Майкл Муркок - Финальная программа. Средство от рака. Английский убийца
— Очень хорошо, вот и вы упомянули об этом. У нас обоих, видимо, есть предвидение, профессор. Время от времени я считаю это качество помехой.
— Да, я знаю, о чем вы. Но у нас есть вера в мисс Бруннер, а? — Он отклонился, улыбнувшись и кивнув головой мисс Бруннер, которая едва заметно улыбнулась ему в ответ.
— Ну, я — всего лишь администрация, — при этих словах ее улыбка стала более широкой.
— Вы сказали это! — в голосе Джерри послышались фальшивые нотки.
— Нам уже пора бы идти. — Она поднялась. — Надеюсь, мы втроем несколько позже поладим, профессор.
— О, конечно же, я тоже на это надеюсь, мисс Бруннер, — с этими словами он проводил гостей, — О’ревуар.
— О’ревуар. — ответила мисс Бруннер.
— Куда теперь? — спросил Джерри.
— Назад, в Сан Симеон. Вы, должно быть, устали.
— Хотелось бы знать, могу ли я уйти, когда захочу.
— А я надеюсь, что ваше любопытство заставит вас остаться на некоторое время, да и идти-то вам некуда, так ведь? — возразила она, спускаясь с ним по ступенькам.
— Нет. Вы, я полагаю, действительно доставили меня туда, куда хотели.
— Вот в этом вы неправы.
Когда они вышли из блока и направились обратно к ДУЭЛи, он вздохнул:
— Я рассчитывал, что останусь в сравнительно стабильном положении, когда мое окружение находится в состоянии постоянного изменения. Однако, кажется, я сам оказался втянутым в перманентные изменения. Ну, совершенно бесполезно к чему-то готовиться. С другой стороны, я не люблю бесцельной жизни — пусть даже весь мир бесцелен, — а моя прежняя цель ушла.
— А что было вашей целью?
— Выжить.
— Я, может быть, смогу приготовить одну-другую цель, если вам очень надо.
— Во всяком случае, мисс Бруннер, я слушаю, — пока она работала с управлением редуктора, он боролся с искушением дотронуться до нее. — Положение становится щекотливым, — проговорил он, шагнув за ней. — Что мне дальше думать!
— По-моему, вы начинаете говорить сами с собой, — подсказала она.
Они выбрались на другую сторону, где их встретил изысканный запах цветов.
— А разве я всегда не говорил с собой? Чей же это внутренний монолог? Ваш или мой?
— Вы оттаиваете, мистер Корнелиус, и начинаете нравиться мне больше, чем прежде.
— А, ну… когда узнаешь кого-то по прошествии некоторого времени…
— Мы с вами, мистер Корнелиус, составляем окончательно сбалансированную пару. Вы об этом не думали? Ни один из нас давно уже не одерживает верх. Я к такому не привыкла.
— Понимаю, о чем вы.
— Вот и чудесно.
Джерри задумался; он начинал чувствовать себя довольно хорошо.
— Вот наша спальня, — она стояла в дверном проеме позади него.
Жалюзи на окнах были закрыты. Кровать стояла на четырех ножках-столбиках, занавески алькова были спущены. Мисс Бруннер закрыла дверь.
— Я не уверен, — проговорил он.
Он не испугался и не особенно грубил, просто, размышляя трезво, был не очень уверен в себе.
Она приблизилась к нему и прижалась к его спине, поглаживая его живот своими длинными белыми руками. Он некоторое время стоял без движений, потом сказал:
— Знали ли вы, что у вас нет никакого сексуального притяжения? Меня всегда интересовало: как вы обходитесь — с Димитрием, Мареком, другими?
— Никакого сексуального влечения — в этом весь секрет, — пробормотала она, и повторила: — в этом весь секрет.
— И вот я здесь, — он окинул взглядом комнату. — И кто же я теперь? Сосунок, слабак, козел отпущения…
— Вы недооцениваете себя, мистер Корнелиус, — она прошла к постели и потянула за бечевку.
Занавески раздвинулись, и там, расправленное на стеганом пуховом одеяле, лежало прекраснейшее свадебное платье, какое он когда-либо видел.
— И кому же оно? Вам или мне?
— Здесь, мистер Корнелиус, выбор полностью за вами.
Он пожал плечами и снял свой жакет, в то время как она расстегнула юбку и шагнула из нее.
— Метнем жребий, мисс Бруннер.
— Меня устраивает, мистер Корнелиус.
Он отыскал в кармане монету, щелчком подбросил ее в воздух.
— Демон! — выкрикнула она.
— Дьяволица! — отозвался он. — На удачу!
