Волк: лихие 90-е - Никита Киров
При этом пожарили семечек, потому что покупать жареные было дорого, сырые стоили дешевле.
А я всё никак не мог не свыкнуться. В голове и старая память, студента, который весь день веселился в городе. И моя, текущая, взрослого мужика, который прожил намного дольше, чем они. Которого в цеху сегодня прикончила сорвавшаяся колёсная пара. Ну хоть те парни выжили.
Телевизор вырубили, а дед начал ворочаться на пружинчатой кровати. За окном темно, но уснуть я уже не мог. Много мыслей.
— Смотри, чё у меня есть, Макся, — Кирилл показал две купюры по 100000, потом выключил свет.
— Где взял? — спросил я.
— У дяди Васи поработал, грузил металл. Сходим в город с тобой завтра?
— Да, сходим, — пообещал я. — Обязательно.
— Класс!
Кирилл начал вполголоса рассказывать городские новости, но вскоре иззевался и уснул.
Я поднялся и подошёл к окну. Уже когда стало тихо, у меня получилось всё обдумать, и я мог мыслить трезво.
То лето было страшным. Много чего случилось, о чём я долго потом думал, годами, перед сном. Сейчас-то вижу всё. Кирилл меня ждал, ведь я для него старший брат. Но я тогда считал себя очень взрослым и с малолеткой общаться не хотел. В итоге Кирилл огорчился, что я так себя веду, и мы почти не разговаривали.
А потом, перед моим отъездом, он разбился на машине, насмерть, вместе с девчонкой. Кто-то перерезал ему тормозные шланги, так и не нашли, кто именно. А у деда тогда не выдержало сердце…
Нет уж. Я прислонился лбом к холодному стеклу, глядя в темноту. Не знаю, почему я здесь оказался. Может, потому что я успел совершить хоть какой-то достойный поступок, и мне дался шанс всё исправить…
После случившегося я жил дальше, отучился, работал. Вроде бы всё было, но… всегда думал, чтобы я сделал, окажись я снова здесь, в это проклятое лето лихих девяностых.
Но так, как тогда, не будет. Жилы порву, но всё будет иначе. Они будут жить, и не в этой нищете. Время сложное, но разберусь. Сделаю всё и тогда, когда снова буду в возрасте, будем сидеть с братом на рыбалке и вспоминать молодые годы, но…
Ведь не только с Кириллом и дедом тогда приключилась беда. В окно видно, как по улице кто-то идёт. Высокий человек, походка не твёрдая. В руке бутылка. Он сел на скамейку. Через несколько секунд он прикурил, и огонёк осветил лицо.
Знаю, кто это. Женя Ковалёв, мой друг детства. Мы с ним просидели за одной партой всю школу, вместе поехали устраиваться в институт, но он не сдал экзамены.
Я остался учиться, а он попал в армию. Мы с ним созванивались и переписывались, пока… пока его не отправили на штурм Грозного с другими пацанами. Вернулся совсем другой человек.
Он спился, связался с бандитами, получил перо в бок и умер. Этим же летом, за два дня до гибели Кирилла. Я даже не пошёл на похороны. Знаю только, что там почти никого не было, а единственный венок принесли от военкомата, самый дешёвый.
Я его часто вспоминал, думал, мог ли я что-то тогда для него сделать…
Вот сейчас и узнаем. Я оделся и вышел на улицу, чтобы встретиться со старым другом.
Глава 2
Забыл, как много тогда было комаров. Сразу начали жужжать у уха, пролетать мимо. Укусы злобные, будто эти комары тоже получили своё в 90-е.
По ночам почти никто не ездил по этой улице, да и прохожих почти никогда не бывало, ведь вполне можно получить палкой по затылку, а то и ножом. Фонари-то есть, ещё с тех времён, но лампы в них давно выбиты, да и никто в городской администрации не хотел жечь свет в частном секторе. Да даже в центре было темно.
Сейчас прохладно, нет ветра. Ночь звёздная. Я осторожно прикрыл калитку, чтобы не разбудить никого из домашних. Всё же свет был, но метрах в ста отсюда. Там горела лампа рядом с высоким забором из аэродромного железа. Несколько метров в высоту, почти как крепость. Там же, под лампой, красная кнопка звонка, чтобы можно было вызвать хозяев в любое время дня и ночи и купить китайский спирт.
Вот Женя этим и развлекался. Он не стал заходить в дом, а сидел на лавочке, на которой мы столько рассиживались в детстве и болтали о всякой чепухе, которая интересна мальчишкам.
