Негритюд в багровых тонах (СИ) - Птица Алексей

Я, конечно, был безумно рад этому. Но, ведь деньги, это не главное! Правда?… Если хочешь заработать на рубль, подумай, есть ли возможность заработать, тем же, золотой червонец. А, глядя на него, я видел, как минимум, самую крупную царскую золотую монету — 17,5 рублей. Эта монета была выпущена ограниченным тиражом, и я имел редкий шанс разом решить множество своих проблем.

Ларуа я пообещал, что тщательно обдумаю его предложение, а пока, предложил ему и его офицерам написать письма на родину. От себя я тоже написал письмо, на чистом русском языке. Но, на современном русском.

Внимательно осмотрев пленных, я задал им вопрос, что у них можно отрезать, чтобы это отрезанное, обязательно, узнали бы их родные. Ответом мне были испуганные взгляды и явные опасения лишиться руки, пальца, или детородного органа.

Пришлось приложить к их письмам волосы и личные вещи. Выбрав одного из них, я отправил его, вместе с курьерами, к Атлантическому побережью, чтобы рассказал обо всём увиденном лично. А также, передал письмо представителям короля Бельгии Леопольда II.

Письмо начиналось со слов. «Леопольд, выходи, подлый трус!» И продолжение: «Голова, как арбуз». Дальше пошёл серьёзный текст.

«Король Буганды, султан Дарфура, князь и повелитель народов банда, динка, банту, и прочих, прочих, прочих, предлагает тебе передать свои территории, вдоль реки Конго, захваченные незаконно, мне. Со своей стороны, предлагаю покупать у меня каучук по льготным ценам, в течение трёх лет. Если ты согласен, то жду твоих представителей у себя, в Банги. На принятие решения даю три месяца. По истечении этого временного срока, моя армия выкинет всех с этой территории, и сбросит в Атлантический океан. Свою столицу, Бомо, можешь оставить себе, на ближайшие три года».

Постскриптум. «Если ты думаешь, что тебе поможет нанятый тобою флот, то ошибаешься. Мне не нужно побережье, мне нужна Африка…» Твой Мамба (Король Иоанн Тёмный).

В другом своём письме, адресованном французскому правительству, я указал, что готов обсудить территориальный раздел африканских территорий, в любом формате встречи. Также я указал, что соглашение будет временным, потому что всё течёт, всё меняется. А я не верю белым, так как гарантий от них никаких нет. И требовал выкуп за пленных французов. Противоречивое, в общем-то, письмо, но, как сумел!

Разгром расом Алулой англичан только добавил мне уверенности в завтрашнем дне. А вишенкой на торте стала голова Аль-Максума, принесённая мне Палачом.

На мой вопрос: — Что ты хочешь за неё? Ответ был предсказуем: — Голову Раббиха. Пришлось ему это пообещать, да, Раббих мне и так, порядком, поднадоел. Мало ему диверсий Палача, так он, всё равно, лезет сюда, да ещё и с французами схватился, как мне доложили. Но, это пока, всего лишь, мелкие стычки.

А я уже стал играть по-крупному. Гулять, так гулять, иметь, так иметь. Про афроамериканцев мне тоже доложили, и что с ними было, и что от них осталось. И как они хотели поиметь всех местных, и как их поимели, в ответ. Особенно, об этом хвалился Момо.

Кстати, о Момо, не очень он мне стал нравиться. Но, может, показалось… Тем, не менее, зарубочек я себе на память оставил, больно он стал наглым, никакого пиетета перед чудом выжившим вождём. Всё я, да я. Я захватил, я разгромил, я их всех поимел. Трахальщик хренов, гарема не хватает, что ли. Но, к нему вернусь позже.

А сейчас, я решил совершить паломничество к урне Нбенге, с головой её убийцы. Получилась целая процессия, в ходе которой я, попутно, инспектировал протоптанные за время моего отсутствия караванные пути. С собой я, даже, взял пленных, пусть смотрят на это. Не только у них есть любовь, любовь есть и у меня. Вернее, была.

С собой я взял и дочек, которые, единственные, встретили меня со слезами радости и, одновременно, горя, от моего длительного отсутствия. Обе сильно подросли и стали ещё больше похожи… старшая, Мирра, на меня, а младшая, Слава, на мать. В общем, с ними мне стало значительно веселее. А так, дети, как дети. Любят возиться в грязи и бегать по лужам. Но, руки перед едой моют, что уже успех.

