Иван Оченков - Великий герцог Мекленбурга

       -- И кто же та прекрасная панна, похитившая ваше сердце?

       -- Вы должны ее знать, если служили у пана Остророга.

       -- Вы меня интригуете, друг мой, я помню все пушки досточтимого Познанского воеводы, но, увы мне, мало знаком с окружавшими его дамами. Хотя... святая пятница, а не прекрасная ли панна Марыся причина вашего несчастия?

       -- А вы знакомы?

       -- Ну, я не назвал бы это знакомством, панна Марыся вряд ли обратила на меня внимания больше, чем на какой-нибудь подсвечник, освещающий ей путь. Да и то, я думаю, у подсвечника больше шансов привлечь интерес прекрасной панны.

       -- О, как вы правы, Иоганн, это не женщина, это статуя, холодная и прекрасная.

       -- Постойте, я покинул пана воеводу и не помню хорошенько всех деталей, однако разве ее не выдали замуж?

       -- О, вы и это знаете, и это вторая причина моей грусти. Ее выдали замуж за моего двоюродного брата, и скоро они будут здесь.

       -- Здесь?

       -- Ну да, мой кузен получил должность Смоленского каштеляна и скоро прибудет со всей семьей.

       -- Весьма вам сочувствую, дружище, хотя, может, оно и к лучшему? Пути господни неисповедимы, а уж образ мыслей женщин, да еще таких красивых, и вовсе непостижим. Возможно, все переменится и предмет вашего обожания посмотрит на вас более благосклонно.

       -- Ваши бы слова да богу в уши, дорогой Иоганн.

       -- Говорят, у московитов есть такая поговорка: "На бога надейся, а сам не плошай".

       -- Что вы имеете в виду?

       -- Боже мой, пан Якуб, мне ли учить вас галантности? Подарите даме какую-нибудь милую безделушку, осыпьте ее путь цветами, сочините сонет в ее честь! Держу пари, что ваши старания не останутся незамеченными.

       -- Вы полагаете?

       -- Я знаю, друг мой.

       -- Но откуда вы можете это знать, вы ведь так молоды?

       -- Разумеется, я молод, что мне было бы с этих познаний, будь я стар? Такого рода знания как раз в молодости и необходимы, а в старости все иначе. Безделушка должна быть не милой, а дорогой. Вместо цветов устилать путь придется отрезами шелка, а вместо сонета сочинять завещание.

       -- Боже мой, какой вы циник!

       -- Я циник? Да ничуть, просто я реалист. Кстати, а что за человек ваш кузен? Он молод, красив и богат?

       -- Ну, он действительно богат, хотя и не слишком молод. Не могу сказать, красив или нет, мне неведомы каноны мужской красоты, но в молодости многие дамы были от него без ума.

       -- И как его зовут?

       -- Мариан Одзиевский.

       -- Одзиевский? Я слышал эту фамилию, но не припомню где.

       -- Очевидно, вы слышали о его неудачном походе в Мекленбург.

       -- Да-да, что-то припоминаю, один померанский друг мне рассказывал. Он, кажется, попал в плен?

       -- Да, этот мекленбургский герцог Иоганн-Странник -- сущий дьявол. Заманил Одзиевского в ловушку своим мнимым миролюбием, а потом окружил вдесятеро превосходящими войсками. Жолнежи Одзиевского стойко оборонялись, но негодяй, не иначе по наущению дьявола, догадался заранее приготовить пушки и расстрелял из них табор. Мой кузен был тяжело ранен и чудом выжил. К тому же за свободу ему пришлось выплатить немалый выкуп, не говоря уж о том, что репутация его пострадала и ему пришлось отправиться каштеляном в разоренный войной Смоленск.

       -- А этот герцог малый не промах, не находите? -- засмеялся я. -- Однако вернемся к прекрасной панне Марысе. Раз ее муж не молод и, как выяснилось, ореола победителя у него нет, так почему бы вам не рискнуть? Вы-то как раз молоды, красивы и в плену не побывали. Женщины любят победителей -- так победите! Кстати, а ужинать мы сегодня будем?

       -- Ах, как вы несносны, Иоганн, опять все свели к ужину. Удивляюсь, как при таком чревоугодии вы ухитряетесь быть таким худым? К тому же ваше восхищение этим герцогом, по меньшей мере, странно. Неужели вам и впрямь может быть симпатичен такой человек?

       -- А почему нет? Он же стрелял в вашего кузена из пушек, а я сам артиллерист и с симпатией отношусь к людям своего сорта. А если вы распорядитесь подать к столу вашей замечательной старки, то непременно выпью за его здоровье. И как скоро мы удостоимся счастья лицезреть прекрасную пани Марысю?

       -- Я полагаю, через неделю.

