СССР: вернуться в детство-2 - Владимир Олегович Войлошников
Суть визита сводилась к приглашению бабушки — героической и прославленной, можно сказать, личности — в эфир телепередачи «Приангарье». В ближайшую субботу. Передача должна была начаться в тринадцать ноль пять, но прийти просили за час, чтобы всех проверить и подготовить. Почему всех? Потому что бабушку просили прийти вместе со всеми своими детьми и внуками. Ну и с зятьями-невестками заодно, естественно.
Товарищ оставил пропуск и ушёл.
Боже мой, что с нашими дамами случилось! Хорошо, что все уже родили, а то ведь разрешились бы прямо сейчас, как пить дать. Захлопотали, забегали, давай платья примерять — а обе кормящие, в нарядное буфера́ми не входят! Расстройство-то какое!
— Так, вы перестаньте метаться! — рассердилась бабушка.
— Правда, — поддакнула я, — а то молоко загорчит. Завтра пойдёте в пошивочную к нашей мастерице, у них ткани всегда есть, она вам до субботы четыре платья сошьёт, особенно если будет знать, что для телевизора. Остальных предупредить надо. Две копейки у кого есть? Я в автомат сбегаю, Жене на работу позвоню, пусть после смены сразу заедет, Кларе скажет, а от неё Саше и Заре позвонит.
Я помчалась до аптеки, где стояла телефонная кабинка, дозвонилась в диспетчерскую контору аэропорта и надиктовала инструкцию для Тимшина Евгения: заехать после смены туда-то, сообщить, что двадцать восьмого апреля всех зовут в телевизор, проконтролировать дозвон остальным родственникам. Спасибо.
А бабушка лично пошла к Вале с Рашидом. Такие новости!
Назавтра с утра мне просто совесть не позволила из дома уйти. Мама так смотрела…
— Бегите уж, — говорю, — мы с бабушкой примем огонь на себя. Только недолго там.
Вот молодые мамаши сорвались и понеслись. Точнее, Женя их на машине помчал, чтоб быстрее.
А мы остались с тремя пупсами. Двое ходить хотят, всю кроватку по кругу истоптали, да карабкаются ещё, то и дело с борта снимать приходится. А Федька вроде уснул, а потом, видать, шестым чувством почуял, что матери нет, проснулся и давай сопеть, с намерением так. Я поняла, что сейчас он разразится, вынула его из кроватки. Господи, маленький такой, тёпленький, молоком пахнет… А замотан, как гусеничка. Вот тоже дурная «мода», всё боялись, что ребёнок руками себя напугает. Да, главное, внутри, под пелёнкой — распашонка фланелевая, телу жарко, ногам нет — как вы хотите строить теплообмен?
Размотала я его, перепеленала по-своему, только низ, вроде как штаны-мешок. Освобождённые руки вызвали у пацана бурю новых ощущений. Швабода! Можно радоваться, дрыгаться и руками махать! А потом замирать и разглядывать их восторженным взглядом. Мы лежали рядом на кровати и умилялись на Федькины ручки — он и я. Я нюхала его и целовала пушистую макушку.
Надо же, до меня ведь только что натурально дошло — у меня теперь есть ещё один брат. Родной, не двоюродный. Офигеть! Совсем я со своей литературой из жизни выпала…
Примчавшаяся с выпученными глазами мама застала полную идиллию, замерла в дверях, ахнула:
— Оля! Он же ручек испугается!
— Да коне́чно, бежит прям испугиваться, — тихонько засмеялась я, — предрассудки это, я в журнале «Здоровье» читала. А вот если руки не пеленать, ребёнок быстрее развивается, для мозгов полезно.
— Это ты тоже в журнале прочитала? — заглянул через мамино плечо Женя.
— А как же! В научном! Со стороны головы резко не подходи́те, пока у него зрение не придёт в окончательную… норму, — я вдруг решила, что излишними подробностями грузить их не сто́ит, — и всё будет нормально, никаких испугов.
Я ещё раз принюхалась к молочному младенческому запаху и с сожалением встала:
— Ладно, принимайте своего пупсика, а я пошла. Арба́йтен по-стахановски! План — долг! Перевыполнение — честь!
Фыркнули они синхронно. Хорошо, когда взаимопонимание.
Вечером примчались все — за подробностями и убедиться, что Женя ничего не перепутал. В телевизор приглашают! Всю родню! Батюшки-светы!
