Самый яркий свет - Андрей Березняк
Наш поход с приставом Спиридоновым по злачным местам Сенного рынка заинтересовал графа больше, его он взял на заметку, похвалив за то, что поддерживаю знакомство со столь перспективным служащим.
А вот на рассказе про нападение у дверей парадной Федор Васильевич вспыхнул так, что Эрмитаж должен был сгореть тот час же.
— Дура! — кричал он. — Как о таком молчать можно было?! Почему сразу никого из властей не поставили в известность?!
— Так Спиридонов приезжал!
— Спиридонов твой — пристав из Управы, ему наши дела неведомы, мелок он для них! Ты должны была сразу же поставить в известность… да даже не поставить, а сама мчаться к Макарову! Будить его, поднимать с бабы, но доложить ему обстоятельства! Да ты сама что ли не понимаешь, что чуть не натворила?!
Изо рта генерал-прокурора летели брызги, каким-то неведомым образом он прямо из-за стола оказался нависающим надо мной. Я запоздало озарила его, увидела, что гнев графа искренний, и переживает он за жизнь Императора поболее чем за свою.
А потом мне стало стыдно.
Продумать то, что покушение на меня было как раз за день до моей очередной службы во дворце, было ведь легко. Получается, что злодей бьет меня ножом, даже если не до смерти, то сегодня я никак не смогла бы обнаружить ловушку, треклятый кирпич пронесся бы от стены до императорской крови, смяв ему все кости и потроха. И ведь никто бы не обратил внимание, что госпожа Болкошина не пришла Зимний в урочный час, ведь такое бывало уже.
Скучная работа, блажь дворцовой охраны.
— Теперь понимаю, — пролепетала я, но Ростопчин, как резко взорвался, так же быстро успокоился.
— Неопытны Вы, Александра Платоновна. Да и по моему ведомству надо бы трудиться усерднее, сведения получать не раз в месяц ворохом документов. Простите за грубость.
— Вы меня простите, Федор Васильевич. Не осознавала я важность своей службы, не связала. Думала на Дюпре, хотя Спиридонов объяснил, что нет смысла Компании меня жизни лишать. Ведь если бы не Серж…
— Фатов! Проверим его. Не спорьте! — пресек Ростопчин мою попытку возразить. — Тихонечко проверим, чести его не убудет. Согласен, что он тут — персона, скорее всего, случайная, счастливо для всех случайная. Но теперь по городу Вы передвигаетесь только в коляске с моими людьми. Куда бы ни поехали! Сейчас Макарова кликну, он все организует. Ему поручаю расследование покушения на Вас. И вот что. Спиридонова велю ему привлечь. Чую я, что полезно это будет.
Александр Семенович Макаров сопроводил меня вниз, где уже стояла не шибко приметная, но полноценная карета, запряженная двойкой лошадок. Кучер сидел на козлах, всем видом изображая из себя безобидного ваньку, но обмануть мог только слепую бабку. Есть такие люди, в которых сразу видишь хищника. «Слуга», открывший дверцу, оказался из той же породы — завитый куафером волчара.
— Час поздний, домой поедете, Алекснадра Платоновна?
Макаров был из «новых» дворян, причислен к первому сословию Императором в начале века. После роспуска Тайной экспедиции, к вящему удивлению, именно ее последний глава оказался назначен начальником Особого отдела Тайной полиции. Вот почти всех «экспедиторов» в лучшем случае разогнали, а голове доверили самую деликатную часть деликатного ведомства.
— Домой. Надо нервы в состояние привести. Ангелы-хранители мои — они как ночуют?
— Один в каморке швейцара, потеснит вашего.
— Нашего пока и нет, как Ваньку убили.
— Вот там и посидит. Второй в карете, будут меняться. Как их сменят, они вам товарищей сами представят. Если же увидите новых, которые Вам не знакомы, то бегите, кричите, стреляйте — это Вам приказ. И прошу Вас, графиня, без самостоятельных приключений. Свободы Вас никто не лишает, посетителей тоже, но безопасность Ваша теперь — дело государственное.
Я заверила пожилого сенатора[64], что буду проявлять благоразумие. Из дверей же вышел счастливый фельдфебель Носов, уже позабывший лютую смерть майора Крещицкого, произошедшую всего два часа назад. В руках он держал пачку ассигнаций и золотые карманные часы, которые унтер нес за цепочку, словно это была истинная Плащаница в целом виде, хранящая очертания тела Иисуса.
— Государь облагодетельствовал! — радостно сообщил Носов. — Все пропью, а чысы — ни в жисть, Богом клянусь!
— Пропьет, — вздохнул, глядя вслед фельдфебелю, Макаров.
— Пропьет, — согласилась я.
И полезла в карету. Завтра уговорились встретиться в здании Управы к десяти утра. Приглашать пристава к себе Александр Семенович не захотел, рассудив, что привлечет этим излишнее внимание.
«Слуга» молчал, изредка бросал резкие взгляды в занавешенные тюлем окна. На диван он выложил сразу два пистолета и настоящую гранату со вставленным запалом. Где мой телохранитель взял этот раритет, оставалось загадкой.
— Как вас зовут? — спросила я.
— Тимофей. Если ситуация случится, сударыня, кличьте просто Тимкой. Так короче. Того на козлах — Дыней. Его Досифеем батюшка назвал, вот уж нашел поп имя в святцах. Так что его Дыней.
Он помолчал, поерзал на красном бархате сидения и, смущаясь, попросил соблюдать некоторые правила безопасности.
Первым из кареты выходит сопровождающий, проверяет, что все тихо, и лиходеев не наблюдается.
В любые двери так же сначала заходит охранник.
Провожают меня до самой квартиры. Тимофей попросил разрешения на первый раз осмотреть ее, чтобы понимать, что и как в ней устроено, куда выходят окна, как можно в нее попасть, минуя двери, или сбежать, опять же не через них.
Любого посетителя перед встречей со мной опрашивают, до этажа сопровождают. И открывать должна не я, а горничная.
Если начинается суета и, не приведи Господь, стрельба, я первым делом падаю наземь, вторым — бегу туда, куда скажут, прикрываясь телом сопровождающего.
— Вы и пулю за меня примете?
— Конечно, — изумился полицейский. — Я же для того и служу. Моя работа в том, чтобы Вы, сударыня, остались живы.
Подумав, добавил:
— Если меня подстрелят, значит, службу я сделал плохо. По правильному будет так, что и Вы целая, и я в порядке, готов защищать Вас и дальше.
У дома мы отрепетировали все этапы инструктажа, оба телохранителя остались довольны: я сидела мышкой, пока мне не позволили выйти, семенила между мощных торсов служивых, терпеливо ждала, пока проверят лестницу за дверьми. Танька ойкнула, увидев мое сопровождение, и насторожилась, когда оба дюжих молодца прошлись по комнатам, заглядывая во все щели. Я кивнула ей: мол, все покойно, но служанка принялась следить, чтобы незнакомцы не утащили столовое серебро. Тимофей ухмылялся в усы, его товарищ будто и не обращал внимание на суетящуюся девку.
— Досифей…
— Дыня я, сударыня, — поправил меня полицейский. — Жуть как не люблю
