Боярыня (СИ) - Брэйн Даниэль
— Stop crying you bastard!
Он перестал, уставился на меня с ужасом, который я явственно прочитала на усталом, давно уже не молодом лице, и все равно я повторила уже спокойно и по-русски:
— Перестань орать, идиот. Мне больно от твоего крика.
— Да ты… — прошептал он, вытягивая вперед свободную руку. Казалось, что еще больше испуга из человека выдавить невозможно, но мне удалось. — Да ты ведьма!
Мне стало смешно. Я наорала на медбрата или врача, но его фраза напрашивалась на адекватный ответ.
— Да ты, я вижу, холоп, не уймешься! — рявкнула я и насладилась произведенным эффектом, но потом мне стало так плохо, что я со стоном упала на спину. Верно, нечего…
— Простоволосая, простоволосая! — опомнившись, заголосил человек, размахивая руками. Свеча заметалась, я испугалась, что он случайно подожжет что-нибудь, и рассмеялась уже в полный голос — да, это истерика. Человек застыл, прикрыл лицо ладонью, после приложил ее к груди, развернулся и выбежал.
— Ратуйте! Боярина убили! Боярина убили! — донеслось до меня вместе с грохотом его обуви по деревянным настилам.
Я же не слышала, как он шел сюда?.. Подсознание, ты бесчеловечно.
Меня адски мучила жажда. Тянуло лечь и увидеть нормальный свет. В двух шагах от меня лежало мертвое тело, но мне было плевать, мне больше всего хотелось прекратить боль в голове, тяжесть в теле — необъяснимую, сопротивляющуюся чему-то, хотелось сбросить с себя лишние двадцать не моих килограмм. Я через силу поворачивала голову и осматривалась — что за комната, почему я здесь, это не похоже на дикий остров, где настигла меня кара небесная за неизвестные мне грехи. Стена, еще одна стена тошнотного сине-зеленого цвета, изразцовая печь в углу, стол с покойником и два стула, окно, сундук и больше ничего.
— Позвоните кто-нибудь девять один один, — прошептала я. Кому только, было неясно. По щеке покатилась непрошеная слеза — вот это уже отчаяние. Где-то раздались голоса, и внезапно они меня так напугали, что я забарахталась, пытаясь встать.
Сначала — на колени, потом — перевернуться, мешало то, что было на мне надето и длинные рукава, мешал живот — откуда он, что за бред, мешали руки, ноги, собственное зрение, но странная жажда немедленных действий подталкивала. Будто это могло мне чем-то помочь, от чего-то спасти. Люди, распахнувшие дверь, так и застали меня — на коленях, с расставленными ногами, в слезах от боли и беспомощности. Такой уязвимой я не была никогда.
— Началось! Ай, началось! — противно взвизгнула за моей спиной женщина. — Повитуху кличьте! Ай, ай, беда, боярыня-матушка, тут-то тебе негоже!
— Боярина убили! — перекрыл ее вопли зычный бас, мне уже знакомый, того самого мужика, который вошел сюда первым, но сейчас голос был уверенный, как у глашатая, и почему-то это вышвырнуло меня из растерянности. Страх прошел.
— Ай, пошел, пошел! — завизжала все та же женщина и подбежала ко мне. Она вцепилась в мои плечи и попыталась меня поднять, я закусила губу, чтобы не рявкнуть — мне все еще больно, да, стоять будет намного проще, но как встать на ноги без посторонней помощи, надо перетерпеть. — Пошел, не видишь, матушка простоволоса, началось у нее, ай, началось!
По стенам плескались отблески огоньков свечей, и до меня дошло, что комнатка настолько мала, что все эти люди за дверью не решаются вломиться сюда. Даже женщина, которая пыхтела, стараясь поставить меня на ноги, не звала никого на помощь.
— Ты кто? — пробормотала я. Она меня понимает, это уже огромный плюс. Я ее понимаю, и всех остальных тоже. — Стой, отпусти меня, зайди спереди, я так… не смогу встать.
— Наталья я, матушка, ай не признала? Ай, поди помогу…
Она наконец зашла передо мной, я вцепилась в ее сильные, совершенно не женские руки, она потянула меня наверх. Живот мой ходил ходуном, и ответ на этот вопрос я уже получила. Повитуха. Боже, она сказала — зовите повитуху. Я беременна.
