Анджей Сапковский - Свет вечный
– Ха, верно, верно. И полностью подтверждает то, что ты подслушал в грангии цистерцианцев. Епископ и Грелленорт запланировали покушения, Смижицкий предоставил им объекты. Это было в сентябре 1425. Месяцем позже, в октябре, из арбалета подстрелили Яна Гвезду, главного гейтмана Табора. Рана не выглядела опасной, но Гвезда не выжил.
– Потому что болт имел наконечник из железа, а Гвезда в крови уже имел Перферро, – подтвердил Рейневан. – А вскоре после этого, в ноябре, преемник Гвезды, Богуслав из Швамберка, умер после несерьезного с виду ранения. Да, Горн, я еще раньше подозревал, что Гвезду и Швамберка прикончили с помощью черной магии, а после того, что открыл мне Смижицкий, был уже просто уверен. Но чтобы так коварно…
– Профессионально, – поправил Урбан Горн. – Замысел гениален, профессиональное выполнение, знание… А коль скоро мы заговорили о знании… Рейневан?
– Что?
– Что, что. Вроде не знаешь. Противоядие от этого есть?
– Насколько я знаю, нет. Если уж Перферро есть в кровообращении, устранить его оттуда невозможно.
– Ты сказал, что насколько знаешь. А, может, есть чтото, чего ты не знаешь?
Рейневан не сразу ответил. Думал. Он не был намерен открывать это Горну, но во время знакомства с пражскими магами из аптеки «Под архангелом» он употреблял предохраняющие от ядов препараты, в том числе и такие, которые на токсины давали полный иммунитет. Он не был уверен, касается ли это также и Перферро. И имеет ли он вообще какуюто еще сопротивляемость организма, не принимая препараты более года.
– Ну, – поторопил Горн. – Есть противоядие или нет?
– Не исключаю, что есть. В конце концов прогресс совершается непрерывно.
– Значит вся надежда на прогресс, – Горн прикусил губы. – Во всяком случае, в той области, которая нас интересует.
Замок Совинец стоял на скалистом гребене Низкого Есёника уже сто лет, сто лет уже его гордый и грозный бергфрид возносился над лесом, наводя страх на окрестности. Его построили и превратили в фамильную крепость два брата, рыцари из старого моравского рода Грутовицей, которых епископ Оломуньца одарил леном в виде сел Кжижов и Гузова. С тех пор они писались «панами из Гузовой» и ставили печать со скошенными полосками. Построив замок менее чем в миле от Гузовой, они дали ему название, произошедшее от сов, в огромных количествах гнездящихся в окрестных лесах. И писались с тех пор «панами де Айлбург». Немецкое название, несмотря на моду, все же не прижилось, и бург окончательно остался Совинцем.
Нынешним собственником и хозяином замка был рыцарь Павел из Совиньца, поклонник учения Гуса и союзник Табора. Где он пребывал сейчас, в марте 1429 года, известно не было. Сейчас в Совиньце хозяйничал Урбан Горн, а в окрестностях безраздельно господствовали бургманы.
В субботу перед воскресеньм Letare[86] женщины из Совиньца устроили стирку, с самого утра замок насквозь пропитался мокрым паром и пронизывающей вонью щелока и мыльной воды. А около полудня, когда Рейневан и Горн закончили очередной допрос, все подворье замка было украшено развешенным для сушки бельем. Превалировали подштанники, которых Шарлей и Самсон, от скуки наверное, насчитали сто девять штук. Поскольку еще ранее было насчитано в замке тридцать два бургмана и кнехта, то получалось, что подштанников в замке предостаточно, но стирают их редко.
Приятели сидели на куче бревен, на хозяйском дворе, недалеко от конюшни, наслаждаясь весенним солнцем. Рейневан, не скрывая возбуждения, делился открытиями, услышанными на очередном допросе.
– Необычайные, просто неимоверные вещи рассказывает этот Бруно Шиллинг. О замке Сенсенберг в горах Качавских. Магия явно сидит там еще со времен тамплиеров, которые строили Сенсенберг. Шиллинг этого не знает, даже назвать не сможет, но для меня как специалиста не подлежит сомнению, что в Сенсенберге до сих пор присутствует theoda, spiritus purus, разновидность genius loci, чародейная сила какогото давно умершего могущественного мага. Такая theoda необычайно сильно влияет на mens[87] находящихся там людей, у лиц с меньшей сопротивляемостью и слабой волей может очень сильно исказить mens и даже полностью привести к его вырождению. Шиллинг подтвердил, что были случаи mentis alienation, случались даже неизлечимые amentia и paranoia.
– Amentia и paranoia, – повторил как бы нехотя Шарлей, приглядываясь к подштанникам. – Мда. Кто бы мог подумать.
