Паскаль Киньяр - Секс и страх
Гомер описывает Афродиту, что приближается к Анхизу, пасущему быков на горе Ида. Анхиз развязывает пояс Афродиты, и она зачинает от него Энея. Анхиз теряет Афродиту, нарушив зарок молчания, который дал ей. И как Анхиз потерял Афродиту, так и сын его, Эней, покидает свою супругу Креусу, чтобы спасти своего отца Анхиза и своего сына Аскания. Один меж отцом и сыном, он исполнен божественной любви (pietas), которую рассматривает как долг. Между женою и мужем существует чисто человеческая связь (римский брак заключался простым пожатием руки); их союз строился не на любовном желании, но в надежде на плодовитость, продолжение рода.
Точно так же Эней покидает и Дидону: он жертвует своим желанием во имя долга по отношению к соратникам (gens). Вот так сын Венеры трижды жертвует Венерой ради того, что зовется pietas.
Римское слово castitas также не имеет того смысла, что современное французское chastete (чистота). Castitas – это Лукреция, изнасилованная Секстом и убившая себя из отвращения к тиранической, "этрусской" жестокости мужского вожделения; ее самоубийство с помощью бронзового кинжала явилось основой создания "римской" республики17. Республика произошла от столкновения желания и плодовитости, столь же несовместимых, как Венера и pietas, как братоубийственная тирания и республика Отцов18. А еще точнее: несовместимых, как этрусская цивилизация и римские ценности. Точно так же, во время основания города, Ромул безжалостно убил своего брата Рема. И точно так же Отцы убили Ромула19, провозгласив его затем богом на небесах, лишь бы избавиться от его царского гнета здесь, на земле.
Отчего Лукреция, образцовая супруга (она никода не ложится, она сидит даже по ночам, прядя шерсть!) Тарквиния Коллатина убивает себя после насилия Секста? Mater certissima, pater semper incer-tus (Мать всегда известна, отец всегда под сомнением). Это насилие ставит под сомнение чистоту рода. Супружеская верность не есть чувство привязанности к супругу, но осознание непрочности чистоты рода. Castitas – единственное, что способно сохранить эту чистоту. Matrona, не являющаяся беременной, не только должна хранить верность мужу, но не имеет права подвергнуться насилию. В этом случае насильник может понести то или иное наказание, но его жертва однозначно заслуживает смерти. Это бесчестье, позор, полная противоположность понятию чистоты. Женщине дозволено все, если она еще не мать или никогда не станет ею. Stuprmn20 касается только матерей и вдов. Stuprum – это осквернение крови как результат незаконных плотских сношений. Изнасилованная женщина-мать или вдова виновна и покрыта позором. Такова pudicitia – активная неприкосновенность плоти. Castitas есть неприкосновенность "касты", которая свойственна тем женщинам, что носят в чреве ребенка, зачатого, согласно верованиям древних, исключительно мужем, его семенем. Изнасилованная Лукреция должна была убить себя, и она себя убила.
Эта так называемая "чистота" весьма сомнительна. Ее хорошо иллюстрирует одна история Макробия ("Сатурналии", II, 5, 9). Некто удивлялся поразительному сходству трех сыновей Юлии Старшей с их отцом Агриппой21. Юлия Старшая ответила: "Nun-quam enim nisi navi plena tollo vectorem" (Я беру пассажиров лишь тогда, когда мой трюм полон). Беременная женщина, подвергшаяся насилию, считается чистой, ибо сохранена родовая чистота ее потомства. Наслаждение в супружеской любви преследовало лишь одну цель – оплодотворение. Связь не идет от оплодотворяющего к оплодотворяемому, поскольку pietas должна идти лишь от оплодотворяемого к оплодотворяющему (то есть от верующего к Богу, от сына к отцу, от vulva к fascinus, от раба к господину, от domus к семейным божествам – "образам" мертвых Отцов, в Этрурии их запечатлевали в воске или, ранее, в глине и выставляли на крышах домов). Наслаждение (voluptas) есть сама природа, животное воспроизведение, такое же, как воспроизведение растений, как сперма или волна, породившая Афродиту, как растущий живот матери или рост месяца в ночном небе, как движение светил в чередовании ночи и дня. Единственная верность идет от сына к отцу. Земля является "родиной" постольку, поскольку один лишь фасцинус является осеменителем, "родоначальником".
