Александр Романов - Триумф «попаданцев». Стать Бонапартом!
— Да, пожалуй, — вынужден был согласиться профессор. Но, похоже, обиделся за такой откровенный наезд.
— Но это не все! — подлил я масла в огонь.
— И что же вас еще не устраивает?
— Болтанка. Шарообразный аэростат для работы на привязи годится плохо. Вам не приходило в голову придать баллону вытянутую форму?
— Интересно, — сказал Шарль без всякого интереса. — Вытянутую в какую сторону? В высоту? В длину? Или поперек?
— Могу нарисовать, — я обернулся в сторону аэростата, намереваясь попросить у капитана Берже бумагу и карандаш. Но шарльер был уже метрах в ста от земли. — Черт, у вас есть письменные принадлежности?
4Чем и на чем писать, нашлось в канцелярии школы. Причем профессор отвел меня туда совершенно очевидно только из уважения к моему генеральскому званию. Он явно уже навидался таких внезапных изобретателей и ничего хорошего от моей активности не ждал.
Я, однако, постарался не обращать внимания на откровенно демонстрируемую холодность. Поскольку правда была на моей стороне. А правду, как известно, говорить легко и приятно… Ага… Ухватив лист бумаги и перо, под любопытным взглядом писаря, чье хозяйство мы мобилизовали, я в несколько приемов изобразил схему змейкового аэростата. Не забыв пририсовать к нему нормальную корзину вместо дурацкой лодки. К концу моих трудов лицо у профессора стало совсем скорбным.
— Вот примерно так! — сообщил я, продолжая игнорировать профессорскую мимику. — Вытянутые тела сами по себе всегда ориентируются по потоку. Что мы можем видеть на примере, скажем, кораблей и лодок. А в наиболее ярко выраженном виде — во флюгерах. А кроме того — каплевидное тело более обтекаемо, нежели круглое. Тому свидетельствуют как животные — нет ни одной круглой птицы и практически ни одной рыбы круглой формы — так и вся практика судостроения: чем форма корабля вытянутей и обтекаемей — тем он устойчивей на курсе!.. Плюс вот эти стабилизирующие плоскости — подобные оперению стрелы и выполняющие ту же функцию. Подобный аэростат в потоке ветра и вести себя будет, как стрела в полете, — самостоятельно удерживаясь в одном положении. В конце концов это легко проверить, сделав экспериментальную модель малого размера…
Я еще успел сказать про баллонет, и про нормальную корзину, и про крепление привязного каната не к днищу гондолы, а к кольцу, замыкающему стропы, — ну, минимум необходимых переделок, позволяющих придать аэростату хоть сколько-то нормальный вид, — когда профессор достаточно бесцеремонно прервал меня:
— Вы знакомы с проектом Менье?
Хорошо, что я действительно был знаком с проектом… Именно я — не Наполеон. Поэтому я сразу понял, о чем речь. О проекте дирижабля. Между прочим, самом первом таком проекте. Собственно, Менье и считается изобретателем этого типа аппаратов. Жалко, что здесь он уже погиб, — в девяносто третьем году, под Майнцем… Но с проектом своим он все же не бегал по улицам, и у Наполеона о нем информации не было. Потому я ответил хотя и без особых раздумий, но обтекаемо:
— Слышал. Но сам проект не видел.
— Об этом нетрудно догадаться. Менье предлагал почти такую же схему — тоже с вытянутой оболочкой. И с баллонетом. Даже киль у него предполагался… Хотя и не такой, как у вас. И в этой идее есть здравое зерно. Однако… Как вы собираетесь крепить гондолу? Я вижу на вашем рисунке какие-то линии — очевидно, что это подвесные тросы… Но их слишком мало… Сразу видно, что вы не имели дела с аэростатами: так прикреплять тяжелую гондолу к тонкой оболочке невозможно. Именно для этого мы используем сеть из большого количества веревок, которая охватывает весь шар и распределяет нагрузку равномерно. А если пришивать стропы прямо к оболочке — и в таком малом количестве, как у вас, — они прорвут ткань…
И тут я понял, что лопухнулся в очередной раз.
