За гранью времени. Курская дуга (СИ) - Волков Александр Мелентьевич

— На связи, — отозвался Жора, голос у него был напряженный. — На карте событий появились разорванные звенья. Что там происходит? В справочнике "Мир" пишут, что в 1943 немцы смогли прорвать северный фас Курского фронта и дойти до Курска. Плохо дело, но пока что изменения только в информационном пространстве произошли. У тебя ещё есть время всё исправить.

— Твою-ж, — прошипел Везденецкий сквозь зубы. Он достал из нагрудного кармана зеркальце, высунул руку из укрытия, увидел равнину в отражении.

До ушей доносились обрывки неразборчивых криков немецких лейтенантов, вроде: "отходим!". "Тигры" вдруг остановились, а затем покатились назад, изрыгая дым из выхлопных труб. Даже отстреливаться не стали, пожалели боекомплект.

Так не должно было быть. В этом наступлении немцы преодолели линию фронта и, пусть скромно, но продвинулись в глубь. "Чертовщина какая-то" — подумал Везденецкий, катнув желваками. С трудом удавалось вообразить, каким образом гансы смогли полноценно прорвать Курскую дугу.

У них и техники меньше было, и мотивации, потому что война их измотала. Наверное, именно после этого поражения фюрера впервые посетили суицидальные мысли.

Вдруг в небе страшно зашумело.

Артиллерийские снаряды со свистом обрушились на советские позиции. Прогремела цепочка взрывов, земля под Везденецким дрогнула, и он убрал руку, чтобы не схлопотать в неё осколок. С немецкой стороны эхом доносились едва слышные залпы крупнокалиберных орудий. Артиллерия била кучно, словно бы немцы знали, где именно советы окопались.

Информированность противника стала очевидной, когда на фоне лохматых туч показалось несколько звеньев "Мессершмитов". За ними неспешно летели бомбардировщики, причем в таком количестве, что трудно было сосчитать. Тяжелый и низкий гул пропеллеров пробирал до кончиков ребёр, вызывая желание поглубже зарыться в землю, но прятаться было нельзя. Фрицы прекратили наступление, дав Везденецкому возможность пробраться в советский тыл, ближе к вражескому диверсанту.

Когда немцы сбросили первую бомбу, на щеку Везденецкому упала холодная снежинка. Бахнуло. Потом бахнуло ещё раз, и ещё раз, да так, что камушки на стылой земле подпрыгивали. Сейсмические удары от тяжелых авиационных бомб ощущались Везденецким издали, отголосок каждого взрыва приходилось принимать в локти и грудь.

Очень кстати пошёл снег. Крупные снежинки закружились в воздушных вихрях, подул промозглый ветер, и всё бы хорошо, но на дворе стоял июнь. Снегопад усилился, и снежные хлопья падали, падали с неба белой лавиной. Так мести стало, что разглядеть что-то даже на расстоянии вытянутой руки удавалось с трудом, на ветру зашелестели промерзшие листья, от холода хотелось втянуть голову в плечи.

— Снег идёт, — сказал Везденецкий в ХКМ. — Что за бред?

— Погодная аномалия в результате нарушения естественного хода вещей, — пояснил Жорик. — Всё точно пошло не по сценарию. Поторопись.

— Очень кстати эта твоя аномалия появилась, — ухмыльнулся Везденецкий, стараясь не думать о холоде.

Рачительные немцы вряд ли будут лупить из пушек во время снегопада, и появилась возможность углубиться в советский тыл, подобраться к вражескому диверсанту.

Везденецкий перетянул АШ за спину, спрятал свёрток с информацией во внутренний карман, и осторожно выглянул из укрытия. Странно было видеть снегопад на фоне зелёного леса, странно было ползти по снегу и сминать его локтями.

В заросли танки не попрут. С северной стороны, перед Понырями, через лес пролегала узкая дорога. Советы наверняка догадывались — танки провести можно только по ней, а это значило, что большую часть сил бросили на охрану проезда к поселку.

Только углубившись в лес Везденецкий осмелился встать, прислушавшись и взяв автомат в руки. Кукушки замолчали, соловьи разлетелись, даже мелкого зверья не осталось. Пушечные залпы и взрывы распугали всех.

