Восхождение язычника (СИ) - Шимохин Дмитрий

Спустя час блуждания удалось сторговать два отреза ткани по пять динариев[2]. Не шелковые ткани, конечно, но тоже достойные и еще выкрашенные в оранжевый цвет, бледноватый, но за такие деньги вполне неплохо.

А вот сестренки очень долго не мог определиться с подарком, пока не наткнулся на прилавок с деревянными шкатулками и фигурками.

Где продавцом и заодно мастером выступал одноногий не особо опрятный и разговорчивой мужик со шрамом на лбу и парой отсутствующих зубов. Не знаю, какой он по характеру, да и сомневаюсь, что увечье хорошего настроения добавляло. Но мастером он был отменным.

На шкатулке был вырезан лес, из которого словно выплывала молодая девушка. И все так живо, словно настоящее, или смотришь на полноценную картину в художественной галерее.

А фигуркой в придачу взял деревянного коня, его грива и хвост были вырезаны весьма аккуратно и виднелся каждый волос, казалось, отведи взгляд — и конь заржет и унесётся вдаль, вот это мастерство. И вся эта красота мне обошлась в четыре динария, а на остававшиеся три я взял сушеных фруктов, привезенных из Византии, кураги с черносливом, немного вышло, но шкатулку заполнить хватило.

— Что все купил? — спросил дед с ехидцей.

— Ага, — я все продолжал рассматривать фигурку коня.

— А себе что ничего не взял, али не приглянулось ничего?

— Так денег нет, деда, вот гостинцев же набрал.

— А о себе чего не подумал?

— А мне-то что, я вон в каком граде побывал, в священной роще был, а они нет, вот и пусть порадуются. Так что и не надо мне ничего, все есть, — и я погладил боевой топорик.

— Ой ли, неужто все есть? — усмехнулся прадед и улыбнулся в бороду. — А так, ежели мог, чего бы взял? — продолжал подначивать меня дед.

А действительно, чего? Кинжал есть, топор тоже есть. Кольчугу бы какую, так я думаю, у отца припасена для меня, а здесь дорого брать, точно денег не хватит. Книжку бы какую, но тоже, пожалуй, не стоит, ни германской, ни франкской, ни тем более греческой письменности я не разумею, да и кириллицу вряд ли сейчас встретить можно. Если только.

— Ну, ежели выбор был бы, то стрел деда, боевых, а то у тяти не допросишься, а с луком я вроде лажу.

— Стрелы, говоришь, ну пойдем, посмотрим тебе стрелы.

И мы вновь пошли по рынку.

На одном из прилавков, где продавалось оружие, мы обнаружили колчаны, набитые стрелами.

— Какой бы хотел? — крутя в руках один из них, спросил прадед.

Многие колчаны были с тиснением на коже, где простые узоры, а где-то полноценные картинки, мне приглянулся тот, на котором было изображение медведя, вставшего на задние лапы, в большинстве они были похожи, толстые стежки грубыми нитками, ежели перетрётся, можно и своими руками исправить.

— Вот этот, — и я указал на понравившийся мне.

Перед этим пересчитав и осмотрев стрелы, которые были в колчане, их оказалось восемнадцать, он не полностью был забит, так что можно еще не сколько сунуть, а стрелы хороши, наконечники выполнены из хорошего железа, древки ровненькие и перья одно к одному.

В общем, весьма качественный товар. А еще к ним можно было и наруч кожаный взять, но мне и мамка такой сможет сделать легко, как и колчан, вот только не такой красивый, да и стрел там уж точно не будет.

— Что хочешь за сие? — прадед обратился к продавцу. Низкому и толстому дану. Который, судя по всему, обосновался в городе и неплохо научился балакать на нашем языке.

— За этот чудесный колчан, выполненный из кожи молодого ягненка, с прекрасным медведем, сделанный мастерами в предместьях Рима, со стрелами, которые не будут знать промаха, оперением могучего сокола, отчего стрела будет лететь, словно ветер, в руках даже самого неумелого лучника, а в руках умелого пробивать любой доспех.

— Да, — с усмешкой проговорил родич.

— О, для такого товара совсем немного, я вижу, вы знаете толк и умеете выбирать, раз подошли к моему товару, а среди всех выбрали его. Всего три злотых, этот колчан со стрелами стоит того.

Дед же вовсю засмеялся, оглашая рынок смехом, а под конец аж закашлялся и начал бить себя по груди.