– А в области алхимии, – Рейневан всё больше распалялся, – я узнал о таких вещах и делах, от которых просто дух захватывает. Я уже говорил вам о такой смеси как яд Перферро, упоминал о коллоидных металлах. Среди этих металлов, вы только представьте себе, – описанный Фламелем загадочный Potassium, который до сих пор некоторые считают фантазией. Таинственный Thallium, с которым якобы экспериментировал Арнольд Вильянова, близко подошедший к созданию философского камня. Неслыханно, неслыханно!
Шарлей и Самсон пребывали в молчании, не отрывая глаз от подштанников.
– Необычайные и ошеломляющие вещи также рассказал нам Шиллинг о препаратах, с помощью которых Черные Всадники вводят себя в транс. Считалось, что самые сильные одурманивающие и галлюциногенные свойства имеют вещества, упоминаемые в работах Гебера и Авиценны как алькили, и которые мы в Праге назвали алкалоидами. Их считали экстрактами чародейских трав, а что оказалось на самом деле? Что они растут в первом попавшемся лесочке! Что речь идет об обыкновенном бурьянеперекатиполе и еще более обыкновенном мухоморе, muscarius. Именно они и являются основными составляющими пресловутого одурманивающего напитка, называемого в рукописях Морения «бханг»? Вы себе представляете?
Шарлей и Самсон, наверное, себе представляли. А если даже и нет, то своим видом этого не показывали. Ни словом, ни жестом, ни выражением лица.
– А этот прославленный, овеянный тайнами гашш’иш, которым одурманивал своих ассасинов альХасан ибнальСаббах, Горный Старец, в своей горной цитадели Аламут? Тем же гашш’ишом, как я и подозревал, одурманивают себя и Черные Всадники Грелленорта. Он готовится из смолы соцветий растения, котороя погречески называется kanabis, похожее на коноплю. Но, оказывается, существует две разновидности этого препарата. Одна имеет название гханджья и является напитком, его пьют и входят в состояние эйфории. Вторая называется гашш’ишом, его поджигают, а дым вдыхают… Я знаю, что это звучит неправдоподобно, но Бруно Шиллинг клялся…
– Этот Бруно Шиллинг, – встрял спокойно Шарлей, – убил твоего брата, специалист ты эдакий. Трудно мне вжиться в твои чувства, я одиночка, сужу однако, что с убийцею брата, если бы я имел брата, то не разглагольствовал бы о магии и мухоморах. Просто свернул бы ему шею. Голыми руками.
– Ты сам меня когдато убеждал в бессмысленности мести, – кисло оборвал Рейневан. – А с Шиллингом я не разглагольствую, но допрашиваю его. И если когдато выставлю комуто счет за Петерлина, то это будет организатор преступления, а не его слепое орудие. Для этого понадобятся мне данные, полученные на допросах.
– А Ютта? – тихо спросил Самсон Медок. – В какой мере данные об алькили и гашш’ише послужат тому, чтобы ее освободить и спасти?
– Ютта… – запнулся Рейневан. – Мы отправляемся ее спасать. Скоро. Горн обещал помощь, а без помощи нам не обойтись. Я помогу ему, он поможет нам… Сдержит слово.
– Сдержит, – Шарлей встал, потянулся. – Или не сдержит. Неисповедимы предначертания судьбы.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что жизнь научила меня не верить слишком поспешно и всегда иметь в запасе аварийный план.
– Что, еще раз спрашиваю, ты хочешь этим сказать?
– Кроме того, что сказал, ничего.
– Господин Горн?
– Что?
– Вы обещали мне свободу. Когда всё честно и обстоятельно расскажу.
– Ты не всё еще рассказал. Кроме того, зачем тебе свобода? Грелленорт выследит тебя и прикончит даже на краю земли. А в Совиньце тебя не найдет.
– Вы обещали…
– Знаю, Шиллинг, знаю. Обещал, сдержу слово. Когда всё расскажешь. Так что рассказывай. Сколько людей вы убили?
Рейневан не ждал, что такой вопрос смутит Шиллинга. И не ошибся. Не смутил. Ренегат лишь слегка сожмурил глаза. И чуть дольше, чем обычно, обдумывал ответ.
– Думаю, – ответил он наконец с равнодушной миной, – человек, наверное, больше тридцати. Я считаю только тех, которые были главным объектом, которых по имени указывал нам Грелленорт. Если не удавалось такого застать самого, в одиночку… Тогда гибли и посторонние. Компаньоны, обозные, слуги… Иногда родственники…
– Купца Чайку вы убили вместе с женой. – Горн спокойным голосом засвидетельствовал, что он хорошо проинформирован и что знает, в чем дело. – Йохан Клюгер и вся его семья погибли в пожаре, в доме, который вы подожгли, предварительно заблокировав двери и окна.
