Котенок. Книга 1 - Андрей Анатольевич Федин
Я прекрасно помнил, как меня везли в отделение интенсивной терапии (в очередной, но в последний раз). И даже сам себе сейчас назвал дату того события: «Семнадцатого ноября». Воскресил в памяти мысли и желания, что вертелись тогда у меня в голове. Я хотел в тот день, чтобы «всё закончилось» (так или иначе); и уже не верил, что покину когда-либо больницу (даже в инвалидном кресле). Вспомнил я и как провалился в беспамятство. И как потом вдруг открыл глаза и увидел ярко освещённое помещение, большие окна (за которыми рассмотрел затянутое облаками небо) и людей (больше двух десятков подростков и светловолосую женщину – без медицинских масок и белых халатов).
Наверняка бы вспомнил, что не умел ходить – если бы в тот момент я хоть на минуту задумался. Но резкая смена обстановки будто помутила мой разум. Я вскочил на ноги (сам, без посторонней помощи) – привлёк к себе внимание сидевших за столами людей. Сейчас я вспомнил, что подростки зашумели, взбудораженные моей выходкой. Тогда же я не обратил на этот факт внимания. Мне будто не сиделось на месте. Я понял, что очнулся не в больнице. И что вокруг меня не больные и не медперсонал. Зажмурился от яркого света, мазнул ладонью по лицу – не нашёл там ни маски, ни трубок. Почувствовал, как пугливо заметалось в груди сердце (хотя дышал я легко: вдох, выдох…). Взглядом отыскал выход из комнаты; и устремился к двери.
Я извлекал из струн ноты – прокручивал в памяти те мгновения, когда уходил сегодня из класса. Вспомнил маску удивления на лице Снежки. Тогда я не узнал свою бывшую… нынешнюю классную руководительницу. Нагрубил ей – об этом мне напомнила и Алина Волкова. Я сообразил, что очутился в рудогорской школе, лишь когда шёл по смутно знакомым коридорам. Тогда я и отправил в свою память запрос: «Где я?» Тут же «получил» чёткий адрес: «Карельская АССР, город Рудогорск, улица Первооткрывателей, дом один: в первой средней общеобразовательной школе». Подумал, разглядывая смутно знакомые интерьеры: «Какое сейчас число?» И тут же «вспомнил»: «Второе сентября тысяча девятьсот восемьдесят первого года».
Гитара сфальшивила – я заново повторил проигрыш, добился не идеального, но сносного звучания нот. Под звуки незамысловатой мелодии вновь предался воспоминаниям о том, как на своих ногах (не в инвалидном кресле) выскочил сегодня из школы на улицу: очень спешил туда, где светило солнце, где покачивали ветвями деревья – пока не закончилось действие лекарств. Торопился хотя бы во сне насладиться вновь обретённым умением ходить. Я помнил, как сегодня двумя руками толкнул застеклённую дверь, вдохнул полной грудью свежий воздух (уловил в нём аромат прелой листвы и мокрой древесной коры) и увидел перед собой небольшую заасфальтированную исписанную белым мелом площадь.
Узнал её: здесь «вчера» (первого сентября) проходила торжественная линейка в честь Дня знаний. Я замер около школьной двери, запрокинул голову – взглянул на вершину флагштока, где трепыхалось на ветру полотнище красного флага (различил на нём золотистую звезду и того же цвета скрещённые серп и молот). Пальцем поправил очки – флаг не исчез и не сменил цвет. Я повернул голову, посмотрел на украшавший стену школы ещё не выгоревший на солнце баннер (с всё теми же серпом и молотом). Прочёл: «Слава КПСС!» Подумал, что школьное руководство разместило рядом с главным входом не самый уместный слоган ко Дню знаний. «Как и тогда, в начале десятого класса», – отметил я.
Струны всё более охотно откликались на ласки моих пальцев. Память активно сыпала воспоминаниями: о том, как от школы я рванул к своему бывшему (а в этом видении – нынешнему) дому. На двери «своего» подъезда я не увидел домофон. А у входа в подъезд я не нашёл намёков на «советскую действительность». Зато множество этих «намёков» обнаружил уже за дверями. Советские граждане и в моём видении остались верны своим привычкам. Надписи на стенах погрузили меня в эпоху. Помимо стандартных и «вечных» фраз я прочёл проклятия в адрес ненавистных империалистов, ознакомился с именами и предпочтениями жильцов подъезда. Но не встретил восхвалений в адрес КПСС и конкретных вождей партии.
Взобрался на пятый этаж – легко и быстро. Ключ от квартиры нашёл у себя на груди: тот висел на тонком текстильном шнурке (поначалу я подумал, что мою кожу на улице холодил нательный крест – о ключе вспомнил не сразу). Замок не доставил мне проблем. Я распахнул пластиковую (совсем не советскую) дверь и шагнул в прихожую – не тесную, но и не просторную (толпа гостей в такой бы не поместилась). Хлопнул ладонью по выключателю на стене (будто по привычке). Сощурил глаза из-за яркого света. Вдохнул витавший в воздухе приятный аромат женского парфюма. «Climat от Lancome – мамины духи», – подсказала тогда память. И тут же я «вспомнил», что мама вернётся с работы только под вечер – «обед и ужин в холодильнике».
Музыка смолкла: мои руки неподвижно застыли – после того, как я подумал о том, что скоро… увижу маму. «Второе сентября», – мысленно повторил я. Отправил в память «запрос» на точное время маминого «сегодняшнего» возвращения с работы. Взглянул на циферблат часов и тут же отложил гитару. Память подсказала: мама сегодня придёт рано. Не как обычно: она отпросилась с работы. Стрелки подсказали, что в прихожей вот-вот щёлкнет замок, приоткроется дверь… Я не удивился столь точному предсказанию: не успел. Потому что услышал шум и вскочил с кровати. Не вспомнил о том, что уже пятнадцать лет не умел ходить – рванул из комнаты. И увидел знакомое, молодое и такое родное лицо.
– Мама… – произнёс я.
– Здравствуй, сынок, – услышал в ответ. – Бери сумку – неси её на кухню…
* * *
Спать я отправился после полуночи – уставший (уже физически), но счастливый.
Случилось это после того, как мама уснула.
Я долго ворочался на кровати: вновь и вновь воскрешал в
