Сергей Шхиян - Царская пленница
— По Сеньке и шапка! — ответил он, хихикнув, как будто от предстоящего удовольствия. — Это плата только за вход. Если захочешь развлечься, то придется денег не жалеть.
— Ну и ну, — недоверчиво произнес я, уже совершенно не понимая, куда попал.
Генрих Васильевич негромко постучал в массивную, надежно запертую дверь, и она тотчас, как будто нас ждали, приоткрылась.
— Остерман, — тихо сказал мой спутник в темную щель. — Со мной еще один господин.
Дверь открылась шире, так что теперь мы смогли пройти внутрь по одиночке. В сенях или, если говорить применительно к этому дому — в вестибюле, куда мы попали, было полутемно. Человек, открывший нам дверь, был одет в ливрею и старомодный парик с длинными завитыми локонами, какие носили в предыдущее царствование.
Не говоря ни слова, он поклонился и указал на следующую дверь. Ее открывать пришлось нам самим. За ней оказалась освещенная несколькими канделябрами гардеробная. Навстречу нам из кресла встала высокая дама в свободно спадающем платье, с высокой, сложной прической.
— С кем имею честь? — спросила она по-французски.
Остерман ответил, назвавшись сам, и представил меня.
Дама задала еще вопрос, который я уже не понял. Однако Генрих Васильевич тотчас его перевел:
— Давай деньги!
Я протянул мадам стольник. Она сказала «мерси» и со светской улыбкой, указала на высокую двустворчатую дверь, ведущую во внутренние покои. Мы вошли в самую обыкновенную дворцовую залу с колонами, хором для музыкантов и роскошными люстрами, освещающими помещение живым светом многих сотен свечей. Негромко играла музыка, несколько пар танцевали в центре зала на вощеном паркете. Прямо-таки не бордель, а первый бал Наташи Ростовой.
Мы остановились у входа, осматриваясь. Зал был танцевальный, без мебели, с диванами и пуфиками вдоль стен. На некоторых сидели пары, кое-где одинокие женщины. Народу было немного, человек тридцать обоего пола. В таком объемном пространстве они терялись, и казалось, что людей почти нет.
— Ну, как тебе? — спросил Остерман, с улыбкой наблюдая за произведенным эффектом.
Я не успел ответить, мы увидели, что к нам направляется высокая, стройная женщина в желтом, жемчужного перелива платье. У нее была высокая, пышная прическа из смоляного цвета волос, в которую были вплетены нити жемчуга. Когда она приблизилась, я смог рассмотреть ее лицо. Невероятно, на оно было мне очень знакомо.
Приблизившись, дама заговорила по-французски, Остерман что-то ей сказал, и она перешла на русский язык. Говорила она правильно, но с каким-то восточным выговором.
Только теперь я ее узнал. Невероятно, но я встречал эту женщину меньше месяца назад, при совершенно других обстоятельствах.
— Очень рады видеть вас, — сказала она с безукоризненной светской улыбкой.
— Вы, кажется, впервые здесь? — обратилась она непосредственно ко мне.
— Да, мадам, — ответил я в тон ей. — Я здесь впервые.
— Вы уверены? — почему-то спросила она, с тревожной внимательностью вглядываясь в меня. — Впрочем, кажется, вы правы, здесь вы впервые. А мы с вами не знакомы?
Ответить мне было нечего. Мы были не только знакомы, она чуть не зарезала меня. Однако я тогда выглядел совсем по-другому, и вполне понято, что узнать меня она не могла.
— Возможно, где-нибудь и встречались, — неопределенно ответил я.
А встречались мы с ней при совершенно экстремальных обстоятельствах. Эту женщину, закованную в кандалы, гнали по этапу в Сибирь. Мы пересеклись на почтовой станции, и я оказал ей медицинскую помощь. Она неправильно поняла мои намерения и готовилась вонзить в грудь кинжал.
— У меня такое чувство, что я вас знаю, — проговорила она, продолжая тревожно на меня смотреть.
Удивительно, но в нашу прошлую встречу эта женщина назвала меня, незнакомца, по имени и фамилии.
— Возможно, я вспомню позже, — пообещала она, так и не дождавшись моих комментариев своей последней фразе. — Пожалуйста, веселитесь, господа, я всегда к вашим услугам.
Улыбнувшись мне на прощанье «Турчанка», как я ее тогда назвал про себя, отошла к другим гостям.
— Ну, давай веселиться, — предложил я Остерману. — Где твой таинственный Алексашка?
— Пока не вижу, — ответил он, оглядывая залу. — Однако непременно будет, он хозяин своему слову.
— Ладно, тогда показывай, что здесь есть, кроме танцкласса, и объясни, как поступать, чтобы не выглядеть белой вороной.
