Сергей Шхиян - Грешница
Оказывается, я его знала и раньше, но совсем забыла и мне нужен был только толчок, чтобы все восстановилось в памяти. Алеша был этим удивлен не меньше чем я. Француз мне не понравился, он говорил, не умолкая, но только не о хороших манерах, за что мы ему платили немалые деньги, а о своей тяжелой судьбе эмигранта и подлых республиканцах, погубивших прекрасную, цветущую королевскую Францию. Сначала слушать его было интересно, но скоро он начал повторяться, и я решила, от уроков отказаться.
Если бы я встретилась с виконтом раньше, он, скорее всего, произвел бы на меня впечатление. Новый человек, иностранец, титулованный аристократ, к тому же я ему понравилась и он, как истинный француз, сразу начал за мной ухаживать. Однако в тот момент, мне было не до поклонников. В голове творилось нечто невообразимое. Близость с Алешей, наша любовь и общая постель помимо моей воли заставили, постоянно контактировать с его мозгом. Я думала его мыслями, жила его воспоминаниями и мы с ним словно бы становились одним человеком. Я теперь знала о нем, его прошлом почти все и это меня путало.
Я никак не могла просчитать, как он может отреагировать на такого непрошенного двойника, и не знала, как скрывать от него такое бесцеремонное вмешательство в его жизнь. Казалось, что любое неосторожное слово, могло меня выдать и разрушить наши отношения. Мне приходилось быть постоянно начеку и контролировать даже свои порывы.
Он что-то почувствовал и «втайне от меня», ломал голову, как защитить от меня свои мысли. Конечно, я не подавала вида, что знаю его планы, и даже обрадовалась, когда он придумал сделать из обычной канители, тонкой золотой проволоки для вышивания, защитный экран для своего мозга. Это в какой-то мере был выход для нас обоих. Он будет спокоен, что я не подслушиваю его мысли, я, что он в этом уверен.
Однако даже не отношение ко мне Алексея, было для меня сложное. Легко представить, что творилось с простой, «от сохи» девушки, когда в ее голову хлынули мысли тридцатилетнего образованного мужчины! Наверное, это больше всего напоминало басню Ивана Андреевича Крылова «Лебедь, рак и щука». Понятно, что от совмещения двух эпох, культур, в конце концов, полов в голове у меня наступил настоящий кавардак.
Алеша, подсознательно это понимая, сам начал нервничать, а я так вообще пребывала в полной панике. И тут, на мое счастье, внешние обстоятельства отвлекли его от меня, моих проблем и немного разрядили обстановку.
Утром, когда Алеша еще спал после нашей очередной бурной ночи, в дом Котомкина приехал очень странно одетый человек. Я уже немного привыкла к городской моде и понимала, что грубые смазные сапоги никак не подходят к дорогому, расшитому золотом и позументами камзолу. Свысока посмотрев на мой новый сарафан, он потребовал позвать лекаря. Я не хотела будить Алешу, но гость был настойчив, вел себя нагло, даже пытался оттолкнуть меня с дороги, и мне пришлось пойти в нашу комнату.
— Алеша, к тебе пришел странный барин! — сказала я, когда мой любимый, наконец, смог открыть глаза.
— Гони его в шею, я спать хочу, — ответил он, поворачиваясь на другой бок.
— Я пробовала, он скандалит!
— Вот, черт! — сказал он и сладко потянулся. — Знаешь, ну его у черту, лучше иди ко мне!
Однако я вывернулась от его загребущих рук и попросила разобраться с гостем. Алеша нехотя встал, оделся и как был нечесаный и заспанный, пошел в гостиную. Гость уже проявлял явное нетерпение, но на вопрос, что ему нужно, сказал вежливо:
— Доктор, соблаговолите поехать со мной!
— Куда и что случилось? — недовольно, спросил Алеша.
— Дворянин и здешний помещик Василий Иванович Трегубов, у которого я имею честь состоять управляющим, находятся при смерти и нижайше просит вас изволить пожаловать в его имение, — вдруг необычно витиевато, сказал тот.
— Что это за имение? — спросил Алеша, не меньше чем я удивленный странному слогу гостя.
— Завидово-с! — гордо ответил управляющий и посмотрел на нас свысока.
Я послушала о чем думает управляющий и поняла, что ни Алеша, ни я ему не понравились. Он посчитал нас ниже себя и мысленно называл разными презрительными словами. Я со значением посмотрела на мужа, но он разглядывал просителя и моего знака не заметил.
— Что с вашим Трегубовым? — спросил он.
— Он, ранен-с, на нем нет живого места, не знаю, успеем ли застать в живых, того и гляди помрет!
Алеша вздохнул и виновато посмотрел на меня.
