Новый старый 1978-й. Книга седьмая (СИ) - Храмцов Андрей

Солнышко была рада, что со мной всё в порядке. Когда мы вместе спустились на первый этаж, я просто был ошарашен увиденным. Развал полный. Мамай тихо отдыхает. Я же в дыму ничего не видел, когда мы тут отстреливались от нападавших. А теперь увидел и ужаснулся. Да, наворотили эти идиоты. Везде осколки, кровь, грязь. В такой мясорубке и те «чужие», которых я связал их же ремнями, выжить просто не могли. А я их хотел специально в живых оставить, чтобы поработать потом с ними подольше. Часть последней информации я снять у них с подсознания успел, но теперь уже ничего нового от них не узнаешь..

Они, наверняка, мало что смогли бы мне поведать. Но так, для понимания общей картины происходящего, могли бы пригодиться. Боюсь, из «чужих» вряд ли кто здесь вообще выжил. Их, прискакавшая с Андроповым кавалерия, со злости за такой свой провал и гибель товарищей, всех добила. Надежда только на моих вчерашних четверых, которых я сдал во время концерта Андропову.

А вот на территории вокруг дачи Брежнева практически никаких разрушений не было. Тела уже увезли и окружающий пейзаж был похож на умиротворенный уголок, если не оглядываться назад, на зияющий обугленным провалом дом Генсека. Дом-то отстроят, а вот Максима и остальных не вернёшь. У нас на Руси если бунт, то обязательно море крови. По другому мы не умеем.

Дойдя до машины, мы сели в неё и потихоньку поехали домой. На свою дачу мы решили не заезжать. Какая уж тут дача, когда тут такое творится. Хотелось побыстрее добраться до дома и принять душ. Удостоверение и мой табельный пистолет были со мной, так что я снова чувствовал себя нормальным человеком. Три часа отключки — это не очень много, но, всё-таки, накладывает свой отпечаток на психику.

А в машине Солнышко разревелась. Долго она держалась, но когда всё закончилось и её отпустило, нервы не выдержали и все страхи и волнения вырвались из неё в виде слёз наружу. Пусть поплачет, потом легче станет. Она ведь сегодня впервые в жизни убила человека. Вот её и прорвало. Я решил ей не мешать и просто гладил её по голове правой рукой, а левой держал руль. Женщинам проще. Они поплакали и сняли стресс. А мы, мужики, так не умеем. Нам или водка в такой ситуации поможет расслабиться, или женщина.

Когда мы уже подъезжали к Москве, зазвонил телефон. Солнышко практически успокоилась и даже включила радио, чтобы отвлечься от мыслей о пережитом. От вызова она вздрогнула. Да, не скоро ещё она перестанет вздрагивать от каждого резкого звука. Ей и поговорить-то о случившемся не с кем, кроме меня. С неё взяли подписку о неразглашении и теперь она обязана молчать о том, что сегодня произошло в Завидово.

Звонил Андропов. Было неудивительно, что я ему срочно понадобился.

— Здравствуй, Андрей, — сказал мне не такой уж и всесильный, как показала попытка госпереворота, шеф КГБ. — Мне передали, что ты пришёл в себя и уехал с дачи.

— Здравствуйте, Юрий Владимирович, — ответил я, кивая Солнышку, что это именно Андропов. — Врачи меня отпустили, признав неопасным для окружающих.

— Да уж. Ты там, говорят, шестерых уложил?

— Около того. Может и больше, ничего не видно в дыму было. Надеюсь после проверки вы мои два неучтенных пистолета нам вернёте? Я их в понедельник хотел зарегистрировать, но они сами себя в бою зарегистрировали.

— Отдадим, конечно, когда всё проверят по этому делу. Ты сейчас домой направляешься?

— Да, Юрий Владимирович. Нам надо срочно отмыться, а то мы со Светланой все грязные, особенно я.

— Передавай ей привет. Мы с ней успели немного пообщаться, когда я приезжал ненадолго в Завидово. А потом ты нам будешь нужен. Надо тебе будет подъехать в то же здание, где ты с моим заместителем работал.

— Понял. Подъеду, раз надо. Сколько там человек?

— Двое. Остальные оказали сопротивление при задержании.

— Я тоже двоих сумел связать, но они лежали на первом этаже у входа и, наверняка, погибли при штурме.

— Да, там на первом этаже никого в живых не было.

— А Василий, с которым мы держали оборону у кабинета Леонида Ильича?

— Жив, но в коме. Он, как раз находится там же, куда ты должен будешь поехать.

