Договор на крови - Гоблин MeXXanik
— Давно стоят? — уточнил я, кивнув в сторону дружинников.
— Почитай часа четыре уже, — отозвалась продавщица в белом переднике и накрахмаленном чепчике.
Она обмахивалась картонкой, несмотря на зонт, который упругим куполом раскинулся над ней.
— Сегодня вон как распогодилось. И после вчерашнего дождя душновато, — женщина с готовностью указала на табличку со списком замороженных лакомств. — Желаете фруктового льда? Или…
— Водицы бы холодной.
— Ключевая имеется, освященная в монастыре Святого Константина, — благодушно улыбнулась мне продавщица. — Поговаривают, что источник благословила девица, которая там воскресла. И даже, — она заговорщически понизила голос, — тот самый некромант, о котором шепчутся люди…
— Благословил источник? — таким же тоном уточнил я, внутренне содрогаясь от осознания, что данный слух мне вовсе не нравится.
— Ну нет, это уж было бы совсем странно, — замялась женщина и тут же добавила, — Но некромант там точно был и девицу ту поднял и отобрал у смерти. Люди зря говорить не станут.
— Кто же все эти «люди», — вздохнул я, достал из бумажника купюру и отдал ее продавщице. — Сдачи не надо.
— Спасибо, ваше благородие, — женщина ловко сунула деньги под фартук и протянула мне три запотевшие бутылки из зеленого стекла с этикетками, на которых, к счастью, о некроманте не было ни слова.
Я направился к охране, остановился в метре от них и вежливо начал разговор:
— Добрый день, господа. Что снимают?
Один из парней лениво обернулся в сторону, куда я указывал, и ответил, растягивая слова:
— Да боевик какой-то, про охранку. Говорят, что до вечера будут тут болтаться.
— Ясно, — я с наигранным сомнением посмотрел на бутылки в своих руках. — У продавщицы сдачи не было. Пришлось взять больше, чем мне надо. Может, возьмете?
— Не положено, — смутился парень, который только что ввел меня в курс дела.
— Давайте, ваше благородие, раз вам не нужно, — тут же ответил второй, что был постарше. — Не пропадать же добру.
Он забрал у меня две бутылки и ловко сорвал зубами крышку и приложился к горлышку.
— Холодненькая, — сглотнул молодой и, перестав смущаться, забрал вторую бутылку. Но открыл ее с помощью ключа. Видимо, зубы ему еще были нужны.
— Освященная, — парень скривился, оглядев этикетку.
— И чего тебе не так? — спросил его напарник. — Или ты не веришь в силу Искупителя?
— Я в воскрешения всякие не верю, — поморщился молодой.
— И правильно, — кивнул я.
— Да не было никаких воскрешений, — возразил напарник, и выдал свою версию. — Княжна не была мертвой. Но душа ее заплутала. И некромант смог приманить ее.
Я замер, с интересом слушая беседу о себе.
— Чем может приманить некромант? — удивленно уточнил молодой. — Он же темный.
Более взрослый охранник покачал головой:
— Сам ты темный. Ты вглубь смотри, а не на оболочку. Хороший человек, что не может быть некромантом? К тому ж, про него не зря люди говорят, что он простых людей не обижает. Несмотря на то, что дворянин.
— Врут можа, — упрямо буркнул молодой и бросил на меня осторожный взгляд.
— Может и врут, — поддержал я. — Время покажет хороший он или как все.
Теперь оба охранника посмотрели на меня с подозрением.
— А чего вы хотели, господин хороший? — допив воду, уточнил старший.
— Так, мне туда надо, — я указал на площадку, где сновали актеры и помощники.
— Не положено, — нахмурился охранник. — Вы уж извините, но…
Я вынул из кармана удостоверение. Развернул его и продемонстрировал охране.
— Мне нужно поговорить с одной из актрис. Она должна быть здесь, на съемках.
Жандармы переглянулись:
— Пускать никого не велено, мастер адвокат… — молодой парень побледнел и икнул.
— Водички попей, — посоветовал я. — Вдруг, верно говорят, что она освящена. В любом случае вреда не будет.
— Господин, простите, но нельзя пускать посторонних.
Я тяжело вздохнул и убрал удостоверение в карман:
— Я не посторонний и являюсь адвокатом Боны Виты. Она обещала предупредить охрану, чтобы меня пропустили. Но, видимо, позабыла.
Жандармы снова переглянулись, но в этот раз настороженно. Видимо, стражи были в курсе склочного характера актрисы.
