Александр Мазин - Государь
– А недурно, – похвалил он. И, хитро прищурясь: – Небось из того винограда, что на твоей земле в Византии растет?
– Нет, – качнул головой Духарев. – Это – с земли булгарской.
Правда, тоже – с собственных виноградников Духарева, но об этом Сергей скромно умолчал.
А старший сын – молодчина. Исполнил всё безукоризненно. Безошибочно. Есть у него такой талант. И в больших делах, и в малых. Вот, к примеру, подобрал Артём мальчонку, пацанчика из простых смердов. Ничего особенного. Духарев, может, и сам бы подобрал сироту. И пристроил куда-нибудь к челядникам – коней пасти или во дворе прибираться. А сын мальчонку в род ввел. И не ошибся. Великим воином растет Илья-Годун. Когда рассказали Сергею Ивановичу, как его приемный сынишка сходу показал себя у князя Стемида, Духарев удивился. Не ожидал. А вот старый Рёрех, слушавший рассказ варяга-посланца, и усом не шевельнул. Но единственный глаз – так и сверкал.
Сергей понимал, почему. Артём угадал в мальце доброе железо для будущего клинка, но ковал клинок Рёрех. Возился с приемышем едва ли не больше, чем с родными сыновьями Духарева. Почему? Видать, была на то причина. А какая, спрашивать ведуна бессмысленно.
Но результат налицо. Меч получился добрый. И еще один стальной стежок скрепил важнейшую связь меж родом воеводы-боярина Серегея и природными белозёрскими варягами. И новый стежок – сегодня. Вольг-Варяжко.
Почти полвека прошло с тех пор, как Сергей пришел в этот мир. Безродный чужак, никто… А теперь самые славные мужи этой земли – его родичи. Воистину не зря прожиты полвека. И пусть Духарев умирать пока не планировал, но мысль о том, что все его сыновья, даже малолетка Илья, могут не только за себя постоять, но и завоевать уважение лучших воинов этого мира, – грела сердце.
Глава восемнадцатая
Шестью месяцами ранее.
Подворье белозерского князя Стемида Большого
– Годун, я здесь решаю, кто годен в отроки, а кто – нет! – Стемид Большой взирал на мальчишку сверху вниз довольно-таки свирепо. – Ворочать весло тебе не по плечу. Значит, будешь детским!
– Илья! – звонко выкрикнул сын боярина-воеводы Серегея. – Так меня зовут родичи! Запомни, дядька Стемид, если хочешь, чтоб я тебе служил!
Трувор, успевший познакомиться с норовом Ильи-Годуна, вдобавок нахватавшегося дерзости у рода Машеговичей, расхохотался. А вот его старший брат, Стемид Белозерский, был попросту обескуражен. Не привык князь, чтобы этакий дрыщ позволял себе нахальничать. Властная Стемидова душа требовала: врезать сопляку и отправить на конюшню – стойла чистить. Но Стемид – варяг. Князь. Значит, человек чести и Правды. А по Правде наказывать мальца – не за что. Каждый может проситься в отроки. И настаивать – тоже. Тем более – родич. А Годун – родичь и есть, ведь старый Рёрех сейчас в роду у Серегея, а сей мелкий и дерзкий малец боярину-воеводе – сын. И бересты с пареньком пришло две. Одна – от отца его, Серегея, а вторая – от Рёреха. В первой малец именовался Ильей, во второй – Годуном. В первой была просьба: обойтись с малым как с собственным сыном. Во второй – повеление научить парнишку варяжской Правде.
Стемид почитал воеводу-боярина, но Рёрех – старший в роду. И от того, что он отдал княжение Стемидову отцу, его старшинство никуда не делось. Следовательно, учить мальца надо так, как хочет Рёрех. И звать так, как зовет Рёрех, а тот звал Годуном или Гошкой.
Илья не спорил. Рёрех – пестун. Ему можно. А если нельзя, то прилетит палкой по спине – и сразу станет можно.
Князь Стемид не знал Илью. Потому проверял. Илья тоже не знал князя. И тоже проверял. Если Стемид Большой слеплен из того же природно-варяжского теста, что и Рёрех, то…
Оплеуха прилетела вмиг…
Только мимо, потому что Илья «нырнул» и мозолистая длань прошла над макушкой.
Трувор еще больше развеселился.
А Стемид сердиться не стал. Будь здесь, в тереме, еще кто-то, возможно, он и осерчал бы… А может, и нет. Понравилось белозерскому князю, что, уворачиваясь, мальчишка не назад, а вперед шагнул. Да и увернуться от Стемидовой длани непросто.
– Илья, значит? – рыкнул он. – Добро. Пусть будет Илья. Илья-детский. Вот когда наберешь силу да вес, чтоб большое весло в одиночку крутить…
– Отрок! – перебил дерзкий мальчишка. – Кабы в дружинные из-за одной лишь силы брали, так слепая кобыла, что жернов крутит, враз в старшие гриди опоясалась!
Ловко отбил.
– Ты с ним лучше не спорь! – опередив брата, заявил Трувор. – У него на одно твое слово своих десять! Без малого год с дружиной Йонаха-хузарина полевал. А у Машеговича быстрей языка только стрелы летают.