Гений, Мутун22, Фасцинус, Либер Патер23 – таковы были имена разных богов, охранявших победоносный талисман. Что есть Фасцинус? Это обнаженное божество богов. Природа находится в неустанном оргазме. Отцы неустанно зачинают живое. Для богов процесс зачатия непрерывен. Божество Великих Богов – это aeter-nalis operatic, бесконечное совокупление. Такова его безграничная actualitas. И каждый его миг – это цветок, который нужно срывать тотчас же, ибо Бог всегда пребывает в вечном мгновении. Вот это и есть Бог, которого Август дает своей Империи, – Semper vetus, semper novus (вечно древний, вечно новый). Этим и объясняется политическое решение Августа во время переоценки римского пантеона – дать Империи двух соединенных в браке богов. Марса и Венеру. Он сочетал отца Ромула с матерью Энея, что было совершенно невозможно: Эней был плодом любви Анхиза и Венеры, а Ромул и Рем произошли от насилия Марса над Реей Сильвией24. Он объявил эту неправдоподобную, несовместимую пару прародителями Рима. В результате сей нелепый союз стал сюжетом великого множества фресок, впоследствии обнаруженных при раскопках.
Весталки, хранительницы пенатов и фетишей римского народа, почитали напряженный мужской член. На Велиевом холме стоял Тугун Мутун – камень в виде фаллоса, на который сажали невесту. Каждый год, 17 марта, все pueri, впервые надевшие мужскую тогу и вступившие в сословие Patres, везли по городу колесницу Фасцинуса. В ритуал входила и словесная непристойность в виде фесценнинских стихов. Римская непристойность вообще может быть определена как свадебный язык-заклинание. Сдержанность выражений была запрещена, ибо вела к бесплодию. Ритуальная словесная распущенность и ритуальная оргия – это две составляющие той активной силы, что оплодотворяла женское чрево и несла победу народу; ее воплощали в непристойных статуэтках, которые можно было видеть в каждом доме, на каждой крыше, на каждом перекрестке, в каждом поле и над каждым морским маяком. Но в 186 г. до н.э. число участников ритуальных оргий было ограничено пятью, а человеческие жертвоприношения, их сопровождавшие, запрещены.
Римляне считали, что в супружеском союзе главенствующая роль принадлежит жене (женщины вступали в брак в возрасте семи – двенадцати лет), – именно она, по их мнению, вкладывала большую часть самой себя в договор о castitas (но не о девственности), который заключала с мужчиной, ибо в основном от ее инициативы, от ее плодовитости, от ее "материнства" зависел успех коитуса, забот о супруге, воспитания детей и ведения дома. "Патронаж" римской матроны осуществлялся богиней Юноной Югой25. Таким образом, римское слово, означавшее брак, имело отношение только к женщине. Латинское matrimonium (брак), означавшее буквально "стать женщиной-матерью", трансформировалось в слово matrona – "матрона, замужняя женщина".
Римский брак был то, что называется societas, – союз для зачатия. Ритуальная формула, произносимая невестой во время ритуального пожатия рук, давно утратила смысл; вполне вероятно, что мы никогда не разгадаем ее тайное значение: Ubi tu Gaius, ego Gaiai (Там, где ты будешь Гаем, я буду Гайей26). Ясно, что формула эта означает начало супружеского ига, но, оставаясь загадочной, она тем не менее не означает, что иго будет мужским. Женщина, вступившая в брак, сохраняла свое девичье имя и оставалась вполне самостоятельной личностью, которую отнюдь не подавлял союз с мужчиной.