       -- Надо поторапливаться...

       -- Что вы сказали?

       -- Я говорю, что если мы не поторопимся это чудесное жаркое остынет. Прозит!

       На следующий день я явился к великому гетману, и как только он меня принял, обрушил на бедную голову Яна Ходкевича ужасную весть.

       -- Ваша милость, то, как хранится порох, совершенно неприемлемо. Бочки свалены без всякого порядка и без должной охраны. Пушкари небрежны и ленивы. Патрули ночью ходят рядом с порохом с зажженными факелами. Таким образом, то, что до сих пор не случилось какого-нибудь несчастья, просто чудо. Учитывая же, что местные жители относятся к полякам не слишком хорошо, а окрестные леса полны злоумышленников, нет никаких сомнений, что дальнейшее благодушие непременно плохо кончится.

       -- Что же вы предлагаете, господин фон Кирхер?

       -- Необходимо собрать запасы пороха в одном месте и обеспечить его надлежащей охраной. Также необходимо огородить это место валами и уничтожить всякую растительность вокруг места хранения.

       Если коротко, то я рассказал пану гетману о правилах хранения боеприпасов, принятых в моей прошлой-будущей жизни. Ходкевич был отличным кавалеристом, но в отношении пороха несколько терялся. К тому же он был занят формированием обоза с продовольствием для осажденных в московском кремле поляков, который вот-вот должен был выступить и который должен был вести сам. Поэтому был созван консилиум для обсуждения данного вопроса. Маэстро Пелегрини, как ни странно, горячо поддержал меня, говоря, что в Италии порох именно так и хранят. Капитан Вольф также счел предложенное мною полезным. Поскольку возражений не нашлось, вашему покорному слуге и поручили организовать все должным образом. Ну, а что вы хотели? Инициатива наказуема!

       Под мое командование была отдана рота мушкетеров и все пушкари, а также согнана куча народу из Смоленска и окрестных деревень. Мушкетеры, собственно, для того и были нужны, чтобы заставить эту ораву людей работать. Никакой платы трудникам не полагалось, кормить их также никто не собирался. Кто что с собой захватил, тот тем и питается. Разумеется, все эти обстоятельства не прибавляли трудового задора мобилизованным смолянам. Все, что я мог сделать в данном случае, -- это организовать работу так, чтобы ее выполнили как можно скорее, во всяком случае раньше, чем люди начнут пухнуть с голоду.

       Сразу хочу сказать, что это удалось. В три дня была очищена довольно большая площадка, окруженная с четырех сторон не слишком высокими валами. В центре ее было построено нечто вроде низкого помоста, где и сложили бочки с порохом. Зачем помост? Ну, а как объяснить местным, что взрывчатка, дабы не отсыреть, должна храниться на поддонах? В валах были устроены проходы, закрывавшиеся воротами, где стояла бдительная стража. Все устроено наилучшим образом, если не считать одной малости. В одну из бочек был помещен ствол с колесцовым замком от неисправного пистолета. К курку тянулась крепкая просмоленная бечева, крепко привязанная ко вбитому в землю колышку. Когда поляки соберутся в поход, их ожидает сюрприз, ну а меня в ту пору рядом уже не будет. По крайней мере, я так думаю.

       Если что и отвлекало меня от коварных замыслов, пока шло обустройство места хранения пороха, так это назойливое внимание наследника польского престола. Обычно королевич Владислав подсылал ко мне своего фаворита шляхтича Красовского, но однажды и сам удостоил посещения. С милостивым вниманием осмотрев работы, он стал жаловаться на скуку и отсутствие развлечений. У стоявшего рядом Красовского на лице было написана откровенная скука пополам с ревностью. Вообще эта парочка не вызывала у меня ничего, кроме неприязни. Сам Владислав не был совсем уж пустым человеком, скорее наоборот, он многое понимал и во многом разбирался, но, лишенный деспотичным отцом возможности заниматься реальным делом, тратил свое время на всякие глупости. Взять хотя бы связь с Красовским -- уж не знаю, грешили ли они по-содомски или нет, свечи не держал. Однако королевич бесстыдно выставлял эту связь напоказ, всячески эпатируя окружающих. Фаворит же и вовсе вел себя зачастую как капризная барышня, хотя ничего женственного в его облике не было, и с какой стороны браться за саблю, он знал. Король смотрел на все это безобразие сквозь пальцы, а вот многие заслуженные шляхтичи плевались.

       Приглашение наследника престола -- это не такая вещь, которой можно пренебречь, тем более что я формально был у него на службе. Пока шли работы, я отговаривался нехваткой времени, но хранилище наконец было устроено, и поводы для отказа кончились. Хочешь -- не хочешь, пришлось привести себя в порядок и отправляться на вечеринку.