Помощник ездового - Александр Вячеславович Башибузук
Впрочем, обошлось без внушений, дядька только поглядел на него из-под густых бровей и отпустил.
За день Лешка успел еще три раза сгонять за водой, в промежутках помогал месить глину и латать стены — застава располагалась в старинной глинобитной крепости. Потом драил котлы, ассистировал в походной кузнице, вычищал стойла, ремонтировал сбрую и исполнял прочие служебные обязанности помощника ездового, которые заключались в одном емком определении: «ответственный персонаж за все». Работы Алексей никогда не чурался, но сегодня у него все на диво спорилось. Просто из головы не уходила новая знакомая, а предвкушение завтрашней утренней встречи грело душу и слегка туманило голову.
Уже ближе к вечеру, он все-таки набрался смелости и подошел к комеска.
Казанцев стоял у крыльца казармы, похлопывая рукояткой нагайки по голенищу сапога и, бдительно наблюдал за личным составом. Всегда аккуратно выбритый, подстриженный, в идеально подогнанной форме — комеска, несмотря на знаки различия Рабоче-крестьянской Красной Армии, сильно смахивал на царского офицера, какими их еще помнил Лешка.
Впрочем, Казанцев в прошлом им и являлся. Об этом знали все красноармейцы, что не мешало им уважать своего командира, потому что комеска не только тиранил личный состав, но и заботился о нем. А еще больше уважали его за то, что умел воевать, берег людей и не прятался за спины подчиненных.
Увидев Лексу, Казанцев недовольно заломил бровь.
— Ну…
— Товарищ комеска! — бодро вытянулся Алексей. — Разрешите обратиться!
— Чего тебе?
— Прошу принять в строевой состав! — выпалил Лешка, уже собрался изложить доводы, но оные, по злому несчастью, начисто вылетели из головы.
— Строевой состав? — комеска смерил Алексея строгим взглядом, потом вдруг улыбнулся, потрепал его по вихрам и уже мягче бросил. — Рано. Нагуляй прежде мясца, помощник ездового. Через год обратишься. Свободен.
От обиды Алешка чуть не заплакал, но сдержался и ушел зло бурча себе под нос:
— Нагуляешь тут. Лопаю как не в себя, а хрен вам на воротник. Не иду в ширину, хучь тресни…
— Ну что, щеня, послали тебя? — рядом раздался насмешливый, гнусавый голос.
Лешка обернулся и увидел Пашку Бодина. Парень стоял упершись плечом в угол казармы и глумливо щерился.
— И правильно послал, — гыкнул Бодя. — Куда тебе, валенку. Небось матушка под забором тобой выблядком опросталась…
Лешка вскипел и презрительно бросил:
— Сгинь, черт пархатый.
— Что ты сказал? — Пашка шагнул вперед и схватил Лексу за гимнастерку. — Осмелел, смотрю!
Все лучилось само по себе.
Лешка слегка повернулся вправо, заблокировав сгибом левой руки руку Пашке, а потом резко крутнулся всем телом в обратную сторону и влепил локтем правой в висок Боде.
Раздался громкий стук, Лекса сделал шаг назад и недоуменно уставился на сидящего на заднице Пашку.
Алешка вырос на улице, оттого умел и даже любил драться, но такого приемчика от себя не ожидал. Он в лучшем случае влепил бы Боде кулаком под дых или ударил бы лбом в нос. Наконец ткнул бы пальцами в глаза.
Пашка затряс головой, обхватил ее руками и гнусаво завыл:
— Убили-иии…
— Отставить! — раздался позади сухой голос Казанцева.
— Т-товарищ к-комеска… — сбивчиво забормотал Бодя. — Он… н-напал… ударил, ни за что…
— Я все видел, красноармеец Бодин, — ледяным тоном отчеканил Казанцев. — Немедленно доложите комвзвода Беклемишеву о сделанном мной вам строгом замечании. Марш!
— Так точно, товарищ комэскадрона… — промямлил Бодя и поплелся в казарму.
— А ты… — Казанцев строго посмотрел на Лексу. — Ты, парень… — он вдруг улыбнулся, огладил пальцами усы и сказал. — Иди, служи, помощник ездового Турчин. Через год поговорим.
Лешка мигом убрался восвояси от греха подальше. Драки в эскадроне пресекались жестко. Пашке, а тем более Алексею сильно повезло, потому что могли бы на месяц угодить в ассенизаторский наряд.
Остаток дня пролетел незаметно, солнце уже коснулось своим краем Кураминского горного хребта.
Алешка очень любил вечера: во-первых, становилось немного прохладней, оживала разная птичья живность в зарослях, но самое главное, по вечерам дядька Михей учил Лешу «плести кружева», по его выражению. А именно, работать с шашкой.
Но сегодня с тренировкой не сложилось: потому что эскадрон в полном составе начал готовиться к немедленному ночному выходу.
Лешку никто не ставил в известность: но он быстро узнал куда выступают красноармейцы. Разведка принесла сведения, что банда Эргаш-бека стала на стоянку в ущелье неподалеку и командир эскадрона Казанцев решил покончить с ними одним ударом.
Вскоре эскадрон выступил, в расположении осталось только пять человек выздоравливающих, над которыми назначили старшим Михей Егорыча.
Лешка полночи ворочался, не мог заснуть, а когда открывал глаза, видел что дядька Михей так и сидит возле тлеющего костерка.
А утром проснулся оттого, что расслышал разговор.
— Чего тебе?
— Обман это… — сбивчиво частил знакомый голос. — Выманили ваших специально…
Лешка вскочил словно его ужалила змея и увидел свою новую знакомую.
— Специально выманили вас, чтобы… — Гуля запнулась. — Чтобы захватить ваших женщин в заложники и сжечь лагерь.
— Откуда знаешь? — резко спросил Михей Егорыч.
— Слышала, слышала! — девушка глубоко вздохнула и выпалила. — Разговор слышала. Скоро они здесь будут. Только… — она всхлипнула. — Только мне домой нельзя, поймут и убьют…
— Вижу! — со стены раздался тревожный голос. — Вижу конных, идут наметом к нам, много! Егорыч, что делать то?
Дядька обернулся к Алексею.
— Бери баб и уходи по тропе в горы!.. — старый казак подмигнул парнишке и ласково поторопил: — Ну чего валандаешься, тетюха? Бери манлихеровку, да мою старую шашку не забудь. Сохрани ее…
Лешка оторопел. Эту шашку Егорыч сам не носил, а только хранил, бережно завернутую в овечью шкуру. Прикасаться к ней Алексею строго запрещалось. А приказ означал, что дядька просто не хочет, чтобы она попала в чужие руки.
— Ну… — казак нахмурил седую бровь.
Лешка вздрогнул, схватил висевший на крючке карабин Манлихера, взял под мышку сверток с шашкой, ухватил за руку Гульнару и потащил ее к домику, где жили гражданские.
«Баб» в расположении наличествовало целых пять единиц. Жена комеска и по совместительству отрядный фельдшер — Татьяна Владимировна, ее две маленькие дочери близняшки Машка и Сашка, а еще две совсем юные девушки, Люба и Варя, прибывшие в Ферганскую долину учительствовать сразу после окончания рабфака. С учительством не сложилось, местные наотрез отказались отдавать своих детей в учебу,