— Ух и насмешил меня, — вытер слезу выступившую у него, и продолжил, — а что, значится, поближе не было мест, откуда привезти-то можно было, путь-то того, неблизкий, через франков, а там и немцев, а там еще и ободриты с лютичами, да еще и по морю, видать, а там и ваши, бывает, озоруют, ты того, не продешевил?

— О, так разбираетесь, ну, если откровенно, то приукрасил, да, — согласился торговец. — А так сей колчан был сделан в мастерских Парижа, наконечники его выкованы в его знаменитых кузнях, а древки делали древоделы, посмотри, какие они ровные, так и просится, чтобы такую стрелу на тетиву положили.

— Ты еще скажи, что они сами стрелять будут, — дед вновь хмыкнул.

А после нахмурился и выдал:

— Один златой даю, — и, видя возмущенное выражение торговца и шесть динариев, — байки про Париж вон девкам рассказывать будешь, а я уже стар для всего этого.

— Да как так можно, нет, это совсем не можно, вот два злотых и пять денариев можно, это же сами посмотрите, — и торговец вновь начинает трясти товар, — вы такой нигде не найдете дешевле, да еще и такой хороший.

— А что не пять-то злотых просишь, тоже мне, из Парижу привез, а может он и вовсе под Волином сделан, есть там мастера, рассказываешь мне тут. Можно не можно. Один злотый и восемь динариев.

— Да ну, — торговец протянул задумчиво, — ты где такую цену-то видел да за такой товар, здесь одни стрелы чего стоят. Но, так и быть, за два злотых отдам, — торговец грустно махнул рукой.

— Ишь, чего у думал, два злотых ему, совсем уже напридумывал, злотый и девять серебряных, а иначе забирай, у другого куплю, мало их здесь, что ли?

— Немало, — согласился торговец. — Но таких, не найдешь ни у кого. Ладно, злотый и десять динариев и забирай, только смотри, чтоб злотый не новоделом каким был, а так согласный я.

— Ну, добре тогда. — Отсчитав монеты торговцу и получив заветный колчан, я его сразу прицепил на пояс, пусть болтается там, руки свободны, и идти не мешает.

— Все, внучок, пойдем в таверну, отдохнем, а то устал уж, — покряхтел прадед.

— Деда, может, пойдем по городу пройдемся, посмотрим, а?

— Да что на него смотреть, насмотришься еще. Колояр сегодня явно не управится, вот завтра и посмотрим.

— Деда, давай все же посмотрим, что в таверне-то сидеть, вон до площади пройдемся да в таверну потом.

Дед скривился и грустно вздохнул.

— Ну, пойдем, пойдем, раз не терпится тебе, — подтолкнул он меня в спину, и мы направились по улочкам града Щецина.

Я глазел на дома и людей которые встречались нам по пути. А еще заметил, что не было ужасных запахов, которые, казалось, должны заполнять город. Нет, неприятные запахи были, бесспорно, но не было так худо, как казалось в моих измышлениях.

Подходя к площади, мы ступили на деревянную мостовую, вся улица была уложена досками, словно деревянный пол. Что у меня вызвало достаточно удивления, не ожидал.

А вот на самой площади хватало людей.

На площади расположилась небольшая сцена посредине, возвышавшаяся на полметра, которую окружал разномастный народ, в том числе городская стража. Рядом со сценой стояла еще площадка чуть повыше, на которой было деревянное кресло, которое занимал мужчина, вальяжно развалившись во что-то всматриваясь на сцене.

И все это происходило возле каменного трехэтажного терема, огороженного каменным забором.

А еще рядом с площадкой было два столба, посредине которых висел здоровый бронзовый колокол.

— О, походу, на судилище попали, — дед задумчиво проговорил.

— И что, сам князь судит да рядит?

— Э не, похоже, посадник за всем смотрит, обычно-то судит кто другой из назначенных для этого дела, но бывает и посадник выходит, а бывает и сам князь, когда в городе бывает.

Протолкавшись сквозь толпу, увидел, как стражи уводят вырывающегося мужчину.

Я же принялся рассматривать посадника. На шее его висела толстая золотая цепь с медальоном, на котором изображался Триглав, через одно плечо был перекинут ярко-красный плащ на византийский манер, скреплённый золотой фибулой. В светло-синей рубахе, штанах выделанного шелка и красных кожаных сапогах, в руках он крутил одноручный меч, украшенный яхонтовыми каменьями.