"Черт бы побрал этот советский тыл" — подумал он, скрепя сердце. В тылу у фрицев лучше, потому что их можно убивать. По своим стрелять рука не поднимется, а вот контрразведка титьки мять не будет. Если возьмут человека без документов, с непонятной формой и неизвестным оружием, пиши пропало. Если не убьют, так диверсант историю переделает, потому попадаться было нельзя.

Шестикилометровая дистанция может показаться скромной — всего-то шестьдесят минут хода. Но это только если опасность не поджитает на каждом шагу. Минута казалась Везденецкому часом, а преодоление сотни метров давалось с трудом. Реальной опасности может не быть, но худшим врагом для уединенного человека становится воображение.

Зашелестела листва кустарника, справа хрустнула сухая ветка, в глубине леса протяжно запела птица. Везденецкий крепче сжал рукоять автомата и упер приклад в плечо, разглядывая холмы с оврагами через разрез мушки. Комар с писком уселся на шею, укусил, зараза, но прихлопнуть гада было нельзя из маскировочных соображений.

Черт его разберет: то ли ветер на кусты подул, а на ветку зверь дикий наступил, то ли где-то притаился разведчик, ожидая удобного момента. Хотя, вряд ли разведчик. Разведчик так нелепо себя не выдал бы. Они способны сутками прятаться на позиции и при этом не шевелиться. Это новичка в засаде легко найти. Ему то кишечные газы стравить надо, то задницу почесать, то чихнуть, что будет моментально поймано острым слухом Везденецкого.

Но никакой засады он не слышал. Тишина была гнетущей. Фрицы из-за снегопада даже бомбить перестали и долбить артиллерией. Ветер усилился, сильней качая разлапистые древесные ветви, острые снежинки царапали Везденецкому покрасневшие щёки.

Сверился с ХКМ — только километр прошел, но казалось, что десять. "Скорее бы чертов лес кончился" — подумал он, аккуратно переступая через крохотный ручеек, и заметив, как вода покраснела от чьей-то крови.

Оп-па.

Теперь стоило быть ещё осторожней. Шагать с пятки на носок, настолько бесшумно, насколько это возможно. Кого-то определенно завалили. Получалось, в лесу работала немчура.

Сквозь гул ветра послышалась длинная автоматная очередь, быстрая такая: "тр-р-р-р-р", и закончилась эхом. Везденецкий тут же залег у ближайшего холма. Не ППШ, но пистолет-пулемёт, современный, судя по скорострельности.

Этого ещё не хватало.

— Быстро! Быстро давай! — кто-то во весь голос кричал на немецком.

— Не торопи меня, Фридрих! — злобно огрызнулся второй. — Мы в одном звании, и ты мне не командир!

Вот идиоты. Не, явно не диверсанты "Мёртвой головы". Дилетанты. Спорят, шумят, раскрывают позицию, думая, что если кого-то убили, значит в лесу больше не осталось врагов. Надо бы их обойти….

— Ал-я-я-я-р-м! — вскрикнул немец.

Затрещали автоматные очереди, послышалась грязная немецкая ругань, из вершины холма выбило фонтанчики земли. Прогремели ружейные выстрелы, прогремела трель ППШ, которую тяжело с чем-то спутать.

— Зараза, — прошипел Везденецкий, намереваясь рысцой броситься прочь.

Советский рядовой возник на вершине холма, перекатился через неё и залёг, рыча сквозь стиснутые зубы, держась за окровавленное плечо. Стрельба не стихала. Рядовой, превозмогая страх и боль, схватился за рукоятку трофейного МП, и палил по фрицам.

— Держитесь, братцы! — приговаривал он сквозь стиснутые зубы, и, матерясь от боли, сменил магазин.

Ну не мог, не мог Везденецкий бросить ребят умирать. Понятно было, что группа пацанят набрела на немчуру, да еще и вооруженную по последнему слову техники.

Везденецкий крикнул:

— Свои, не стреляй!

Рядовой с перепугу взял Везденецкого на мушку, блеснул испуганными глазами, будто загнанный зверь.

— Кто такой?! Що тут делаешь?!

— Я помогу! — Везденецкий примирительно поднял руки. — Я был у тебя за спиной, и мог давно тебя прихлопнуть!

— Подсоби, хлопец! Подсоби! Один не сдюжу! — рядовой снова стал долбить по немцам. — Эти фрицы чудные! Их пули не берут!