Горелый магистр (СИ) - Земляной Андрей Борисович

— Фанис Георгиевич зайдите. — Бросил директор в селектор и буквально через минуту в кабинет вошёл коренастый широкоплечий мужчина в тёмном костюме и лёгких ботинках. — Фанис Георгиевич, пожалуйста примите как два ноля[17], и отправьте спецпочтой на адрес Михаила Леонтьевича Миля. Как конфиденциальную личную почту. — Фёдор Сергеевич задумался и повернулся к Саше. — И второй рисуночек из блокнота давай.

— Нет. — Александр вырвал листок, и подойдя к пепельнице, взял лежавшую рядом зажигалку, и поджёг листок. — Там многое не для вас.

— Да что ты… — Взвился директор, но его неожиданно остановил секретчик.

— Фёдор Сергеевич, молодой человек дело говорит. А если там остальное не по вашему ведомству? Замучаетесь, если что, допуски и предупреждения подписывать.

— Гм. — Аристов покачал головой. — И то правда. — Прости меня, Александр Леонидович. Увидел твою сказку, и руки сами потянулись…

— Да ладно! — Александр улыбнулся и стёр носовым платком слеты пепла с пальцев. — Вы ж не за свой огород радеете. Весь завод за вашими плечами. Люди, кто делают эти машины, и те, кто будут на них воевать…

На удивление Александра с мотороллером закрутилось очень быстро. Заводскую цену[18] установили в 300 рублей, что было чуть дороже чем мопед[19] «ЗИФ», но не шло сравнение с мопедами Карпаты за 350 рублей, мотороллерами Тула которые отдавали за 450, и рядом не лежали с мотоциклами цена на которые только начиналась от 450 рублей.

Под мотороллеры выделили целый цех, и даже закупили кое-какое оборудование. В основном прессовое, но поскольку штамповать собрались из алюминия, то прессы относительно недорогие. Плюс установку по переплавке алюминиевого брака в трубу, из которой делали раму мотороллера, и небольшой моторный участок, где в раму вставляли собирали заказанные в Москве 49 кубовые моторчики.

Конечно для вертолётостроителей, сборка мотороллера была делом примитивным, но и у заводчан были дети, так что за производство болел весь завод.

Пока мотороллеры испытывали, возили в Москву в Минторг на оценку, пока утверждали в Госплане фонды и прочее, подошла зима, и продажи было решено чуть отложить до марта месяца, заодно наработав объём достаточный для насыщения торговой сети. Но мелкие партии всё равно просачивались в торговлю, вызывая адский ажиотаж, и давку покупателей.

Сам же Александр выпустив в свет очередное детище, сразу переключался на что-то другое, выбирая из того, что ему интересно. Но даже сейчас, смотря на город, он видел ростки того нового, что им брошены. Школьные рюкзаки, портфели и одежда словно сошедшая со страниц модных иностранных журналов, заставили многих кооператоров и производственников подтянуться, и профессия «Промышленный художник» вдруг начала становиться востребованной, и кое-где даже хорошо оплачиваться.

Тут очень кстати подоспело новое постановление правительства — «Обеспечить высокий уровень качества товаров народного потребления», где были обозначены довольно суровые меры к бракоделам и «производителям товаров, не отвечающих эстетическим требованиям, и художественному вкусу Советских людей».

Теперь уже зашевелились и те, кто думал, что пронесёт, что ещё немного улучшило качество вещей на прилавках магазинов. Пусть и не быстро, но покупатели, почувствовав вкус к качественным вещам, стали плохо покупать некачественные изделия, что послужило дополнительным стимулом, для производственников и торговцев.

На лето 1958 года у Александра были большие планы. Нужно было сдать выпускные экзамены, и окончательно определиться с высшим учебным заведением.

Бабушка ратовала за Академию ГРУ, Моисей Соломонович советовал Художественно-Промышленное училище имени Мухиной, или в просторечии «Муху», а другие тоже имели своё мнение, настаивая кто на конструкторском факультете Московского Авиационного Института, а кто на Академии Управления Народного Хозяйства.

