Милан. Том 2 - Arladaar
Заход получился прекрасный, красивый и с умеренной сложностью. У левого короткого борта Люда легко прыгнула каскад двойной флип — двойной тулуп. Приземлилась удачно, и выехала ласточкой под аплодисменты Бронгауза. Выехала, исполнила ещё несколько пируэтов, и вошла во вращение. Пока всё шло хорошо…
…Конечно, за час не получилось полностью выкатать абсолютно новую программу, да ещё в первом исполнении, но тренировка всё равно прошла успешно — Люда откатала основной костяк программы с хореографическими элементами и даже исполнила в нужных местах одинарные и двойные прыжки. Всего получилось семь прыжковых элементов. Каскады: двойной флип — двойной тулуп, двойной аксель — двойной тулуп, двойной лутц — ойлер — двойной сальхов. Одинарные прыжки: двойной лутц, двойной флип, двойной аксель, двойной риттбергер. Очевидно, что в соответствии с современными правилами каким-то из этих прыжков предстояло в будущем стать тройными, при этом постараться, чтобы не было повторов.
Она пока ещё плохо представляла современные правила и не могла сказать, какие именно прыжки ей нужно тренировать в произвольной программе, когда будет выходить на пик формы. При этом короткая программа была такой же, что она катала в 1986 году по первому разряду. Каскад из двух прыжков, два одиночных прыжка, один из них аксель, три вращения и дорожка шагов. При этом одиночный прыжок-неаксель мог быть любым, кроме тех, что есть в каскаде. Это связано с тем, что она сейчас каталась во взрослом разряде и точно предписанных прыжков в короткой программе не стояло, кроме акселя.
— Так, ребята, поработали сегодня очень хорошо, — заявил Бронхаус. — Завтра воскресенье, выходной. Отдыхайте, набирайтесь сил, жду всех послезавтра, в понедельник, на весах.
При последних словах тренер лукаво улыбнулся, посмотрев на всех сразу, словно представляя, каким соблазнам будет в выходной сдерживать себя в питании…
Глава 2
Размышления о русском
— Ну что, ты куда сейчас? Какие планы? — спросила Сашка в раздевалке. — Сегодня же суббота!
— Я ещё не знаю, — с удивлением ответила Людмила, снимая коньки. — Наверное, домой, к маме.
— Как, и мы не поедем на субботнюю экстрим-пати? — улыбнулась Смелая. — В «Extra Sport Station»?
К сожалению, Люда не знала, что это значит, поэтому, недоумённо пожала плечами и, естественно, сказала, что не поедет.
— Брона боишься? — насмешливо спросила Смелая. — Подругу бросить хочешь?
— Не хочу… — неуверенно ответила Люда. — А меня моя мама не потеряет?
— Мама потеряет, ох лол! — рассмеялась Сашка. — Тебе сколько лет? Ты случаем, в подгузниках не ходишь?
— Ладно, пошли, куда там тебе надо, но я сначала всё равно позвоню маме, — согласилась Люда. — Но потом мы пойдём за наушниками с кошачьими ушами! Я тоже хочу такие!
— Окей, принято! — усмехнулась Смелая. — Давай, булками быстрее шевели, ещё такси вызвать надо.
— Бэбитакс вызовем? — спросила Люда.
— Нет, Бэбитакс нам ни к чему, — заявила Сашка. — Вызовем другое такси, моё.
Люда всё равно попозже решила позвонить маме! Она бы никогда и никуда не поехала без разрешения мамы, особенно в город! Дарья Леонидовна всегда говорила, что, если надо куда-то ехать в город, ставить обязательно в известность её. Конечно, Люда почти каждый день ездила в город на тренировки и могла после них пойти там куда угодно, но задерживаться при этом более чем на час не разрешалось. Если была необходимость ехать в центр в выходные, то обязательно приходилось отпрашиваться.
А вот погулять во двор можно было идти без разрешения, хотя занятия вблизи дома были намного более шаловливые и опасные. Например, погулять по крыше своей девятиэтажки, полазить по гаражам, сходить за грибами до ближайшего перелеска или посплавляться на плоту по небольшой речке, протекающей по соседнему пустырю. Летом это был едва заметный ручей среди зарослей тальника, но весной он всегда прилично разливался до размеров речки шириной метров в десять с приличным течением. Макс и Стас сколачивали плот из досок, принесённых со стройки, и на нём можно было проплыть пару сотен метров по мутной весенней воде, отталкиваясь от каменистого дна большой палкой и лавируя меж затопленных кустов.
…Когда вышли после тренировки на улицу, Сашка сразу же вызвала такси. Пока ждали машину, Люда решила позвонить маме и сообщить ей, что она поедет с Сашей прогуляться после тренировки.
Люда кстати, ещё ни разу не видела, на чём приезжает и уезжает Сашка. И неожиданно вдруг ощутила, что вообще понятия не имеет где живёт подружка, в каких условиях, местная она, москвичка, или откуда-то приехала. Сейчас спрашивать было неудобно, всё это выяснять придётся по ходу дела.
— Мам, привет, — робко сказала Людмила, когда соединилась с мамой по видеосвязи. — Ты где сейчас? На работе? Мы тут с Сашей поедем в какой-то спорт-стайт, на какой-то экстра стадион, немного погуляем. Ты меня, пожалуйста, не теряй.
— Милая, я на выставке знаменитой независимой художницы Варвары Амалии Дюссельдорф-Грей, — довольно сказала мама, похоже, даже не обратив внимания на то, что ей сказала Люда. — Смотри, как тут хорошо. Сколько тут известных селебрити и просто достойных людей, какая тут великолепная ламповая обстановка. Я думала, ты составишь мне компанию.
Похоже, мама сменила направление камеры и Люда сейчас имела возможность увидеть, где зависает Анна Александровна Стольникова. Судя по всему, находилась она в каком-то большом причудливом помещении, больше похожем на завод. По кирпичным стенам змеились трубы и провода, с высокого потолка, опирающегося на металлические фермы, свисали конусообразные промышленные светильники. На одной из стен видно несколько больших арочных окон с пыльными, растрескавшимися стёклами, которые смотрелись очень старыми, а может быть, специально были так изготовлены.
При всём при этом на стенах висели какие-то большие чудные картины. Точнее, не картины, а яркая хаотичная мазня, от которой болели глаза. Над каждой картиной находились несколько современных точечных светильников, которые лили на эти произведения современного искусства яркий белый свет, из-за которого картины среди сумрака лофта выглядели как окна, пробитые в какую-то яркую параллельную реальность, находившуюся за стенами.
У окон что-то заунывное и тоскливое играл одинокий босой саксофонист, с всклокоченными волосами и одетый в ночную пижаму. Недалеко от него находились большие столы, уставленные закусками и множеством разноцветных бутылок с пирамидами рюмок. Туда и сюда сновали официанты в белых костюмах, галстуках-бабочках и в белых перчатках, с подносами, полными еды и напитков, мастерски лавирующие среди посетителей.
По бетонному