Катенарное крепление здесь еще неизвестно. Его изобретут почти через сто лет — Дюпуи-де-Лом, во время Франко-прусской войны. И до «лапки»-усиления, нашивающейся на оболочку как раз для крепления подвесных тросов, здесь тоже еще не скоро допрут. А я намалевал конструктивную схему аэростата двадцатого века, где все находки за предыдущее столетие как раз и были реализованы. Натуральную, в общем, вундервафлю. И намалевал ее человеку, который аэростат и создал как таковой. И отдал этому делу всю жизнь, на протяжении которой обмозговал все возможные варианты, какие только приходили в голову ему и другим таким же энтузиастам. И — не додумался до таких вот элементарных вещей… Да у него мозги должно было бы вообще заклинить от того, что я ему подсовываю! Он же понимает перспективность такой конструкции! Но вот как ее сделать — не представляет! А тут какой-то умник в генеральских эполетах чиркает по бумажке… А если еще сейчас я ему расскажу о катенарном поясе и о параллельном типе подвески по образцу Парсеваля — что он вообще решит? Что я гений? Или наоборот? Он ведь потому к сетке и прицепился, что для змейкового аэростата она абсолютно не подходит: она просто держаться на оболочке не станет… Между прочим, именно из-за этого навернулся как минимум один из дирижаблей Жиффара… То есть вся конструкция по нынешним представлениям просто нереализуема…
Что Шарль тут же и подтвердил. Озвучив эти мои мысли вслух. Сверх того добавив, видимо, по инерции уже:
— Что касается корзины, то итальянский аэростьер Лунарди предложил ее еще десять лет назад. Так же, кстати, как и расположение замыкающего сетку кольца под оболочкой, а не на середине ее. Но пока эти новшества не прижились…
Каковой информацией едва меня вообще не убил… Потому как если еще десять лет назад… А воз и по сию пору еще там… То господи-боже — что еще надо, чтобы до людей доходило очевидное?! Например, до меня. Чтобы не корчил из себя всезнайку. И не лез с вещами, которых не можешь объяснить.
— Извините, профессор, — признался я. — Я об этом не подумал…
— Ничего страшного, — утешил меня Шарль. Наверняка уже не в первый раз произнося подобную сентенцию. — В новой области деятельности, которой является воздухоплавание, новые идеи очень часто приходят людям в голову…
— Но выход есть, — если профессор полагал, что я на этом угомонился, то полагал он зря. — Эту схему я нарисовал больше умозрительно… Как вы правильно сказали, как человек, не сталкивавшийся ранее с аэростатами… Но тем не менее заявляю: без сетки обойтись можно!
— И каким же способом?
— А вот, смотрите… — я стал черкать на другом листе. По ходу дела давая рисуемому комментарии: — Если мы вдоль нижней части оболочки — как раз там, где будет баллонет — от носа до кормы… так скажем… пропустим жесткую балку… Как киль у корабля. Да хотя бы и обычное бревно. И прикрепим его к оболочке во множестве мест… Притом крепежные отверстия обделаем, скажем, медными люверсами — как на парусах, то нагрузка на каждое отдельное отверстие будет минимальная. При максимальной жесткости фиксации. А уж к этой балке мы спокойно сможем подвесить всего на нескольких тросах нашу гондолу… Хотя лучше корзину… И к этой же балке приделаем в хвостовой части стабилизаторы.
— Позвольте, позвольте!.. — забормотал профессор. Наклоняясь над столом и, похоже, разом позабыв все свои скорбные мысли. — Как? Киль, словно у корабля?! Вы сами это придумали? Когда?
— Разумеется, сам, — ответил я. — Только что. Разве это не очевидно?
Ясен пень, придумал не я. А немецкий механик Франц Леппих. И совсем уже недалеко по времени — меньше двадцати лет вперед: именно по такой схеме он и строил свой дирижабль в Москве в 1812 году… Против меня, кстати, строил — против Наполеона. Так что мне сам бог велел отобрать у него эту штуку. И стать изобретателем полужесткого дирижабля. Тем более что у Леппиха все равно ничего не получилось.
— Послушайте! — Шарль оторвался от моих каракулей и, моргая, уставился на меня. — Я не знаю, почему до такого никто не додумался до сих пор… Но вам обязательно нужно проработать проект подробнее — и непременно выступить с ним в Центральной школе государственных работ!
Ну вот… Кажется, я таки войду в историю…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Париж — большая деревня…
«Я однажды гулял по столице — двух прохожих случайно зашиб…»
1Центральная школа государственных работ…
Название, да… У меня почему-то ассоциируется исключительно с «Общежитием студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца». Уж не знаю почему. Впрочем, ассоциация практически вполне по сути дела.
Поскольку государство в этой школе решило готовить научно-технических специалистов. Ибо ни беззаветные санкюлоты, способные умирать на фронтах, ни пламенные комиссары Конвента, ведущие народ к новой жизни непосредственно на местах, ни даже многомудрые депутаты — в подавляющем большинстве ни уха ни рыла не волокут в технике. Что неудивительно: в стране едва ли найдется и миллион грамотных. Это на тридцать миллионов населения. А высшее техническое образование граждане революционеры прекратили вообще — отменив науку и разогнав Академию. Часть академиков и вовсе кончила свои дни на гильотине — как враги народа, ага… «Революции наука не нужна!»