Александр, провоевав две жизни, уже не рвался получать военную специальность, хотя полагал, что если уж ему это суждено, то отлынивать не станет. Само он больше склонялся к Мухинскому училищу, тем более, что находилось оно в Ленинграде, который Путник знал и любил.

С бабушкой обсуждать эту тему было бессмысленно, так как она с одной стороны человек безусловно мирный, а с другой стороны с абсолютно имперской идеологией, а это значит, что пока жив хоть один враг, даже наградной дамский пистолет будет смазан, снаряжён и готов к бою.

Моисей Соломонович Кацман, казался Александру куда более здравомыслящим и способным выслушать любые доводы, поэтому в один из апрельских дней, Сашка, прихватив тортик и букет цветов, подъехал на горкомовской Победе к их старому дому, поднялся на пятый этаж, позвонив в антикварный латунный звонок.

Сначала за дверью было тихо, а через пару минут, что-то упало, и снова затихло. Кто-то подошёл к двери и аккуратно открыв задвижку глазка посмотрел на Сашку, а через пару минут дверь открыла бледная Роза Леонидовна.

— Сашенька извини, мы сегодня…

Что-там она хотела сказать, Александр не дослушал, и распахнув дверь вошёл в прихожую вручив женщине и букет, и тортик.

— Роза Леонидовна, таки я на малюсенькую секундочку. — Проговорил он шутливо поклонившись, и доставая из кармана остро заточенный карандаш. — Есть у меня идея расписать пару картин под хохлому. И я уверен, что это лучшее место и время.

Вывернувший из-за поворота мужчина был кем угодно, но не сотрудником милиции или Комитета. Его босяцкое прошлое и настоящее было крупно написано и у него на лице и на одежде, знававшей лучшие времена. Поэтому Александр не раздумывая воткнул карандаш в горло человека, вытащил из потной ладони небольшой, но ладный пистолет Беретта 34, вынул — вставил магазин проверяя количество патронов, взвёл на всякий случай затвор, и поймав в воздухе отлетевший патрон, придержал оседавшую на пол хозяйку дома. Затем заглянул сначала в маленькую комнату, которую хозяева использовали как хламовник, и в спальню.

Там, разбрасывая бельё и вещи, ковырялся в шкафу ещё один урка, и занятый грабежом он и не услышал, как Сашка вошёл, и плотно прижав пистолет к боку бандита, нажал спусковой крючок.

Выстрел прозвучал совсем не страшно, а словно кто-то уронил на ковёр тяжёлую вещь.

Бандиту, которому пуля разворотила печень и достала до сердца, этого хватило с избытком и он, словно в восхищении закатив глаза, помер.

Квартира у Кацманов была такая же как ещё недавно была у Александра и у бабушки: Короткий коридор, небольшая комната направо, ещё одна чуть дальше, большая комната, кухня и санузел налево.

Так что оставалась только большая комната, которую хозяева называли гостиной. Там стояла мебельная стенка, и красивый овальный стол явно антикварного возраста.

Там обнаружился хозяин дома, и высокий, широкоплечий мужчина одетый даже с каким-то шиком, в белый шёлковый костюм, шляпу, и шарф. Лёгкое пальто лежало прямо на столе, перед Моисеем Соломоновичем, который был плотно привязан к массивному стулу.

— Таким образом, мы с вами возвращаемся к исходному. — Продолжал вещать мужчина, стоявший спиной к Александру продолжая ковыряться в книгах на стенке.

В следующее мгновение, произошло сразу несколько вещей.

Модник мгновенно, словно мангуст развернулся и словно выплёскивая из руки, метнул в Александра что-то, ярко сиявшее алым цветом, а вскинувший руку Мечников воткнул пулю в переносицу бандита, и защищаясь от шара, полыхавшего словно раскалённая сталь, подставил руку с растопыренными пальцами.

Пламя мягко ударившись о ладонь, тут же всосалось в руку, заставив её тоже светиться, пробежалось по телу, словно расшалившийся котёнок, пока не улеглось в груди, и медленно погасло.