Дорис Лессинг - Сириус экспериментирует
Среди артефактов, которые Клорати рекомендовал мне использовать для защиты, были именно такие серьги — их следовало надевать в строго определенное время с соблюдением ряда правил.
Эти серьги наряду с прочими артефактами использовались для защиты и раньше. Люди нередко украшают свои уши, но я давно пришла к выводу, что этот обычай имеет вполне определенное происхождение, а следовательно, серьги могут быть и источником опасности.
В сумке, спрятанной у меня под одеждой, вместе с другими предметами лежали точно такие же серьги. Я начала волноваться, сумею ли я спрятать их, если этот злодей — а я не сомневалась, что передо мной злодей, — вздумает обыскать меня. Внезапно он сказал: «Отлично! Я тебя запомню!» — повернулся ко мне спиной и исчез в толпе. Он говорил на канопианском языке, а не на сирианском… Здесь было о чем задуматься. Спрятавшись в небольшом закутке между домами, я размышляла, как действовать дальше. Предвкушая борьбу с опасностью, я испытывала веселое возбуждение, но понимала, что первым делом мне нужно найти укрытие. Во время инструктажа мне было дано указание отправиться на «вершину третьего конуса». Конические башни стояли группой. Я не хотела рисковать, изъясняясь на неуклюжем канопианском, и не собиралась говорить по-сириански. Выйдя из закутка, я побрела в сторону башен, продираясь сквозь сильно пахнущую, шумную толпу. Тем временем солнце село, и на перекрестках и перед закусочными зажглись фонари. С приближением ночи публика на улице стала вести себя более раскованно, я увидела, что эти люди несчастны и заслуживают сострадания. Они напивались, дрались и терпели лишения. Повсюду попадались опустившиеся женщины, которые продавали себя, а найдя клиента, удовлетворяли его прямо у входа в питейное заведение или под столом. Я не видела ничего подобного нигде и никогда. Чтобы понять, где находится третий конус, я попыталась восстановить в памяти тот момент, когда смотрела на город сверху. Тогда я заметила, что в расположении конусов есть определенная закономерность, — в совокупности они образуют две дуги, которые пересекаются между собой. В данный момент я находилась рядом с третьим конусом, если считать от конца одной из этих дуг. Я вошла внутрь и обнаружила, что внутри светло и красиво. Стены были отделаны штукатуркой, напоминающей керамику. Вверх вела крутая винтовая лестница. Я поднималась все выше и выше, время от времени останавливаясь, чтобы выглянуть в крохотное, напоминавшее бойницу окошко и посмотреть на город. Мало-помалу зловонные лачуги нижнего города исчезли из виду, и мне открылись утопающие в зелени пригороды, где теперь сияли огни. Выше и выше… я подумала, что вряд ли мне захочется залезть сюда еще раз, но, добравшись до самого верха, я обнаружила там вход, зашторенный плотной темно-красной тканью, на которой была прикреплена табличка с надписью на сирианском языке: «Добро пожаловать!»
Я отодвинула штору и оказалась в большой полукруглой комнате: вершина башни была разделена на два помещения стеной, отделанной той же самой красиво поблескивающей штукатуркой. Комната была обставлена довольно элегантно — низкие диваны, столики и груды подушек, но мой взгляд сразу привлекло совсем другое: вполоборота ко мне стоял человек. Сначала мне показалось, что это Клорати, но это оказался не он.
Этот момент навсегда врезался в мою память. Я часто вспоминаю его, потому что получила тогда хороший урок.
Вряд ли нужно повторять, какой острый интерес вызывал у меня Клорати, как жадно я прислушивалась ко всему, что он говорил… Пусть при этом я то взрывалась, то была вынуждена сдерживаться, а временами испытывала разочарование… Я твердо знала: поняв Клорати, я сумею понять Канопус… Все это заставляло меня уделять самое пристальное внимание его личности — как он выглядит, как говорит, как держится. Я неосознанно ассоциировала Клорати с Канопусом и старалась при первой возможности оказаться с ним рядом. Его личность…
Однако передо мной был не Клорати, а человек, похожий на него настолько, что даже его улыбка и приветственный кивок показались мне знакомыми.
— Я Назар, — сказал он. — Клорати сказал мне, что ты придешь сюда, и попросил позаботиться и проследить, чтобы ты ни в чем не нуждалась.
Я была слегка ошарашена. Надеясь, что он не понимает, почему я растерялась, я поудобнее расположилась среди груды подушек и выпила глоток вина.
Должна признаться, что я не просто пришла в смятение. Я чувствовала, что меня унизили. Это было предупреждение, и весьма серьезное. Дело было не в том, как выглядел Назар и как он себя вел, — канопианец был безупречно учтив. Но меня терзали дурные предчувствия.
А я отбросила их!
Я поступила так потому, что благоговела перед Канопусом. И перед всем, что было связано с Канопусом.