Когда он затягивался сигаретой, на мгновение показывалось его лицо. Я шёл к нему, а он смотрел на меня.
— Я думал, ты даже не зайдёшь, Волк, — хрипло сказал Женя. — Зимой-то не заходил.
Голос уже пьяный. В руке он держал пластиковую бутылку со спиртом, будто хотел пить его так, не разводя водой.
Так он меня и называл всегда, Волк, это от фамилии. Другие ровесники тоже звали так.
— Давно не виделись, Женя.
Я пожал ему руку и сел рядом. Глаза привыкали к темноте. Женя в потасканной военной форме, но вид всё равно аккуратный. Лицо приличное, выбритое, даже сейчас он не бросал за собой следить. Но перегаром от него несло сильно.
Сегодня он спокойный, но помню, что бывало и хуже. Как приехал, то заводился с полуоборота.
— Пить предлагать не буду, — сказал он с усмешкой. — Со мной не пьют, боятся.
— Может, и не надо, Женя?
— Кхе, — он снова усмехнулся и открыл пробку. — А как ещё?
— Поспи, а завтра мы в город с братом хотим. С нами поедешь? Развеешься.
Не хотелось оставлять его одного. Он в шаге от падения, ходит по самому краю. Тогда я этого не понимал, сейчас прям вижу. Надо его вытаскивать.
— Ночью не сплю, — сказал он, глядя перед собой. — Днём проще. Ночью спать не могу, как закрою глаза, то… Зараза ты, тварь!
Бутылка выскользнула из его руки, спирт, от едкой вони которого даже глаза слезились, с бульканьем вытекал на землю. Женя попытался поднять бутылку, но никак не мог её взять.
— Да и хрен с ней, — он достал ещё сигарету. — Какая уже разница? Ещё схожу.
Помог ему прикурить, он даже это не был в состоянии сделать.
— Не, ещё башку кто проломит, — сказал я. — Тут всяких хватает по ночам.
— Мне-то? — он усмехнулся. — Они ссутся со мной связываться. Но может и проломят. Знаешь, а когда лопается черепушка, то…
— Завтра в город, — повторил я. — Развеемся, отдохнём. С нами давай. А ещё я с дедом говорил, про железную дорогу. Попробую и тебя туда засунуть, на первое время. Хватит дома сидеть. А потом…
— Что потом?
— А потом, — я посмотрел на него. — Знаешь, это время много чего у нас отобрало. Может, пора кое-что забрать назад?
— С процентами? — он хрипло засмеялся.
— Именно. Есть у меня мысль, но… вот ты бы мне пригодился. Никуда не встревай, подожди меня. Будет для нас дело.
— Неплохо звучит. Ну надо же, Волк, — Женя отбросил недокуренную сигарету. — Кент ты мой, да. Зимой всего раз поговорили, и ты от меня держался за километр потом. А сейчас даже помочь хочешь. Зачем это тебе?
— Потому что поумнел. И тебе тоже пора. Давай, уведу тебя спать. А утром зайду. И не пей эту гадость!
— Козлёночком стану?
— Ослепнешь нахрен. Таким даже окна мыть нельзя, разъест стекло.
— В город не поеду, — сказал он, подпирая голову руками. — Не хочу я эти морды видеть. Пока я там был, они тут… они тут…
— Тогда просто заходи в гости. А сейчас спать.
Думал, будет сопротивляться, но слишком он опьянел. Завёл его во дворик. Если за собой Женя следил, то участок совсем забросил. У забора всё заросло крапивой, с прошлогодних грядок так и не убрали мусор, а в теплице разбиты окна. Курятник открытый, но куриц он съел давно. Гараж открытый, значит, продал батиного москвича. На эти деньги похоже и пьёт.
Затащил парня в сени. Под ногами катались стеклянные пивные бутылки, пластиковые из-под спирта, и банки… вот это же гадость была, водка Чёрная Смерть, с черепом. Да какой только гадости тогда вообще не было. Увидел даже пустую бутылку спирта Рояль, который вроде больше и не продавался.
В самом доме просторнее, чем у нас, но всё завалено мусором. В середине комнаты открыто подполье, я его закрыл, пока Женя не грохнулся туда.
Телевизор, старенький Филипс, включён, но просто показывал белый шум, это был единственный источник света внутри. В наших краях было всего два канала, ОРТ и РТР, по ночам они не работали. Рядом стоял старый японский видак, из которого торчала кассета.
Женя завалился на диван, раскинув руки. Кажется, еды-то