Лихорадило нас до самой субботы. В субботу мы все вдевятером впихнулись в Женин жигулёнок. Бабушку усадили на переднее сиденье. Наиль, Даша, мама и я втиснулись сзади (хорошо, все худые); никто тогда о детских креслах и слыхом не слыхивал, и всех детей транспортировали самым примитивным образом — на руках. Около здания телецентра уже стояла наша толпа — пропуск-то один на всех. С младенцами получилось тридцать три человека!
Телевизионщики отнеслись к этому испытанию стоически, бодро нас разместили, кого-то припудрили, кого-то подкрасили, всем провели инструктаж — дело, по моему глубочайшему убеждению, совершенно бесполезное. Человек, особенно впервые снимающийся, чаще всего так взволнован, что просто не слышит, что ему говорят.
Я сидела рядом с бабушкой и чувствовала, как дрожат её руки. Эх, надо было пустырничка тяпнуть перед выходом, да прямо всем.
Однако же, когда настало время говорить, бабушка как-то выпрямилась, посуровела и перестала мандражить. Всё же, опыт публичных выступлений и руководства людьми никуда не денешь!
Я смирно сидела рядом и приветливо светила лицом, обеспечивая оператору хорошую картинку.
Вела разговор весьма миловидная телеведущая. Я так поняла, у неё был набор вопросов, по которому она и двигалась. Бабушку расспрашивали про всякое. В основном про военные годы, конечно. И тут она внезапно достала из кармана маленький пожелтевший листок, сложенный на манер книжечки и сказала:
— Я и после войны избиралась депутатом. Но это — моё депутатское удостоверение военных лет.
Все как-то завозились, оператор постарался взять крупный план — скорее всего ничего не будет видно, но сам факт!
Потом пошёл рассказ, как она потеряла мужа и решила вернуться с детьми в город своего детства. Как жили они на старой квартире, дети росли, получали своё жильё.
— Но мы всей роднёй живём очень дружно, — гордо сказала бабушка, — встречаемся, общаемся, вместе проводим праздники.
— Здесь все ваши дети? — спросила ведущая.
— Нет, ещё один сын, Ринат, встретил на БАМе девушку, когда работал — и уехал с ней на её родину, на Украину.
— Извините, можно я скажу? — тётя Нина, сидевшая по другую сторону бабушки, наклонилась к её микрофону. — Мы не дочери, а всего лишь невестки, но для нас мама давно стала второй матерью, правда, Валя? — Тётя Валя, сидевшая во втором ряду позади бабушки активно закивала. — Когда расселяли, даже жалко было разъезжаться, но все понимали, конечно, что дети растут, семьи увеличиваются, и теперь мы будем ходить друг к другу в гости — и это тоже замечательно. Но сейчас… Вы лучше спроси́те, в каких условиях мама живёт, — переход оказался таким неожиданным, что никто не успел её остановить. — В семьдесят третьем году, когда они получали квартиру, Галя и Наиль были ещё совсем молоденькими, без семей, они с мамой пошли в трёхкомнатную малометражку. Да и нормы тогда были совсем другие, одиннадцать лет прошло! А теперь Галя вышла замуж, Наиль женился — дети родились. Те в одной крохотной комнатёнке, эти в другой. Мама, восьмерых детей вырастила, имеет орден «Материнская слава» — ютится в проходной комнате, да ещё вместе с внучкой…
— Да, где это видано? — внезапно поддержала её тётя Валя, перегнувшись через бабушкино плечо. — Девять человек на тридцати трёх квадратах! У Наильки вон близнецы родились, Галя — учительница, везде пишут, что учителям в первую очередь, а в исполкоме говорят: восемь лет ждать! Разве это по-советски⁈ — дядя Рашид шёпотом призвал тётю Валю к порядку, и она замолчала, но голову держала непреклонно и смотрела возмущённо, очень она несправедливость не любит.
Раздались ещё поддерживающие голоса, но в эфире их, конечно, слышно не было.
Глаза у ведущей сделались как чашки.
— Телестудия обязательно передаст этот вопрос для решения в горсовет, — она украдкой заглянула в свой листок и постаралась без палева перевести тему: — Скажите пожалуйста, Раиса Хасановна, нашей передаче стало известно, что книгу о вас написала одна из ваших внучек. Вы можете её представить?
— Вот