— О, здесь можно делать все, что тебе заблагорассудится, нельзя только напиваться и дебоширить, — ответил он.
— Ладно, не будем напиваться. И все-таки, что это за заведение?
— Здесь отдыхают только состоятельные люди.
— Это что-то вроде английского клуба?
— Не знаю про аглицкий клуб, только про него слышал. Здесь же бывают самые разные господа. Даже, — Остерман наклонился к самому моему уху, — члены царствующего дома.
Меня это известие, более похожее на обычную легенду, не заинтересовало. Царствующего дома с меня хватило и от общения с императором.
— А ты знаешь женщину, которая к нам подходила?
— Да, это то ли хозяйка, то ли распорядительница. Ее зовут Сильвия Джулиановна.
— Она, что итальянка? Я подумал турчанка. Ты, кстати, здесь часто бываешь?
— Редко — когда появляются богатые приятели, которым что-нибудь очень нужно, такого-этакого, — засмеялся Генрих Васильевич. — Вот как тебе — фальшивые документы.
— С месяц назад ты сюда не заходил? — прервал я неуместный разговор.
— Был, — кратко ответил он.
— А эту, как ее, Сильвию, видел?
— Нет, вместо нее была другая женщина, очень миленькая немочка. А тебе про хозяйку знать зачем?
— Мне кажется, около месяца назад я встречал Сильвию далеко отсюда, в провинции.
— Мне показалось, она тебя тоже узнала. Очень может быть. Женщина она, по всему видно, богатая, может, и путешествовала в свое удовольствие.
— Да, конечно, — согласился я, — почему не поездить, не развеяться.
— Пойдем, что ли в буфетную, там ждать Алексашку будет сподручнее…
Однако уйти мы не успели, оркестр заиграл менуэт, и шесть или семь пар начали этот старинный медленный, грациозный танец со множеством мелких па. Я обратил внимание, что большинство танцоров-мужчин были в полумасках, а дамы блистали глубокими вырезами и обнаженными плечами. Зрелище было очаровательное, и я приостановился на полдороге к буфету.
— Пойдем, что ли, быстрее, — заторопил меня Остерман, которому, видимо, не терпелось добавить к ранее выпитому.
— Иди, я приду позже, — сказал я, отнюдь не горя желанием вновь напиваться за компанию.
— Я-то пойду, а вот платить придется все равно тебе. У меня денег ни полушки.
— Ладно, заплачу, — ответил я, чтобы быстрее его спровадить.
Одна из танцующих дам была очень похожа на Алю, и у меня защемило сердце. Генрих Васильевич торопливо ушел, а я, прислоняясь к колонне, наблюдал за танцующими.
— Вам, князь, (так меня представил Остерман), понравилась наша Юлия? — спросил меня сзади голос Сильвии Джулиановны.
Я обернулся.
— Да, очень милая девушка.
— Как только кончится менуэт, я непременно представлю вас, — пообещала хозяйка.
Она очень изменилась со времени нашей встречи, пополнела, и в глазах не было прежнего неукротимого, яростного, лихорадочного блеска, но все равно от нее исходила какая-то внутренняя угроза.
— Спасибо, но мы с господином Остерманом пришли по другому поводу, у нас здесь назначена встреча, и на ухаживание может не остаться времени.
— Я знаю, но Александр Федорович придет только к полуночи, вам будет скучно, а Юлия поможет вам развлечься.
Что «Алексашку» зовут Александром Федоровичем, я услышал впервые и удивился, откуда Сильвия может знать о наших планах.
— Спасибо, — поблагодарил я, не зная на что решиться.
К проституции у меня слишком неоднозначное отношение, чтобы начинать якшаться с представительницами этой неблагодарной профессии. Я слишком уважаю себя, чтобы унижать женщину, покупая ее, как вещь. Женщин, мне кажется, нужно все-таки завоевывать, а не выторговывать.
Впрочем, это только моя точка зрения, и я не намерен ее никому навязывать. Каждый волен поступать со своей душой и телом так, как ему заблагорассудится.
— Юля очень славная девушка, и вам будет приятно с ней поговорить, — уловив мои сомнения, подтолкнула в нужном направлении хозяйка.
Делала она это, нужно отдать должное, с идеальным тактом. Не было сказано не только ни одного слова о цели нашего знакомства, в ее словах и взгляде не проскользнуло даже полунамека.
— И все-таки я откуда-то вас знаю, это очень интересно… — окончила разговор Сильвия Джулиановна.
Мне тоже было интересно узнать, почему, занимаясь своей малопочтенной профессией сводницы, она так болезненно относится к посягательствам на себя. Чем так ей отвратительны мужчины? Если, конечно, она не поклонница однополой любви, что в конце восемнадцатого столетия было явлением чрезвычайно редким.
