Перед рассветом - Василий Анатольевич Криптонов
— Приветствую вас, господа курсанты, — в обычной своей невозмутимой манере поздоровался он. — К сожалению, у Иллариона Георгиевича возникли неотложные дела. Сегодняшний урок проведу я.
Застучали крышки парт — мы, поприветствовав преподавателя, рассаживались. По аудитории пронеслись шепотки. Жоржа Юсупова на построении не было — так же, как и Звягина.
— Костя, — сунулся ко мне Мишель. — Ты действительно не знаешь, куда пропали Жорж и Звягин?
Этот вопрос сегодня утром мне задал каждый из моих бойцов. Они знали о том, что мы с Юсуповым мягко говоря не в ладах. И о том, что Юсупов собирался вызвать меня на дуэль, тоже знали.
— Я — Жорж? — огрызнулся я. — Или Звягин?
— Нет.
— Ну, вот и отвали.
— Но… — начал было Мишель.
— Запишите тему урока, господа. Виды и устройство оборонительных сооружений. — Платон шевельнул рукой, и кусок мела принялся выписывать на доске название темы. А Платон уставился на Мишеля — безошибочно определив источник нарушения тишины. — Напоминаю, что для обсуждения вопросов, не имеющих отношения к изучаемому предмету, существует перемена.
Мишель пристыженно затих и молчал до конца урока.
Домашнее задание Платон продиктовал, как обычно — за минуту до того, как зазвенел звонок. Последнее слово прозвучало одновременно с его трелью.
В ту же секунду застучали крышки парт. Курсанты хватали тетради, учебники и спешили на волю.
— А вас, господин Барятинский, я попрошу остаться, — объявил Платон.
Я подошёл к нему. Дождавшись, пока аудиторию покинет последний курсант, Платон поставил глушилку. Посмотрел на меня.
— Слушаю вас, ваше сиятельство.
— О чём ты? — прикинулся дураком я.
— Нынче утром наставники доложили, что на построении отсутствуют господин Юсупов и господин Звягин. При том, что вчера вечером после отбоя оба были в своих комнатах.
— Моя фамилия — Барятинский, — сказал я. — На построении я присутствовал. Какие ко мне-то вопросы? Может, парням просто вскакивать в половине седьмого надоело. Может, домой свалили…
Платон вздохнул.
— Естественно, первое, что мы сделали, обнаружив исчезновение — позвонили родным. Матушка господина Юсупова чрезвычайно всполошилась и сказала, что дома Георгий Венедиктович не появлялся.
— А Звягин? — быстро спросил я.
Быстрее, чем следовало… Хотя кого я пытаюсь обдурить? Платон уже догадался, что произошло. Если не в деталях, то глобально — уж точно.
— Отец господина Звягина позвонил сегодня лично господину Калиновскому, — пристально глядя на меня, сказал Платон. — Сообщил, что ночью его сын плохо себя почувствовал и вынужден был спешно покинуть академию, никого не поставив в известность. Господин Звягин принёс господину Калиновскому извинения. Вечером он приедет сюда, чтобы написать заявление о переводе сына на домашнее обучение.
Ну, собственно, как я и думал. Для чёрных магов в Ближнем Кругу сейчас и так сложилась не лучшая ситуация. Отец Звягина наизнанку вывернется, лишь бы избежать скандала.
— А вот господин Юсупов так и не появился, — не отводя от меня пристального взгляда, закончил Платон. — Его матушка чрезвычайно беспокоится. Если не ошибаюсь, сейчас она — на приёме у Калиновского.
— Вместе с Илларионом, очевидно, — кивнул я.
— Именно. Вы, вероятно, догадываетесь, какими последствиями грозит Василию Фёдоровичу исчезновение курсанта. За каждого из своих подопечных господин Калиновский отвечает головой. В связи с чем повторяю вопрос: вы ничего не хотите рассказать, ваше сиятельство?
— Да с чего ты взял… — предпринял очередную вялую попытку я.
Платон вздохнул:
— С того, что я вас слишком хорошо знаю! И готов поставить медный грош против императорского трона, что вы приложили руку к этому исчезновению.
— Всё нормально, Платон, — сказал я. — Ситуация под контролем.
Учитель поднял брови. Но сказать ничего не успел. В дверь аудитории нетерпеливо постучали, и в ту же секунду она распахнулась.
— Будьте любезны, уберите глушилку, Платон Степанович, — сказал раскрасневшийся Калиновский.
Глава 2
Платон щелкнул пальцами. Глушилка исчезла.
— Приветствую, господин Барятинский — сказал ректор.
Я вежливо поклонился.
— Могу узнать, о чём вы тут беседовали в уединении?
Я покачал головой:
— Увы. Уединенные беседы не предполагают откровений.
— Хорошо. Тогда я задам вопрос напрямую. Что случилось с господином Юсуповым?
Я пожал плечами:
— Я уже говорил Платон Степановичу. Я — не господин Юсупов, и на этот вопрос ответить не могу.
— То есть, вы не знаете?
— Нет.
— Вот как? — Калиновский прищурился. — А если я попрошу вас принести магическую клятву?
Клятвы в этом мире — дело серьёзное. Тем более — магические. Ими не разбрасываются. Что бывает с теми, кто разбрасывается, я наблюдал своими глазами.
— Я могу поклясться лишь в том, что ситуация под контролем, — повторил я то, что уже сказал Платону. — Вам не о чем беспокоиться, Василий Фёдорович.
— Не о чем⁈ — взвился ректор. — Вы, возможно, просто не отдаёте себе отчёт, что происходит, господин Барятинский? Так извольте, я расскажу. С территории академии бесследно исчез курсант. Его мать — чей иск в адрес господина Хитрова о причинении увечий её сыну, к слову, никто не отменял, — рыдает сейчас у меня в кабинете. Его дядюшка хлопочет вокруг невестки, а мысленно наверняка потирает руки. Уж теперь-то, полагает он, занимать пост ректора этого достославного заведения вашему покорному слуге осталось считанные часы! Хотя, и чёрт бы с этим, — Калиновский всплеснул руками. — Произошло немыслимое: пропал курсант! Беспрецедентный случай в истории академии! Да если бы мне предложили сейчас покинуть свой пост в обмен на то, чтобы увидеть господина Юсупова живым и здоровым, я согласился бы немедля! А вы, господин Барятинский, утверждаете, что ситуация под контролем?
— Именно, — кивнул я. — И надеюсь, что скоро вы получите подтверждение моих слов.
Я посмотрел на часы — семейную реликвию, доставшуюся мне в наследство от Александра Барятинского.
Калиновский машинально извлек из нагрудного кармана собственные часы. Откинул крышку, взглянул на циферблат. Сказал зачем-то:
— Сейчас восемь часов пятьдесят пять минут.
— Благодарю, — кивнул я. — Мне это известно, только что увидел.
Наступила тишина. Калиновский и Платон смотрели на меня. Я молчал — добавить к уже сказанному было нечего.
Калиновский постепенно начал становиться пунцовым.
— Господин Барятинский… — снова гневно заговорил он.
Но тут в дверь аудитории опять постучали. Совсем