— Или просто посчитала, что оно и не обязательно, — я покачал головой. — Сложно работать на таких людей. Но что поделать…
— Ладно, мастер некромант, проходите, — неожиданно молодой задрал ленту, чтобы я мог под нее поднырнуть.
Я грустно улыбнулся:
— Спасибо, господа.
— Удачи вам, мастер.
Прошел за ленту, с интересом осмотрелся. Все же меня пустили в место, где творится магия кинематографа. Определился с направлением, услышав громкие приказы кого-то, кто считал здесь себя главным. Мне казалось, что Вита наверняка будет поблизости от такого человека.
Руководитель нашелся быстро. Это был невысокий полноватый человек с копной кудрявых волос, которые были когда-то темными, но сейчас были густо разбавлены скрученными пружинками седых локонов, которые торчали из-под кепки-восьмиклинки. Неряшливости образу добавляла неухоженная борода, которая топорщилась в разные стороны. Одежда висела на нем мешком, словно принадлежала раньше нескольким поколениям. А левое ухо творца украшала серьга со знаком Искупителя на тонкой цепочке. Я бы ни за что не догадался, что этот человек был тут главным, если бы он не сидел на стуле с надписью «режиссер». К тому же рядом с ним в полу поклоне согнулась пара помощников, которые ловили каждое слово начальника.
— Я не собираюсь ждать, пока солнце уйдет, — сурово прикрикнул режиссер. — Мне нужно, чтобы герой был мрачный. И плевать, что на него падает свет. Он должен играть тьму. Чтобы каждый, кто будет смотреть на него, сразу понял — он сама неизбежность и тьма.
— Это всего лишь дворник, — проворчал кто-то негромко, но был услышан.
— Что? Кто у нас такой умный? И почему он не сидит на моем стуле? — взвился режиссер и вскочил на ноги. — Быть может у кого-то тут еще в паспорте стоит имя Мити Владимировича Карасикова? А? Ааа?
Даже мне на секунду стало не по себе. Пространство вокруг господина Карасикова качнулось и воздух потяжелел от жара. Он был огневиком и, очевидно, нестабильным. Я даже оглянулся, чтобы убедиться в том, что рядом есть человек, способный остановить разбушевавшегося стихийника. Но в пределах видимости не оказалось никого, кто бы собирался накрыть куполом возможный столб огня. Карасиков же расходился не на шутку. Он толкнул помощника и тот ловко отпрыгнул в сторону. У второго парня режиссер выбил из рук бумаги, которые взмыли вверх и обуглились буквально на глазах. Выглядело это все довольно эффектно и мне вдруг показалось, что даже слишком.
— Дворник может быть важным, — потрясал кулаками режиссер. — Он может стать тем холстом, на котором герой покажется объемным. И почему я должен объяснять это вам? Вы же просто никто! Ни-кто! Просто пустое место!
Я вдруг заметил, как осторожно мужчина обошел дорогостоящую аппаратуру и, наконец, осознал, что Карасиков гениально срежиссировал собственную ярость. Он стянул с головы кепку и швырнул ее в замешкавшуюся девчонку, которая несла реквизит. Та тут же подхватила головной убор и принялась отряхивать с него пыль.
— Ни одного человека нет, на ком мои глаза могли бы отдохнуть, — продолжил режиссер. — Куда не гляну — вижу везде рожи. Даже не так! Рыла! И вы хотите, чтобы зритель поверил в то, что вы аристократы?
Он развернулся, чтобы пройти к своему креслу, и вдруг заметил меня. Я не успел ретироваться и так и стоял у небольшого столика, скрестив на груди руки. При этом на моем лице наверно осталось выражение интереса от открывшейся игры режиссера. Карасиков остановился, осматривая меня, а затем неожиданно ткнул пальцем в мою сторону:
— Вот! Посмотрите на него! Очевидно же, что образования у него неполных семь классов приютской школы. Небось пьет как собака и руки трясутся после вчерашней попойки. Но на него напялили костюм, наложили недурной грим, растрепали волосы, словно он может себе позволить эту легкую небрежность. И вот парень из жандармов уже похож на приличного человека. И даже сойдет за аристократа. Если не приглядываться.
Я сдержал ухмылку, опасаясь вызвать у Карасикова новый приступ праведного гнева.
— Но сейчас он откроет рот, и весь лоск сползет, как цыганская позолота с самовара. И дело даже не в перегаре, который собьет с ног любого, кто окажется в паре метров от него. Он ведь и двух слов не свяжет. И я вынужден придумывать сцены, где вы, раздолбаи, молчите и многозначительно смотрите в сторону. Чтобы казаться