М.Н. Тихомиров - Древняя Москва. XII-XV вв.
Москва была пионером и в развитии другого важного для средневековья производства – литья колоколов. Величина колоколов, их звучность, красота звука – постоянный предмет попечений и восхищения русских. Между тем литье колоколов требовало немало специальных знаний и мастерства. Потребность же в колоколах была постоянной. Даже в XVI-XVII вв. отливка большого колокола привлекала внимание современников, нередко отмечавших это событие в своих записях. И в этой области Москва шла впереди других русских городов.
В 1346 г., при Симеоне Гордом, мастер Бориско слил в Москве три больших и два малых колокола. Позднейший летописец называет Бориса «римлянином», но это только домысел, основанный на факте частого приезда в Москву итальянских мастеров с конца XV в. Имя Бориско – славянское; он был или русским, или южным славянином, может быть, из Болгарии, где имя Борис широко распространено. Характер летописной заметки позволяет думать, что литье колоколов являлось в Москве делом новым, в удачное окончание которого не совсем верили сами московские князья.
Одним из новшеств в русской жизни было устройство часозвоней. Их общественное значение особенно понятно в отдаленные годы, когда звон городских часов обозначал начало и конец торговли на рынке, время работы и отдыха и т. д. В Лицевой летописи XVI в. находим изображение башенных часов с циферблатом со славянскими цифрами от «а» (1) до «вi» (12). «Циферблат часов голубой и круглый, под ним свешиваются три голубые гири, средняя большая, по бокам две маленькие. Центр циферблата орнаментирован пальметками. Цифры идут по ободу… Выше приспособление для боя: на вертикальном стержне голубой щиток, направленный острым концом к колоколу. Колокол небольшой, помещается он в арочке». Это описание дает представление о московских часах, поставленных в 1404 г. Часник, или большие часы для города, был устроен сербом Лазарем, афонским монахом. Великий князь не поскупился на громадную по тому времени сумму (больше 150 рублей), чтобы украсить свою столицу часозвоней. Зато современник выразил восхищение от нее в таких словах: «Сии же часник наречется часомерье, на всякий же час ударяет молотом в колокол, размеряя и разсчитая часы нощныя и дневныя; не бо человек ударяше, но человековидно, самозвонно и самодвиж-но, страннолепно некако створено есть человеческою хитростью, преизмечтано и преухищрено». Знаменитая часозвоня новгородского архиепископа Евфимия возникла позже московской, может быть, по ее образцу.
С конца XV в. Москва становится центром производства огнестрельного оружия и боеприпасов. В производство пушек в это время внесли крупные технические усовершенствования. Уже в 1485 г. мастер Яков отлил в Москве пушку по образцу орудий, изготовляемых для артиллерии императора Максимилиана. Этот новый вид пушек без швов и с раструбом только что был внедрен, и притом не везде, в Западной Европе. В дальнейшем литье пушек стало для Москвы обычным явлением. Москва превратилась в арсенал, вооружавший Россию в XVI в.
Пушки потребовали немалое количество пороха, и одно известие 1531 г. показывает нам большое значение Москвы как центра производства боеприпасов. В Москве на Алевизовском дворе внезапно взорвалось «пушечное зелье» (порох). «Зелье» делали «градские люди», из числа которых сгорело 200 человек. Градские люди, или горожане, занимались производством пороха по найму или повинности. Для нас важно отметить, что это осуществлялось в больших масштабах.
МОСКОВСКИЕ РЕМЕСЛЕННЫЕ СЛОБОДЫ
Средневековый обычай ремесленников селиться отдельными кварталами (по-русски – слободами) широко распространен в Западной Европе и на Руси. Этот обычай нашел свое отражение и в жизни Москвы XIV-XV столетий. В 1504 г. около оврага, выходившего к реке Неглинной, жили «солодяники». Внутри Кремля одну из улиц занимали портные – мастера великого князя.
К какому же времени следует относить начало московских ремесленных слобод? Общий ответ на этот вопрос, конечно, невозможен, но о происхождении некоторых из слобод можно сказать с достаточной достоверностью. Так, в летописном рассказе о большом московском пожаре 1547 г. сообщается, что погорели «…Гончары и Кожевники вниз возле реку Москву». В XVII в. за Яузой находилась Гончарная слобода, насчитывавшая в 1689 г. всего 89 дворов. Название двух Гончарных переулков и двух церквей с прозвищем «в Гончарах» до сих пор напоминает об этой слободе. Изыскания М. Г. Рабиновича, а также раскопки, произведенные на средства Государственного Исторического музея Б. А. Рыбаковым и М. В. Фехнер, установили, что гончарное производство возникло здесь, по крайней мере, в XIV-XV вв. Таким образом, у нас имеются все основания говорить о существовании особой Гончарной слободы в Москве великокняжеского периода, причем название слободы вполне соответствует специализации ее жителей. Возникновение Гончарной слободы в Заяузье вполне объяснимо местными благоприятными условиями для развития гончарного промысла, наличием глины и близостью к реке, наиболее удобному и дешевому пути для перевозки посуды на торговую площадь.
