но это преждевременный для тебя разговор. Поскольку ты тоже со сбоем, тебя тоже обязательно попытаются уговорить поступить в нашу лавочку.

– Еще вопросы, – перевел разговор на другое Георгий. – Вот тебя переместили в прошлое. Твой предшественник подделал документы, слепил легенду, то да се. Настоящего Двуреченского не было. А где вы взяли тело, чтобы поместить в него нужную личину? И куда дели, так сказать, предыдущую душу?

– Тело, как правило, берется из пропащей братии, из галахов[27]. Так и так им погибать «от пьянства и от простуд». Кандидата подбирает местный инспектор и защищает перед начальством. Если решение принято, душу несчастного алкаша переселяют в отстойник, о котором никто ничего толком не знает… А новому инспектору приходится сначала лечиться, поскольку здоровье у золоторотцев часто оказывается неважным. А лекарства, сам понимаешь, какие – фармацевтика еще стоит на одной ноге.

– То есть вы фактически убили человека? – поразился попаданец. – Росчерком пера отправили живую душу в какой-то отстойник?

– Ну, так уж и человека, – легкомысленно рассмеялся инспектор. – Так, гниль, босяка-забулдыгу, который перед этим сам себя вычеркнул из нормальной жизни. И притом – ради высоких целей!

– Что-то знакомое… Цель оправдывает средства? Но ведь он все равно человек, божья душа, так сказать. Как вы можете стирать его ластиком? Кто вы такие для этого?

Собеседник Ратмана откинулся на спинку стула и сощурился:

– Капитан полиции, а говоришь как слюнтяй-интеллигент.

– Но…

– Это к начальству! Я лишь исполняю приказы.

– Тоже знакомая фраза, – рассердился Георгий. Но ему нужны были ответы на вопросы, и он сбавил тон: – Что будет с твоим телом, когда ты вернешься в наше время? В него снова вселится босяк? Как же он удивится, обнаружив себя губернским секретарем и чиновником для поручений сыскной полиции! А как удивятся сослуживцы Двуреченского!

– В моем случае меня заменит наш оперативник, я как раз сейчас готовлю его к переселению, чтобы он не напортачил. Но вообще бывает всякое. Если бы не смена, в тело Двуреченского действительно переехал бы, как в свою прежнюю квартиру, голодранец.

– Стой! – вдруг понял смысл этих слов попаданец. – Значит, когда я вернусь в двадцать третий год, мое место займет Жоржик-Гимназист???

– Конечно, – подтвердил Викентий Саввич. – А, ты про Риту… Да, она унаследует вместо тебя налетчика Ратмана, который ни сном ни духом. И я даже не представляю, как ты ей объяснишь,