Все, что должно было случиться, потеряло значение. То, что я ощущаю и вижу — бред, и жестокий бред, или что угодно, но не реальность, которая меня окружает. Всю свою жизнь я запрещала себе думать о том, что я никогда не смогу стать матерью — искалеченный в катастрофе, наголодавшийся мозг отыгрался на мне сполна.
— Пусть так, — кивнула я сама себе и сфокусировала зрение на Наталье. Высокая женщина, крепкая, в сарафане, голова покрыта. — Но это тяжко.
— Что тяжко, матушка?
— Это, — я положила руку на живот. — Забудь. Спасибо, что помогла.
Наталья непонимающе захлопала глазами.
— Так ты не потекла еще, матушка? И живот не давит? — с подозрением спросила она. Я глубоко вздохнула — мой ребенок успокоился, больше не пинает меня изнутри, но… шевелится, и это сногсшибательное чувство.
— Нет, — сказала я негромко, боясь спугнуть волшебство. Даже если я брежу, оно того стоит — чувствовать, как бьется в тебе новая жизнь. — А там что?
— Боярина убили, — жутким шепотом отозвалась Наталья, выпучив на меня глаза. — Вон Пимен, у него спроси, матушка.
Я обернулась. С десяток лиц — бородатых мужских и парочка бледных женских — отпрянула, освободив дверной проем. Остался только тот человек, который и поднял весь этот скандал… ах да, боярин с ножом в шее.
— Голову-то покрой, боярыня, — с укоризной сказал мне Пимен, и Наталья закудахтала, нагнулась и подняла с пола что-то, а затем принялась напяливать мне на голову убор весь в золоте и камнях — от него же я и избавилась в первую очередь. Повернуться всем телом я не могла, поэтому рявкнула:
— А ну оставь! Не видишь, больно мне!
Наталья еще сильнее вцепилась в расшитый головной убор, огляделась, подхватила с пола красную плотную ткань и вопросительно посмотрела на меня. Я помотала головой — ее тут же пронзило острой раскаленной иглой. Нет, к черту.
— До приказа бы послать, матушка, — расслышала я чей-то здравый голос. — А то, может, живой он еще, боярин-то?
В своей жизни я видела покойников только на кладбище. Меня миновало даже быть свидетелем дорожно-транспортных происшествий, и все, что я сделала затем, было продиктовано лишь убежденностью, что я невменяема. Я подошла к Пимену, забрала у него свечу, хотя это не имело никакого смысла — на столе свечи горели блеклым, полумертвенным светом, и переваливаясь, потому что срок беременности был немаленький, каждый шаг давался с трудом и ноги болели, возможно, из-за отеков, подошла к лежащему на столе мужчине.
Я коснулась рукой его шеи рядом с раной — почти без крови, и от двери донесся душераздирающий утробный вой. Усилием воли я заставила себя не отдергивать руку — трогать покойника неприятно.
— Он мертв, — сказала я, ни секунды не сомневаясь. Крови не было, и что это значит, я знала. Нет крови — человек мертв и удар был смертелен. Вой у двери утих, я убрала руку от мертвеца, осторожно и медленно покачала головой, прислушиваясь к боли. Хорошо, что в этом кошмарном сне я главная. Как они говорили — боярыня? — Наталья, принеси мне воды. Окно открой. Душно.
Я просыпалась от ночных кошмаров. Бывало. В слезах и полном отчаянии, с осознанием безысходности, и не знала, не помнила, что вызвало это все, но не сейчас. Я была спокойна, уверена, что это все прекратится… когда-нибудь. Либо я открою глаза в больничной палате, либо врачи не справятся. И я умру.
И гори огнем эта сине-зеленая комната, какой же мерзкий все-таки цвет.
Я сделала несколько шагов, села на стул. Не стул, а подлинное орудие пытки — жесткий, но стоять в моем положении было неимоверно сложно. Наталья попятилась к двери, прижимая к себе мой головной убор и ткань и кивая, остальные совсем растворились в темноте. Я с трудом — что на мне, черт возьми, надето! — подняла руку, утерла выступивший на лбу холодный пот.
Наталья выскользнула в дверь, и та закрылась, я успела расслышать только:
— В приказ бегите!
Кто-то, возможно, остался за дверью — караулить меня и труп. А я осталась в тишине, свечном приторном запахе, в компании мертвого боярина… Я повернула голову, склонилась над столом. Возможно, это… мой муж? Галлюцинации, которые слишком логичны, но мне не с чем сравнивать. Может, так и должно быть, если я накачана медицинскими препаратами? И если это медицинская кома, значит, все еще может кончиться хорошо?..