В Заяузье находились и две другие дворцовые слободы: Кошельная и Котельная или Котельничья. Об их существовании в этом районе напоминают названия московских церквей Николы в Котельниках и Николы в Кошелях. По-видимому, район за Яузой рано стал заселяться слободами как место, очень удобное для жилья ремесленников и в то же время первоначально не входившее в городскую черту. Здесь уже в XV в. мы находим не только великокняжескую, но и боярскую слободку, о которой пишет в духовной князь Иван Юрьевич Патрикеев: «…да мои же места, Зауязьская слободка с монастырем с Кузмодемьяном». Впоследствии в Заяузье видим две слободы: Старокузнецкую и Новокузнецкую. Старая Кузнецкая слобода находилась в районе церкви Кузьмы и Демьяна, а эти святые издавна считались патронами кузнецов. Здесь и надо искать «Заяузьскую слободку» князя Патрикеева, принадлежавшую ему в конце XV в. Впоследствии, после опалы Патрикеевых, слободка перешла в дворцовое ведомство и получила название Кузнецкой по производственной специализации ее жителей.
К числу ранних московских слобод, по всей вероятности, надо причислять и Кузнецкую слободу. Есть указание на то, что она стала известной уже с XV в. Однако это указание мне не удалось проверить по источникам, хотя оно очень достоверно. Впрочем, в его пользу говорит то обстоятельство, что Кузнецкая слобода очень близко расположена к Китай-городу. Объяснить эту близость легче всего тем, что слобода возникла рано, когда местность около Неглинной могла считаться еще сравнительно отдаленной от Кремля. Это надо относить ко времени Ивана Калиты, т. е. к первой половине XIV в. Позже город разрастается, и новые слободы возникают за пределами посада. Поэтому на территории Белого города мы и не находим других слобод, кроме Кузнецкой. Единственное исключение – Кисловская царицына слободка в районе Кисловских переулков. Происхождение этой слободки неясно, но она могла возникнуть в XVI столетии в связи с созданием в этом районе Опричного двора, если только не восходит ко временам великокняжеским, когда княгини получили свою долю по духовным великих князей.
В XVII в. в Москве находим целый ряд дворцовых слобод. Названия их происходят от дворцовых служб, но жители их были связаны и с городским торгом. По описаниям XVII в. существовали следующие слободы: Барашская, Басманная, Бронная, Гончарная, Денежная, Дорогомиловская (ямская или «гонная»), Иконная, Казенная, Конюшенная, Котельничья, Котельная, Кузнецкая, Огородная, Переславская гонная, Печатная, Плотничья, Пушкарская, Садовничья, Суконная, Сыромятная, Таганская, Хамовная, Ямская.
Крупнейший исследователь московских слобод XVII в. С. К. Богоявленский отмечает, что названия «слобода» и «сотня» равнозначны, однако название «сотня» применялось только к объединению непривилегированных «черных» людей. На вопросе о том, что собой представляли первоначальные «сотни», нам придется еще остановиться, здесь же отметим только одну замечательную особенность московских слобод XVII в.: все они находились за пределами не только Кремля и Китай-города, но и большей частью за пределами Белого города, за исключением Кисловской царицыной и Кузнецкой.
Такое расположение слобод объясняет нам очень многое в их истории. Московские слободы возникли за пределами городской территории, границы которой в основном совпадали с позднейшей чертой Белого города. Слободы, населенные людьми великого князя или московских князей-совладельцев, естественно, возникали за городской чертой и управлялись особо от других горожан.
МОСКОВСКИЕ ЧЕРНЫЕ СОТНИ
Московские слободки пользовались особыми правами и возникали на княжеских или боярских землях. Иной характер имели «черные сотни», которые в XVII в. представляли собой объединения «черных людей». По наиболее точным сведениям, приведенным С. К. Богоявленским в интереснейшей статье о московских слободах в XVII в., по прихотливым приказным счетам имелись следующие сотни, полусотни и четверти сотен: Арбатская четверть сотни по Арбату; Дмитровская сотня в Белом городе, между Тверской и Петровской; Новая Дмитровская сотня в Земляном городе, выделившаяся из предыдущей; Кожевницкая полусотня за Москвой-рекой в Кожевниках; Мясницкая полусотня в Белом городе по Мясницкой; Никитская сотня в Земляном городе за Никитскими воротами; Новгородская в Белом городе между Никитской и Дмитровской сотнями; Ордынская за Москвой-рекой, по Ордынке и Пятницкой; Покровская в Белом городе, от Сретенки до Ивановского монастыря; Пятницкая за Москвой-рекой, по Пятницкой улице; Ржевская, находившаяся, по-видимому, в Белом городе, у Пречистенских ворот, где были церкви Ржевской Богоматери и Ржевской Пятницы; Ростовская, вероятно у Пречистенских ворот; Сретенская в Белом городе, по Сретенке; Устюжская полусотня в Белом городе, около Большой Никитской; Чертольская четверть сотни у Пречистенских ворот. Всего в XVII в. известно было 15 сотен, полусотен и четвертей сотен. Кроме того, две сотни, Гостинная и Суконная, не были территориальными единицами, а включали в свой состав крупное купечество.