Кудрявский, приставленный для обучения, смог их научить говорить по-русски, и теперь они могли бегло разговаривать со мной. Только вместо «папа», у них, вечно, получалось «папи», что меня ужасно раздражало. Если тебе надо «пи-пи», то иди и сделай пи-пи. А папу не трожь.

Дальше я пошёл один, оставив всех далеко за огороженной колючей изгородью баобабом, на котором стояла урна, с красными бусами, которые так любила Нбенге. Не знаю, что на меня здесь влияло, но я расплакался, как ребёнок, обнимая глиняный сосуд и нежно гладя, по-прежнему, ярко-красные бусы.

— Я принёс тебе подарок, Нбенге, месть свершилась!

И голова Аль-Максума была положена в развилку дерева. В ответ, ветер донёс только тяжёлый вздох бесплотного существа. Я вытер с лица слёзы и сказал: — Я понимаю, Нбенге. Тебя, всё равно, не вернёшь. Но, врагов прощать нельзя, никогда, иначе, они опять придут за тобой или твоими близкими. Ведь у нас остались ещё дочери. Ты помнишь о них?

Ветер радостно зашелестел листвой старого баобаба, его лёгкий порыв ласково коснулся моей отросшей бороды на лице. Я сидел и грустил, забыв обо всём. Мои мысли были далеко, так далеко, что я не замечал ничего вокруг. Мелькали события прошедших дней. Мелькали образы, люди, страны и эмоции, оставляя после себя только сожаление и грусть.

Незаметно сгустился вечер, а потом наступила ночь. Тяжело поднявшись, и размяв затёкшие от долгого сидения ноги, я забрал голову Аль-Максума и вышел с нею за изгородь. Меня ждали. Генерал Пьер Эжен Ларуа со страхом смотрел на дикаря.

Этот вождь полностью соответствовал своему образу и своему новому имени, Иоанн Тёмный. Он был загадочен, он был непонятен, он был страшен, и он очень много знал того, чего не должен был знать. И это пугало генерала. Откуда он мог знать историю Франции, Бастилию и все остальное. Не иначе, он колдун, да ещё и с даром провидца.

Всю дорогу генерал Пьер Ларуа разговаривал с вождём, пытаясь понять, что это был за негр. За человека он его, по-прежнему, не считал. Но его расизм начал, потихоньку, искривляться в непонятную, даже для него, сторону. Он боялся дикого и жестокого чернокожего короля. Но, его поступки и умение любить, вызывали у генерала, чисто по-человечески, уважение, в котором он так и не признался себе.

Ларуа был не только генералом, но и тонким политиком, и он не собирался возвращаться из Африки с пустыми руками. Его целью в плену был сбор информации. Но то, что он видел, ему не нравилось. Из беседы с вождём он сделал точно такие же выводы, что и лорд-канцлер правительства Великобритании, заочно. Либо убить, либо договариваться, но уже после того, как не получится убить. С этой мыслью он не расставался до самого Банги, где снова был посажен под арест, и стал терпеливо ждать освобождения.

Глава 14 Полный вперёд

Ну что же, пора и с остальным разобраться. Идею с холодильниками я одобрил, и даже стал расширять посевы. Везде закладывались новые склады для продовольствия. А над французами я решил подшутить, ну и запугать, заодно.

Одному из пленных было подлито парализующее зелье, отчего он ни не мог и пикнуть, когда его по-тихому вытаскивали из хижины. Дальше его полностью раздели, а его одежду надели на молодого павиана, пойманного накануне.

Павиана опоили сонным зельем, специально мною для этого приготовленным, и под утро принесли в хижину, вместо француза, и оставили у входа. Всё утро павиан сопел, пердел, ворочался, как обезьяна, и выл, не давая спать своим товарищам. А тут ещё, я удумал проводить свои шаманские обряды, почти перед самым рассветом, когда первые лучи солнца только готовились пробить чёрный мрак ночи.

Под моим руководством, негры разожгли костёр, оделись в унганские костюмы, нацепили на себя рога, черепа и прочие изыски унганского и обычного африканского искусства. Дальше пошли боевые танцы, крики, взвизги, загробное гоготание. Короче, я отдыхал от забот и дороги. Единственное, кого не хватало на этом празднике жизни, так это женщин, ну тут уж им было делать нечего. Чай, не цирк.