И все же мой наметанный глаз то и дело замечал всевозможные мелкие неувязки — я видела все, что должна была увидеть, но оставляла это без внимания.
Мысленно возвращаясь к этой сцене, я понимаю, что могла бы уже с первой минуты догадаться, в чем дело.
На лице моего собеседника промелькнула странная улыбка — мимолетная неосторожность… небрежность. Он то и дело посмеивался — часто не к месту, — точно удивлялся сам себе, но все же намеревался выполнить намеченное. Его манера держаться была мне знакома — я сталкивалась с ней достаточно часто, и все же в тот момент я почему-то предпочла не называть вещи своими именами.
Легкомысленно отбросив подозрения, я не прислушалась к своему внутреннему голосу.
Мы пробыли вместе недолго. Назар показал мне магазин этажом ниже, где можно было купить продукты, если мне захочется есть, открыл дверь в соседнюю комнату, которая была как две капли воды похожа на первую, объяснил, что здесь я могу отдохнуть и поспать, — а затем извинился и собрался уходить.
Несмотря на сильную усталость, я была возбуждена и мне хотелось поговорить или, на худой конец, спуститься вниз и прогуляться по людным улицам. Но Назар сказал, что, прежде чем я выйду на улицу, я должна придумать себе легенду.
— В этом распрекрасном месте, — объяснил он, — женщине уготована одна из трех ролей. Первый вариант — стать шлюхой. Второй — женой высокопоставленного чиновника или торговца. Третий — быть служанкой или работницей. Полагаю, ты вряд ли выберешь первый вариант.
Он произнес эти слова с таким странным смешком, что я не знала, как на это реагировать.
— Воспользоваться второй возможностью тебе не удастся: ты не имеешь ни паспорта, ни вида на жительство и вынуждена скрываться. Я могу предложить тебе лишь одно — выдать себя за мою служанку. Это вполне в духе обычаев и нравов Коши. Дома можешь одеваться как угодно, но если кто-то явится сюда без предупреждения, ты должна закутаться с головы до ног и надеть все, что положено, под верхнее платье, на тот случай, если тебя вздумают обыскать.
С этими словами Назар поклонился и вышел. В своем жилище я нашла простую синюю юбку, мешковатые голубые шаровары и длинную тунику. После этого я не видела Назара несколько дней.
На что я рассчитывала?
Мне хотелось увидеться с Клорати. Я надеялась, что он будет обучать и наставлять меня, объясняя то, в чем я не смогу разобраться сама, и с его помощью я постоянно буду открывать для себя что-то новое.
Я не выходила на улицу, наблюдая за городом из своей комнаты, откуда открывался отличный обзор, а также из окон на разных этажах здания. Внизу в продуктовом магазине на меня сразу обратили внимание. Там работали женщины, которые носили такую же одежду, как и я, — короткие юбки поверх шаровар и свободные туники. Их волосы были перехвачены полосками ткани. Увидев мои распущенные волосы, они решили, что я приехала с северо-запада и моим родителям удалось уцелеть во время «Событий», которые они называли «Страшной Карой». Некоторым жительницам Адаланталэнда каким-то образом удалось спастись и перебраться на восток. Здесь они участвовали в заселении великих городов далеко на восточных равнинах. Славившиеся своей красотой и мудростью, они становились жрицами и шаманками; любого белокурого голубоглазого ребенка здесь называли «дитя погибшего острова». Однако для дочери Адаланталэнда я выглядела слишком худой, и к тому же мои волосы оказались недостаточно густыми, а глаза не были синими как море. Впрочем, мое подлинное происхождение выдавали серьги, которые я надевала в определенные часы, и работницы магазина рассказывали всем, что торговец с верхнего этажа взял в услужение рабыню с северо-запада. Я не хотела привлекать внимание и стала повязывать голову так, чтобы мои «волшебные» серьги были не видны. Я старалась покупать как можно больше продуктов, чтобы приходить в магазин пореже, хотя мне очень хотелось поболтать с этими неунывающими рабынями. А они действительно никогда не унывали. Женщины в этой культуре были порабощены в полном смысле слова, но не понимали этого. Они никогда не сомневались в том, что всем должны управлять мужчины, — они устанавливают законы, решают, кто и на ком должен жениться, и распоряжаются будущим своих детей. Женщин так давно лишили права управлять своей судьбой, что они утратили способность критически оценивать происходящее. От представлений о том, на что способна женщина, у них остались лишь благоговейные воспоминания об Адаланталэнде былых времен. Однако теперь такие способности считались «магией» или «колдовством». Пределом мечтаний этих девушек было выйти замуж за высокопоставленного чиновника или родить сына, который сумеет выбиться в люди. Мне очень хотелось изучить эти отклонения в женской психике глубоко и основательно, чтобы по возвращении домой внести свой вклад в исследования психических патологий. Но пока у меня были более важные дела.