— Мне его можно будет навестить?

— Только недолго. Ты нам потом понадобишься здесь, в Кремле.

— Раз надо, значит буду.

Сразу пришёл на ум короткий диалог Андрея Миронова и Анатолия Папанова их кинофильма «Бриллиантовая рука»:

— Мне надо принять ванну, выпить чашечку кофе…

— Будет тебе и ванна, будет тебе и кофе, будет и какао с чаем! Поехали к шефу!!!

Я посмотрел на Солнышко и тяжело вздохнул. Она меня прекрасно поняла и тоже печально вздохнула.

— Опять у тебя дела, — сказала она немного грустно.

— Ты же понимаешь, что сейчас творится в Политбюро. Причём не во всем. Брежнев, наверняка, собрал только «малое» Политбюро, а остальных даже в известность ставить не будет. И они меня все ждут. Мне, перед тем, как к ним ехать, надо пообщаться с некоторыми людьми, которые могут что-то знать о заговоре. Так что, сама понимаешь, покой мне только снится.

— Да я понимаю. Мне даже поговорить не с кем об этом, только с тобой. Постарайся приехать пораньше. Я хотела вечером устроить праздник по поводу успешной сдачи нами экзаменов за восьмой класс, А какой теперь праздник?

— Не грусти. Я постараюсь побыстрее, но сама знаешь, что это не от меня завит.

Я её аккуратно поцеловал, продолжая следить за дорогой, и она успокоилась. Она прекрасно знала, что мои дела вышли на самый высокий государственный уровень и поэтому очень гордилась мной.

— А давай пригласим к нам только Димку, Машу и Серёгу? — сказал я. — Я им сам позвоню и за ними на обратном пути заеду.

— Хорошо, — ответила заулыбавшаяся Солнышко — Просто посидим и поболтаем за чаем. Хотя мы и виделись только вчера, но как-то хочется немного отвлечься от сегодняшнего ужаса.

— Тогда я первый быстро в душ, а ты потом можешь полежать подольше и отмокнуть. А я тебе позвоню, как буду возвращаться.

Ну вот, сразу повеселела. Я бы её с собой взял, но это нереально. Мне в два места подряд надо будет заехать и никуда её опять не пустят. Пусть дома в это время отдохнёт. А я пока разберусь с ситуацией. В ванной я себя внимательно осмотрел и убедился, что от ранения на руке не осталось и следа, а синяк на груди уменьшился ещё наполовину. Значит, это правда, что моя регенерация ускорилась в несколько раз. Только благодаря чему, я пока так и не понял. Разобраться с этим мне может помочь, как я уже решил, только Ванга. Только где Болгария, а где я. Вот это да! Мне пришла в голову гениальная мысль, которую надо будет обмозговать. А ведь этот вариант с Вангой может и получиться.

Быстро помывшись, я также быстро схватил несколько кусков колбасы из холодильника, так как опять проголодался. Ведь в Кремле поесть не дадут, я это уже по себе знаю. Значит, надо заранее о своём желудке позаботиться. Поцеловав Солнышко перед выходом, я отправился через улицу Академика Варги в сторону неназванного, и теперь понятно почему, в это время проезда, который в 1990 году назовут Теплостановским. В 80-х годах здание, куда я ехал, будут называть «Архивно-библиотечным центром», а до этого он не будет, так же как и в 1978 году, носить какое-либо название. Его просто называют сейчас коротко «объектом».

Опять эти странные ворота и непонятное сооружение. Только в этот раз мы, после спуска на лифте под землю, повернули в другую сторону. Меня опять передали местной охране и сразу проводили в одну из камер. Это была, действительно, камера, а не больничная палата, как это было с генерал-лейтенантом Антоновым.

Я попросил закрыть за мной дверь камеры и посмотрел на заключённого. Никаких сеансов эриксоновского гипноза я проводить в этот раз не собирался. Я просто отключил ему сознание и покопался в его мозгах. В них было почти тоже самое, что и с двумя охранниками на даче в Завидово. Только здесь был подполковник и всплыла фамилия Русаков. Дальше я постучал в дверь и прошёл в другую камеру. Процедура повторилась. На этот раз это был майор и опять я уловил фамилию Русаков. Это был полковник, руководитель отдела и начальник этим двум заключённым. В их подсознании я увидел его лицо, поэтому я смогу его описать, если возникнут дополнительные вопросы. Оба заключённых пробудут без сознания ещё минут десять-пятнадцать и обо мне ничего помнить не будут.