Книга Розы - Си Джей Кэри
Роза озадаченно оглядела убогую обстановку комнаты.
— Не вижу здесь романов. Где они у вас?
Кейт рассмеялась, обнажив неровные, как клавиши старого рояля, зубы, и поднесла палец к виску.
— Главным образом — здесь.
Опустив глаза в свои записи, Роза задумалась, какой вопрос задать следующим. Пока никто из женщин не рассказал ничего предосудительного. Они послушно поведали ей о своем детстве, замужестве и своей жизни до того, как овдовели. Подозревать можно было любую из них: Ванессу как вдову церковного служителя, Кейт как бывшую журналистку, или Элизабет, которая работала в организации Мэри Стоупс, пропагандировавшей противозачаточные средства и ограничение рождаемости. Муж Кейт умер после неудачной операции, муж Ванессы страдал туберкулезом, а муж Сары погиб в период создания Союза, что намекало на его участие в Сопротивлении, но и в этом не было ничего необычного.
Роза повернулась к Элизабет:
— От чего умер ваш муж?
Элизабет, которой на вид было около шестидесяти, смотрела на нее взглядом педантичного государственного чиновника. Вопреки невозмутимому виду ее гнев вспыхнул мгновенно, как спичка.
— Он покончил с собой! Не думаю, чтоиз-заменя, но как знать.
Роза смущенно закрыла записную книжку. Ни в жизни этих женщин, ни в их детских воспоминаниях она не могла найти ничего хоть отдаленно угрожающего режиму. Как она может раскопать что-то, до чего совместными усилиями не смогли докопаться полиция и гестапо? Если кто-то из этих фрид и замешан в подстрекательской деятельности, вряд ли они добровольно об этом расскажут.
Она вспомнила потный нахмуренный лоб комиссара, и его угроза снова зазвучала в ушах: «Если не хочешь загреметь в лагерь, постарайся, чтобы получилось».
Она попыталась зайти с другой стороны.
— Протектор, как вы знаете, любит книги. Он большой друг литературы и считает литературу краеугольным камнем Союза.
— Правда? — По тону Элизабет было невозможно определить, вопрос это или ироническое замечание.
Роза вспомнила, что как-то раз сказал ей Мартин: «Ирония — это ваше английское оружие. Сказать одно, подразумевая другое. Ваша Джейн Остин прекрасно это понимала».
— Да, — кивнула она. — Он в первую очередь интересуется книгами, входящими в школьную программу. Всегда уделяет этому особое внимание. В Берлине он создал Управление по контролю за литературой.
— Зачем же партии контролировать литературу, мисс Рэнсом?
Роза попыталась вспомнить объяснения Мартина, но слова будто крошились, когда она пыталась их ухватить.
— Это же очевидно, разве нет? Союз вовсе не против творчества, однако необходимо установить определенные границы.
— И вы сами так считаете, да?
— Нельзя давать творцам полную свободу. Такого не было ни в одном обществе на земле.
— Пожалуй, так и есть, — уступила Элизабет. — Папа римский, например. В шестнадцатом веке католическая церковь составила список еретических книг. Все книги, противоречащие церковному учению, были запрещены. Запретили Галилея. Мартина Лютера и Иммануила Канта. Более того… — Она слегка нахмурилась. — Если не подводит память, когда вышла книга протектора, ее тоже занесли в список запрещенных Ватиканом книг. Если не ошибаюсь, так и было.
С этой не поспоришь. Почувствовав, куда движется разговор, в него вступила Сара. Замеченная Розой на улице облезлая пятнистая кошка забралась к той на кресло, и женщина рассеянно гладила ее свалявшуюся шерсть.
— Мне повезло. Я работаю уборщицей в Бодли-анской библиотеке и поэтому все время нахожусь среди книг. Лично я рада, что протектор ценит книги. Без чтения нет сострадания, а без него теряется связь между людьми. Мы лишаемся чувства сопричастности к жизни других.
Давно знакомый Розе довод. В классической литературе постоянно всплывала эта тема. Авторы видели пользу от чтения в том, что таким образом можно переживать другие жизни. Раз она сказала об этом Мартину, но он ее высмеял: «Кому охота переживать жизнь других? Разве мы так неинтересно живем?»
— Совершенно согласна, — отозвалась Ванесса: она услышала последние слова, возвращаясь со свежим чайником мятного чая. — «Рассудительные книги развивают ум и улучшают характер» — так ведь писала Мэри Уолстонкрафт?
Все три ее подруги одновременно вздрогнули, почти незаметно, но Элизабет тут же схватила чайник и принялась разливать чай.
— Мэри Уолстонкрафт? — переспросила Роза. — Никогда не слышала о такой. Можете о ней рассказать?
Женщины переглянулись, а потом Кейт пожала плечами и приподняла сломанные очки на лоб.
— Была такая писательница. В тысяча семьсот девяносто втором году она написала книгу «В защиту прав женщины». В ней она доказывала, что женщины равны мужчинам по своей природе и интеллекту и заслуживают такого же отношения и таких же возможностей.
— Все женщины?
— Именно.
Роза отпила из чашки, ее сердце сильно билось. Уже то, что эти фриды открыто выражают крамольные взгляды или даже просто повторяют их в присутствии других, само по себе является преступлением. Однако упоминание Мэри Уолстонкрафт гораздо более существенно. Той самой, цитата из книги которой появилась на фасаде Британского музея на прошлой неделе. А повторить ее, пожалуй, тянет на лагерь. Роза обязана сообщить об этом, по крайней мере зафиксировать сказанное.
И все равно крамольное изречение Мэри Уолстонкрафт витало над ними в воздухе.
«Женщины равны мужчинам по своей природе и ин — теллекту и заслуживают такого же отношения и таких же возможностей».
Роза задумалась, что делать дальше, но тут раздался громкий стук в дверь, и все разом обернулись.
Никто не успел ничего сказать, как выбитая сильным ударом дверь с вырванными из трухлявого косяка ржавыми петлями ввалилась в комнату. В открытом проеме вырисовались темные силуэты.
На пороге стояли трое мужчин в куртках из грубой кожи.
Глава тринадцатая
Из кафе «Червелл», затрапезного заведения на юге города, открывался вид на средневековый каменный мост через Темзу. Название кафе, начертанное на окне, наполовину осыпалось, на подоконнике валялись дохлые мухи. Нейлоновые занавески с оборками провисли так, словно поняли, что в них нет никакого смысла, ведь внутрь все равно никто не заглядывает. В старых газовых рожках вместо газа горели свечи, оставляя на стенах ореолы копоти. На столиках стояли замызганные бутылки с соусами, а табличка на барной стойке сообщала, что «сахар выдается по требованию».
Когда Роза вошла, в заведении был единственный посетитель. Он сидел за угловым столиком, упираясь подбородком в ладонь, и водил пальцем по трещинам в столешнице, точно пытаясь разгадать сложную головоломку.
Услышав бряканье колокольчика, он встал и протянул руку.
— Фройляйн Рэнсом! Спасибо, что пришли.
Бруно Шумахер выглядел совсем не по-немецки, скорее, походил на англичанина, без малейшего намека на немецкое высокомерие и самоуверенность. Рябая, как апельсиновая кожура, кожа с легкой щетиной, говорила об отсутствии привычки бриться по утрам. Костюм — мечта криминалиста:
