Мэри Джентл - Том II: Отряд
Около сотни голосов — мужских и женских — заорали на разных языках, не менее чем на четырех.
— Молчать!
Вопль де Ла Марша во всю глотку: «Его и пушкам не заглушить!» — мелькнуло в голове у Аш — отразился от потолочных балок, и в зале совета воцарилась тишина, прерываемая только шарканьем ног.
— Иисус, что за собачья свалка! — проворчала Аш. Поняла, что ее услышали, и вспыхнула. У нее испортилось настроение — от страха из-за стоящих под стенами города армий, от боязни своей сестры-близнеца и всего кровосмесительного юга; от того, что не получала ответов ни там, ни тут. Пожав плечами, она обратилась к де Ла Маршу: — Я буду откровенна. Мне интересно бы знать, что делает там, у визиготов, Кола де Монфор и его ребята. Я начинаю понимать, почему. Бургундия трещит по всем швам, так ведь?
Филип Тернан, гофмейстер-советник, сидевший рядом с де Ла Маршем, неожиданно усмехнулся:
— Нет, мадам капитан, не больше, чем всегда! Это семейные ссоры. Они вспыхивают в отсутствие нашего отца — герцога.
Глядя в водянистые голубые глаза Тернаиа и на его руки в старческих пятнах, Аш оценила его возможное понимание бургундской политики и вежливо ответила:
— Раз вы так считаете, мессир, — и обменялась взглядом с Робертом Ансельмом. «Надо принимать решение! Я думала, раз уж мы оказались тут — у нас будет хоть минутная передышка…»
— Что такое, по-вашему, Бургундия? — требовательно спросил де Ла Марш, обращая к Аш свое обветренное лицо. — Мадам капитан, что мы собой представляем? Здесь, на юге, нас две Бургундии — герцогство и графство. Потом — захваченная провинция, Лоррен. Все северные земли… note 26 А вот чего не должен наш герцог, так это французского поместья королю Луи, он должен имперское поместье императору Фридриху! Мадемуазель, мы говорим по-французски в двух Бургундиях, на датском и фламандском во Фландрии и на имперском немецком в Люксембурге! Нас всех удерживает вместе один человек — наш герцог Карл. Без него мы бы снова рассыпались на сотню конфликтующих владений других королевств. note 27
— Милорд, хоть я и преклоняюсь перед вашей воинской доблестью, — развеселился Филип Тернан, — позвольте сказать, что нас равным образом связывают и единый канцлер, суд лорда-канцлера, система налогов…
— И как долго это просуществует без герцога Карла? — Оливье де Ла Марш хлопнул ладонью о деревянный стол, и удар этот заставил оцепенеть всех переполнявших зал. — Нас герцог объединяет!
Мелькнуло зеленое одеяние: дальше, в толпе Аш приметила аббата, его лица ей было не видно в столпотворении.
— Мы — древний германский народ Бургундии, — заговорил по-прежнему невидимый аббат, — и мы были королевством Арль, когда христианский мир был разделен на Нейстрию и Австралазию. Мы старше, чем герцоги Валуа.
Его густой голос напомнил ей чем-то Годфри Максимилиана, незаметно между бровей у нее пролегла глубокая морщина.
— Имена тут роли не играют, милорд де Ла Марш. И здесь, в южных лесах, и там, в северных городах, мы — единый народ. От Голландии до Женевского озера мы едины. Наш милорд герцог воплощает это единство, как до него воплощал его отец; но Бургундия переживет герцогов Валуа. В этом я уверен.
В наступившей тишине Аш вдруг услышала свой голос, задумчиво произносящий:
— Но только в том случае, если кто-нибудь сделает что-нибудь со стоящей тут армией визиготов!
Все повернулись к ней; их лица казались белыми овалами в солнечном свете, струившемся через окна, прорезанные в старинной каменной стене.
— Герцог объединяет нас, — это заговорил виконт-мэр Фолло. — И поэтому, поскольку он тут, — север придет на юг и освободит нас.
«Неужели?» Стараясь не полагаться на вспыхнувшую внезапно слепую надежду, Аш обратилась к де Ла Маршу:
— Каковы новости с севера?
— Последнее нам известно о битве под Брюгге; но это новости уже месячной давности. К настоящему времени армии леди Маргарет, может, уже одержали победу.
— Они придут сюда? Только ради одного осажденного города?
— Дижон не просто «один осажденный город», — гофмейстер-советник глядел на Аш. — Здесь вы находитесь в сердце Бургундии, самого герцогства.
— Мой герцог, — перебил его Оливье де Ла Марш, — три года назад писал, что Господь создал принцев и поручил им управлять владениями и поместьями, чтобы регионы, провинции и народ были объединены этим и организованы в единое целое, в согласии и лояльном благочинии note 28. Поскольку герцог здесь — они придут.
Аш только собралась спросить: «Каковы силы северных армий?», как ее перебили.
— Мадам капитан, — теперь живо проговорил Оливье де Ла Марш, — вы и ваши люди недавно видели, что делается за нашими стенами.
— В Карфагене?
Обветренное лицо де Ла Марша как будто исказила внутренняя боль.
— Вначале о том, что вы видели на юге Бургундии, мадам. Мы мало знаем о землях вне наших границ, в последние два месяца. Только то, что каждый день дороги вокруг города полны беженцев.
— Да, мессир, — Аш поднялась, и тут же осознала, что сделала это по привычке, чтобы все увидели, что она — женщина, вооруженная мечом, хоть и не в боевом снаряжении, то есть зрелище для них непривычное. note 29 «Не привыкла я к статусу героя чего-либо…»
— Мы прибыли на земли французского короля, покрытые Вечным Сумраком, — начала она. — Там ходят слухи, что Сумрак простирается на север до Луары, по крайней мере, так говорили две-три недели назад. Мы не заметили никаких военных действий… — она улыбнулась во весь рот. — Особенно против визиготов. Так что я предполагаю, что действует мирный договор.
— Вот сукины сыны! — взорвался де Ла Марш и плюнул. Несколько крупных коммерсантов были шокированы, но, подумала Аш, вовсе не его эмоциями, а только манерой говорить. Раздался ропот со стороны нескольких беженцев — французских рыцарей.
— Вот вам и Всемирный паук! note 30 — пожала плечами Аш.
— Господь сгноил его заживо, — голос де Ла Марша звучал, как на поле боя. «Купцы и дворяне, в мирное время вздрогнувшие бы от такой громогласности, теперь, — подумала Аш, — смотрели на него как на свою последнюю надежду».
— Господь сгноил его заживо, и с ним заодно немецкого Фридриха! — договорил де Ла Марш.
Аш отчетливо вспомнила кое-кого из этих благородных немецких и французских беженцев, присутствовавших в Кельнском соборе на ее венчании с Фернандо дель Гизом; тогда все они были в ярких одеждах, с упитанными лицами. А сейчас-то…
— Мессир…
Де Ла Марш, набрав в грудь воздуху, по второму заходу протрубил, обращаясь к сидевшим за столом:
— Да почему надо жалеть их земли, предатели—сукины сыны? Только потому, что эти подхалимствующие дерьмецы подписали «договоры» с этими визиготскими ублюдками!
— Не все из нас предатели! — рыцарь в готском доспехе вскочил на ноги и стукнул по столу железной перчаткой. — И мы, по крайней мере, не желаем дальше корчиться от страха за этими стенами, ты, человек герцога!
Де Ла Марш его не слушал.
— Что у вас еще, мадам капитан?
— Да их земли никто и не жалел особенно. Кто бы ни выиграл эту войну — там наступит вселенский голод, — Аш скользнула взглядом по костлявым лицам сидевших за столом, явно посаженным на скудный рацион питания.
То, что было процветающими городами по берегам рек южной Бургундии; то, что было богатыми аббатствами; все это запомнилось ей в лучах слабого осеннего солнца как сожженное, заброшенное.
— Я не знаю, какие тут запасы провианта, в Дижоне. Но вам не пришлют ничего, даже если армия визиготов не замкнет блокаду наглухо. Я видела столько опустошенных ферм и деревень по пути на север, что их не сосчитать, мессиры. Да и людей не осталось. Холод погубил урожай. Поля затоптаны и сгнили. Весь скот и свиней съели. На болотах мы видели брошенных младенцев. На всей территории от Дижона до моря не выжил ни один город.
— Это не война, это позор! — прорычал один купец.
— Это очень плохая война, — поправила его Аш. — Тот, кто поставил целью победить страну, тот не станет уничтожать ее производительные силы. На зиму не осталось ничего. Милорд, насколько я догадываюсь, те беженцы, которые идут по дорогам, они направляются в Савой, или на юг Франции, или даже в кантоны. Но там не лучше — там они окажутся под Сумраком. Над южной Бургундией хоть солнце светит. Но в окрестных землях — уже зима. Насколько я заметила, это началось после поражения под Оксоном. И все так и продолжается.
— Зима, как в российских землях.
Аш повернула голову: голос Людмилы Ростовной звучал из того угла, где лучница стояла рядом с Томасом Рочестером. Аш сделала ей знак продолжать.
На Людмиле Ростовной были надеты красные рейтузы и камзол, покрытые толстым слоем свечного сала, а сверху плащ. Она переминалась с ноги на ногу, чувствуя на себе всеобщее внимание, и обращалась скорее к Аш, чем к остальным.