Пару недель спустя рука об руку они бродили среди серебристых березок под теплым синим небом с раскрасневшимся солнцем. Сияющее озеро раскинуло свои воды за пределы видимости, земля была зеленых и коричневых тонов, совсем мирная. Единственным признаком жизни, кроме них самих да москитов, была большая куропатка, выписывавшая высоко в небе круги, охраняя свое гнездо.
Мисс Бруннер взмахнула рукой назад, указывая на древние горы, которые закрывали собой ее мощные проекты. Горы, исполосованные ледниками, покрытые снегами, изношенные и закопченные временем.
— У нас были неприятности во вспомогательных контурах секции номер четырнадцать. Это секция профессора Хиры. Мне пришлось кое-что быстро просчитать — мониторы корреляции начали терять управление. Я думаю, слишком велик потенциал обратной связи.
— Нет, малыш. Ты ожидал некоторых неудач, — я имею в виду, это ведь большой проект, ДУЭЛЬ…
— Самый большой, мистер Корнелиус, — она сжала его руку. — Вся, — она вздохнула, — вся сумма, квинтэссенция всего человеческого знания, окончательные данные. Хм, Хм. И это будет лишь начало.
Они прогуливались — этот пастух и его девочка (хотя никто из них не был полностью уверен в том, кто же из них кто) — вдоль озера. Играла рыба, их окружали высоко выросшие кусты. Согретый мир был полон отдохновения и бесконечности гор, лесов, озер, где ночь не могла опуститься, и вся время был день, туманный и ленивый.
Москиты тоже наслаждались, усаживаясь на руки и лица своих жертв, вонзая хоботки в кожу, и вены, досыта напитываясь тягучей, богатой кровью и воздвигая маленькие твердые бугорки на плоти, как монументы в память о своем визите. Жить было приятно, и плоть горячо работала на кости, вены и артерии функционировали ровно, нервы и сухожилия исправно делали свое дело, органы выполняли надлежащую им службу, и никто бы не подумал, а уж тем более — москиты, что под покровом плоти затаился обыкновенный скелет.
— А все же: начало чего?
— Ты все еще не со мной?
— О, да, с тобой.
— Самое странное, — произнесла она. — Подумай вот о чем. Подумай: что там, за этим приятным зеленым миром, этими нетронутыми пастбищами. Мир дробится в песок, холодный песок! А шестидесятиминутный час — давно уже дело прошлого, двадцатичетырехчасовые сутки потеряли свое значение. Должен существовать мостик, мистер Корнелиус, между нынешним моментом и вчерашним. Его-то я и собираюсь построить: мостик.
— Добивай меня; я опять спрашиваю: а что же — мне?
— Я не договорила. Не беспокойтесь, мистер Корнелиус, вы обеспечены назначением. А пока — дрейф, дрейф.
— А если я не соглашусь?
Она повернулась и глянула ему прямо в лицо:
— Ты сделаешь кое-что — одолжение?
— Движение продолжается. Что?
— Мой сын мечтает о победе. У него только небольшая часть моих ресурсов информации, да и та — маленькая часть, Бог свидетель — нужна мне. Он же отказывается отдать ее — последний кусочек в загадке-мозаике. Ты мог бы поехать в Англию, в Исследовательский институт Вэймринга, и добыть мне этот кусочек?
— Путь не ближний. А почему он отдаст это мне?
— О, он не отдаст. И чтобы завладеть им, тебе, возможно, в конечном счете придется убить его.
— Убить его?
— Да.
— Я бы не против убить его.
— Нет.
— Ох-хо, мисс Бруннер.
— Не грозите мне пальцем, мистер Корнелиус!
— Ну, что ж, тогда я убью его. Что тебе там нужно?
— Немного — ничего тяжелого. Несколько заметок. Он публиковался в чудовищных размерах, но именно эти заметки удержал при себе. И это они — та самая недостающая часть данных, которая мне нужна.
— Я слишком устал, чтобы ехать в одиночку. Мне нужен шофер на всю дорогу. Мне придется сохранять силы.
— Ты становишься ленивым.
— Утомленным, утомленным! Утомленным… И мне здесь нравится, — он вытянулся и направил взгляд куда-то за сверкающее озеро.
— Я приготовила тебе хорошее маленькое оружие, — подольстилась она. — «Магнум мэнстоппер» сорок первого калибра от «Смит-и-Вессона».
— Слушай, это ты коллекционируешь каталоги; что это еще за черт?
— Ну, вот, испортил настроение. Это удобное оружие — не слишком тяжелое, не очень легкое. То, что надо.
— Шумный?
— Не очень.
— Отдача сильная?
— Небольшая.
— Ладно, беру. Только я боюсь порохового оружия.
— Но другое ты потерял.
— Да, знаю.
— Пойдем обратно. Я покажу его тебе, и ты сможешь попробовать его: бах-бах!
— О, Боже! Эти пылающие глаза!