— Ладно поедемте, я сейчас прикажу заложить коляску. Только если он умирает то, стоит ли?
— Как же так, не стоит?! Вам непременно нужно ехать, Василий Иванович самый богатый здешний помещик. Любимец покойной государыни, Екатерины Алексеевны! А об коляске не извольте-с беспокоиться, я приехал на карете!
— Ладно, подождите, пока я оденусь и возьму инструменты, — вздохнув, сказал Алеша и пошел готовиться.
— Поторопитесь, доктор, а то не ровен час, не поспеем, Василий Иванович кровью изойдет, — крикнул ему вслед управляющий, а сам подумал: Надо же простой лекаришка, а с какой фанаберией! Надо будет поставить его на место!
Алеша быстро собрался и даже не позавтракав, уехал. Я осталась одна, и на душе сразу стало тоскливо. Все обитатели портновского дома работали, тетка Степанида с Дуней занимались хозяйством, одна я как «барыня» сидела, сложив руки. От скуки я немного потренировалась в письме, еще раз разобрала новое имущество. Время продолжало тянуться, в голову лезли грустные мысли и, чтобы хоть как-то занять себя, я вышла во двор.
Женщинам гулять по городу, без сопровождения мужчин было не принято, и мне пришлось ограничиться усадьбой Котомкиных. Она была довольно обширна, за жилым домом, сараями, конюшней, располагалась мастерская, дальше начинался огород, а в конце, возле самой ограды, баня. Я дошла до дальней изгороди и присела на бревнышке в тени ореховых кустов. День выдался жаркий, но тут было прохладно. Я прислонилась спиной к частоколу, закрыла глаза, и попыталась отвлечься от всех треволнений и неразберихи последних дней.
— Ты чего это здесь спишь, больше негде? — вдруг раздался надо мной мужской голос.
От неожиданности я вздрогнула и открыла глаза. Наклонившись надо мной, стоял беглый солдат Иван. Когда он подошел, я не услышала.
— Жарко, — неопределенно ответила я. — Ты меня напугал, я не слышала, как ты подошел.
Он ничего не сказал, сел рядом со мной и спросил:
— Их благородие уехали?
— Да, его вызвали к раненному, — ответила я.
Разговаривать нам вроде было не о чем, но он не уходил, задумчиво смотрел в сторону дома, и, я видела, искоса меня рассматривал. Самое неприятное, что я по-прежнему не слышала его мыслей.
— Как я посмотрю, ты Алевтина не простая женщина, — вдруг ни с того, ни с сего, сказал он.
— Ты тоже не простой человек, — почти против воли сказала я.
Он не удивился такой проницательности и согласно кивнул:
— Мы все другого поля ягоды. Может быть, познакомимся?
Я поняла, что он имеет в виду, и согласилась:
— Давай, только раз ты вызвался, тебе и начинать.
— Может ты и права, я начал разговор мое первое слово. Я беглый солдат, — сказал он и замолчал.
То, что он в бегах я знала и так.
— Ну, а я бывшая солдатская вдова, теперь вот, замужем за Алексеем Григорьевичем.
— Кто ты и откуда, я слышал, только на деревенскую девчонку ты никак не похожа. На благородную тоже, — сделал он мне не самый приятный комплимент, — хотя и говоришь по-французски. Руки и ноги у тебя крестьянские.
Я невольно спрятала босые ступни под подолом сарафана.
— А ты случаем, не Шерлок Холмс? — задала я вопрос, который задал бы на моем месте Алеша.
Иван удивленно на меня посмотрел и отрицательно покачал головой. Кто такой Шерлок Холмс он не знал, а вот я уже знала, это такой известный аглицкий сыщик!
— Ладно, не хочешь говорить, не говори, — обижено сказал он. — Я думал, мы с тобой сможем договориться!
— Тогда сам первый не ври!
— А я и не вру. Я, правда, сбежал от солдатчины!
— Тогда и я всего лишь простая деревенская девушка, — спокойно сказала я. — Только я умею понимать чужие мысли, а вот твои не могу!
— Как это мысли понимать?! — воскликнул Иван, что называется, вытаращив на меня глаза.
Я подумала, что не много потеряю, если скажу правду. В крайнем случае, всегда можно будет отказаться от своих слов. К тому же кому-то из нас все равно нужно было взять на себя инициативу откровенного разговора.
— Очень просто, я слышу, о чем думаю все другие люди, а вот тебя почему-то не слышу!
Лицо у солдата стало растерянное и, пожалуй, глупое. Он, долго не мигая, смотрел на меня, не в силах понять, правду я говорю или шучу. Потом снял с головы шапку и отер со лба пот рукавом холщовой рубахи.
— Неужто, правда, ты можешь понимать чужие мысли?