– Будь ты сыном моим, – проворчал Стемид, – я б тебя плеткой хорошенько поучил.
Но нельзя – как сына. Слово Рёреха выше слова боярина-воеводы. А Правда кривды не терпит.
– Надо – учи, – покладисто ответил Илья. – Боли не боюсь. Хоть до смерти бей… хотя нет, до смерти не надо. Родня опечалится. А так – давай, испытай, коли желаешь. Увидишь, что годен я в отроки!
– А ведь не врет! – глянув мальчишке в глаза, определил Стемид.
– Не врет, – подтвердил Трувор, подмигнув Илье. – Стал бы он род ложью позорить!
– А всё же сила отроку нужна, – не желал уступать белозерский князь. – И не только грести. Вот хотя бы лук натянуть как следует, чтобы бронь пробить…
– А зачем мне ее пробивать? – опять не удержался, перебил Илья. – Я лучше стрелой в глаз ударю. Зачем хорошую вещь портить? У белки глаз мельче, а я ни разу не промахнулся, верно, дядька Трувор?
– Враг – не белка. Он твоей стрелы ждать не станет. Да и с лодьи стрелять – не с земли! Ее, знаешь ли, раскачать может.
– Знаю, может, но всяко не сильнее, чем коня в галопе!
– Почти год – с Йонахом Машеговичем, – напомнил брату Трувор. – Хузарская выучка.
Он явно получал от разговора удовольствие.
– Учил меня дедко Рёрех! – немедленно уточнил Илья. – Йонаш только доучил, чему смог. До природного хузарина мне – как вороне до сокола.
Сказал и опечалился. Но тут же вспомнил, что воину показывать слабость не положено, и вновь задрал нос кверху. Ох и нахальный же вид! Так и хочется… Но нельзя. Только по Правде.
– Ты меня испытай, дядько Стемид! – попросил малой. – Выстави против меня любого из отроков своих! А коли за мной будет победа, все увидят, что не по родству, а по праву меня опоясаешь!
Во как хорошо сказал. Вовремя вспомнилось, что дед Рёрех про князя и дружину говорил. Мало, мол, если тебя один лишь князь примет. Надо и чтоб братья твои тебя достойным сочли. Это у чужих кровное родство тебя наверх поднимает, а у варягов главное – Правда. Покажи, что достоин, и хоть в князья. «Природный варяг, – вещал Илье Рёрех, – над прочими братьями не потому стоит, что – природный, а потому что – лучший. А ты, репка-сурепка, не природый, а принятый. Тебе, чтоб славу свою доказать, надобно мочь любого природного на колено поставить!»
Трувор опять подмигнул. На этот раз – брату: видишь, мол, что не только нахален малец, но и разумен не по годам. Такой, если в бою не падет, то непременно в воеводы выйдет.
Стемид покачал головой. Не потому, что был с братом не согласен, а потому что именно он, Стемид Белозерский, сейчас оказывался тем, кому надлежит позаботиться о том, чтобы нахаленок дожил до своего воеводства.
«Как сына…» – просил воевода Серегей. Сына бы – не допустил. Детский – он и есть детский. Если оказался в бою, за ним старшие присмотрят. А отрок – не из тех, кого берегут. Он сам спины гридней в бою оберегает, если до сечи дошло.
Так что по уму – следует оставить мальца в детских. Целее будет. Но если по Правде – должен Стемид его проверить. Должен.
– Хорошо, – решил князь белозерский. – Будешь биться. Справишься – возьму в отроки. И медвежатиной кормить буду, чтоб силу быстрее набирал. Если справишься.
«Только не справишься ты, – подумал Стемид. – Уж я об этом позабочусь. Для твоего же блага, маленький Серегеич!»
– Ты шутишь, отец? – поинтересовался младший сын Стемида Большого. – Я должен сражаться с этим цыпленком? Да не буду я!
– Перун Молниерукий! Еще как будешь! – рявкнул белозерский князь, которому сегодня с избытком хватило пререканий с малолетним нахалом. – И будешь обращаться с ним нежней, чем с новорожденным жеребенком. Если ты, Руад, попортишь ему шкурку или, храни нас пращуры, что-нибудь сломаешь, в весенний поход мы уйдем без тебя!
– Ты не сделаешь этого, отец… – неуверенно проговорил Руад.
– Ты сомневаешься в моем слове? – прорычал Стемид Большой, поднимаясь со своего «княжеского» стула.
Руад испугался. Давно он не видел отца в такой ярости. Последний раз – когда тот узнал о том, что свейских зверобоев видели на княжеских тюленьих лежках.
«Неужели это из-за мелкого братца Богуслава? – подумал княжич. – Да не может быть!»
Но перечить отцу не рискнул. Велено уложить мальчишку – уложим. Бережно? Уложим бережно. Руад видел приехавшего сегодня утром боярича мельком и успел отметить лишь то, что малец зачем-то вырядился в боевую бронь. Будто на битву приехал, а не к родичам в гости. Бронь, впрочем, была замечательная. Куда лучше той, что висела на распялках в светлице Руада. А чему удивлятся? Отец мальца – богатейший киевский боярин и был воеводой самого Святослава. Вот уж когда добычи привозили столько, что гридь золотыми ложками кулеш уминала.
