Кирпичики - Сергей Тамбовский
— Чё спрашиваешь? — буркнул я, — говори, я скажу, когда притормозить.
— Ты женат, детей нету, жену зовут Ира, живёте вы на проспекте Свердлова, дом 8, квартира 94, это коммуналка.
— Понятно, — протянул я, — а теперь давай подробности.
— Щас телегу нагрузим, тогда продолжу, — откликнулся Миша, туша папироску.
И опять всё повторилось, как страшный сон… но не со стопроцентной точностью — когда специальная бригада начала вытягивать большую телегу в печку, что-то пошло не так, и телега сошла с рельсов. Со страшным грохотом. Наши пирамидки при этом посыпались и развалились где-то наполовину. Прибежала мастер баба Юля с диким ором, в результате чего мы раскидали кирпичи в обе стороны, а телегу поддомкратили и поставили на место. Ну и опять повторилось то же самое, двойная работа получилась, а соответственно двойная затрата времени.
— Так я и знала, — надрывалась баба Юля из-за соседнего крана, — что мы сегодня план не выполним. Шевелитесь, ребятишки!
Продолжение диалога с Мишей получилось только по окончании смены. Мы дружно прошли в раздевалку, перепрыгивая лужи на полу (крыша у кирпичного цеха не очень сплошной была), помылись под холодным душем (горячую воду летом тут отключали), переоделись из казённых комбезов в цивильную одежду и вышли на свет божий ждать автобуса из этой забытой богом и властями дыры до более-менее цивилизованных мест.
— Какие именно подробности тебя интересуют, Саня? — спросил Михаил.
— Да вываливай всё подряд, разберусь как-нибудь, — хмуро отвечал я.
Из вываленного мне запомнился подробный перечень членов нашей комплексной бригады, распорядок работы на заводе (оказалось между делом, что это последняя первая смена, завтра выходной, а послезавтра выходить во вторую — к половине четвёртого) и что нам обещали в конце трудного пути.
— На этом заводике мы зарабатываем не деньги, хотя их тоже платить обещали, а лимиты на кирпич, который пойдёт на строительство нашего общего дома.
— То есть стройку ещё и не начинали? — уточнил я.
— Да какой там… на месте нашего дома деревья растут — нам, кстати, надо будет их спилить через неделю. У нас и руководители есть со стороны комсомола, там специально сделали такую конторку под названием Молодежное проектно-строительное хозрасчётное объединение, МПСХО сокращённо. Сидят они в одном корпусе строительного института почему-то, в строяке, да…
Тут к нам подбежал ещё один парнишка, я уже успел выучить, что это ещё один МЖК-вец по имени Толик.
— Мне тут бригадирша сказала, что сегодня деньги должны дать за июль, — запыхавшись, отрапортовал он, — поехали в строяк.
Да, вот такая двухступенчатая схема у нас была — работали на заводе, а зарплату получали в этой комсомольской конторе. И на этом месте у меня пробило какой-то блок в мозгах, и я отчётливо вспомнил всё… ну или почти всё. Это ж была история одного моего коллеги по одной из работ… ну бывшего, конечно, коллеги по бывшей работе, он у нас всего-то полгода числился, но водку мы с ним пили не меньше пяти раз. И в процессе одного из распитий он и рассказал мне горестную историю своей жизни, в которой был и МЖК с кирпичным заводом, и Институт радиотехники, и семейная жизнь в коммуналке с Ирой. Закончилась вся его эпопея мягко говоря нехорошо — с квартирой его кинули, зря он два года проишачил на вредном производстве, с женой расстался, в институте тоже всё плохо сложилось. В итоге он всё же сумел подняться и устроиться в наш банк, но потом, насколько я знаю, погиб в страшном ДТП где-то на кольцевой трассе вокруг нашего города.
Ну что же, Саня, сказал я сам себе, теперь всё в твоих руках — работай, чтобы улучшить жизнь… если не всей страны, тут уже похоже ничего не сделаешь, а хотя бы собственную.
— Поехали, — согласился я с предложением Толика, потому что встреча с любимой, но незнакомой женой меня немного пугала — хотелось бы оттянуть, насколько можно, этот момент.
Тут и долгожданный автобус тридцатого маршрута подкатил, ЛИАЗ это был, 667-й по-моему модели, старый, раздолбанный и грязный, как, впрочем, и всё остальное вокруг этого кирпичного заводика. Загрузилось в него всего человек десять по случаю середины рабочего дня.
— Слушай, — спросил я у Миши, когда мы выехали из промзоны в городскую застройку, — а правда что ли, что завод наш имени Цеденбала? Просто слышал сегодня мельком такое его наименование.
— Чистая правда, — подтвердил он, — там какая-то тёмная история была с визитом этого товарища в СССР. До нас он не доехал, но встречал его секретарь ЦК Катушев, он из нашего города. Ну и кто-то как-то подсуетился, в смысле увековечения, вот назвали хоть что-то его именем.
— Понятно… а где это мы едем?
— Проспект Гагарина… до конца доедем, там кольцо будет, а от него до строяка пять минут пешком. Ну ты вспомнил что-нибудь или всё так же? — поинтересовался он.
— Да, что-то проясняется, — не стал разочаровывать его я, — но не до конца. Расскажи ещё про мой институт, если знаешь.
— Тут я не особо в курсе, в другом месте работаю, знаю только, что числился ты там в отделе автоматизации, зарабатывал около 250 рубликов, а ещё в последнее время у вас там зашевелилась частная инициатива и тебя вроде бы звали в малое предприятие, но это неточно.
Поток транспорта, несмотря на рабочее время, был, мягко говоря, невеликим и состоял в основном из общественного и грузового транспорта, легковушек ездило очень мало, а иномарок совсем не было. Просто ни одной, и это было непривычным… Вместо обычной в 21 веке рекламы банков, сотовых операторов и косметических средств по краям дороги стояли щиты с призывами крепить дисциплину, внедрять ускорение технического прогресса и углублять перестройку и новое мЫшление. Пару раз встретились лица товарища Горбачёва и почему-то призывы крепить дружбу народов в нашей многонациональной стране.
— Приехали, — сказал Миша, и мы встали и вышли на площади, где посередине значился памятник великому пролетарскому писателю Максиму Горькому… если вдуматься — кто же ещё может тут стоять, на площади Горького-то.
Толик тоже за нами следом увязался — я так понял, что Миша к нему относился как-то брезгливо, ладно, потом разберусь. А строяк действительно