В 195 г. до н.э. римские матроны вышли на улицы, чтобы потребовать отмены закона Оппия27. Ювенал описывает толпу женщин, яростно кричавших: "Homo sum!" Имея право отвергать мужей, они теперь избавились и от отцовской опеки. Супруги владели имуществом раздельно, и так же раздельно писались завещания.
Брак был ритуалом, в результате которого женщина освобождалась от всех видов услуг и работ (включая кормление грудью младенцев), кроме прядения шерсти. Венерины утехи и вино были матронам запрещены, равно как и лежачая поза за столом (в противоположность женам этрусков). За трапезой матрона (в отличие от gens), госпожа (в отличие от рабов) сидела в кресле. Приданое, выплачиваемое родителями, должно было компенсировать расходы на содержание рабынь, которые входили в дом (domus) в качестве служанок, дабы избавить госпожу (domina) от низменных занятий, несовместимых с ее статусом. Единственной заботой матроны был уставной страх. Страх перед насилием Фасцинуса – вот она, комната Мистерий. Знатные семейства, кланы (gentes), обручали своих детей с колыбели; девочек выдавали замуж в возрасте семи – двенадцати лет, еще не созревших, инфантильных, напуганных своим новым положением. Считалось, что половая зрелость у девочек наступает в двенадцать лет, но эротические и педагогические удовольствия, извлекаемые из незрелости, приветствовались. Римский закон был в этом пункте, как и во всех прочих, непререкаем: с рождения до семи лет ребенок считался неприкасаемым (infans означает "неспособный говорить", "животное", отвечающее за свои действия не более, чем безумец, furiosus, или черепица, упавшая с крыши). С семи до двенадцати лет разрешались эротические игры, возможные при половой незрелости. Но после этого – только рождение детей и полное забвение всего, относящегося к эросу. (Римлянина убеждает в непорочности отнюдь не девственность; половая незрелость и удовольствия, с нею связанные, приручают юную девушку; ее изолированность обеспечивает ее castitas. Воздержание отнюдь не является римской чертой, это изобретение стоицизма.) В этом случае брак воспроизводил pietas. Покровительство девочке мужем (протекция, rectus, означает "крыша"), равно как obsequium ребенка по отношению к отцу, формирует невзаимные связи брака и призывает "воплощать" их в определенных позах в миг сексуального "воспроизводства". Жена есть маленький Эней, чью руку держит Pater. Каждый супруг – это старый Анхиз, которого его будущие сыновья понесут на своих плечах и чье изображение они будут хранить в доме28. Плавт говорит, что само слово "любовь" – табу (infandus) для матрон. Матрона, проявившая любовное чувство, лишается своего статуса. Девочка не должна быть влюбленной в своего отца, она должна трепетать перед ним. Вот двенадцатая ода Горация: "Несчастны те юные девы, что не могут отдаться любовной игре (amori ludum), что трепещут от страха, заслышав строгую речь какого-нибудь из дядьев" (exanimari metuentes patruae verbera linguae). Любовная страсть (то есть рабство по отношению к мужчине) есть прелюдия, недопустимая в браке (когда женщина – matrona для своего gens и domina для своего servus). Представленная на сцене любовь или страсть гетеры была бы освистана римлянами, а автор пьесы был бы тотчас сослан на какой-нибудь остров или в румынские туманы Овидия. Voluptas – это разрушительница castitas. Венера – покровительница волчиц (louves), Юнона же опекает матрон. В пьесе Теренция29, датированной 165 г. до н.э., героиню, Филумену, насилуют ночью, в темноте, когда она спешит на мистерии. Она выходит замуж за Памфила, скрыв от него учиненное над нею насилие, но супруг не притрагивается к ней – он страстно влюблен в блудницу Вакхиду. Памфил отправляется в путешествие. Филумена обнаруживает, что беременна от своего насильника, тогда как муж ни разу не спал с ней. Она в ужасе ждет его возвращения. В конечном счете Памфил понимает, что это он изнасиловал Филумену ночью, еще до их свадьбы, не зная, кто она. Все плачут от радости: насильник оказался законным мужем. Такой happy end в русле римской морали и есть "непорочность".
