Уолтер Миллер - Гимн Лейбовичу
— Parum equidem te — deligebam, Domine, juventute mea; quare minis8… Слишком мало, о Господи, я любил тебя в годы моей юности; и в том причина чрезвычайных сожалений моих на склоне лет. Напрасно я бежал тебя в те дни…
— Эй! Скорее иди сюда! — донеслось из-за груды камней.
Брат Франциск бросил взгляд в ту сторону, но пилигрима не было видно. Его глаза вновь уткнулись в страницу.
— Repugnaus tibi, a usus sum quarere quidquid doctias mihi fide, certus spe, aut dulcius caritate visum esset. Quis itaque stultior me9…
— Эй, парень! — снова донесся крик. — Я нашел тебе камень, он, похоже, подойдет.
— О inscrutabilis scrutator animarum, qui patet omne cor, si me vocaveras, olium a te fugeram. Si autem nunc velic vocare me indignum10…
— Ну, ладно, тогда возьмешь его сам, — раздраженно сказал пилигрим. — Я пометил камень и поставил возле него колышек. Попытайся вставить его… или нет, как тебе хочется.
— Спасибо, — вздохнул послушник, сомневаясь, услышал ли его старик. Он продолжал трудиться над текстом.
— Libera me, Domine, ab vitiis, ut solius tuae, voluntais mini cupidus sim, et vocations11…
— Запомни, это здесь! — крикнул пилигрим. — Он помечен, а рядом стоит колышек. И поскорее услышь в себе голос, парень. Olla allay!12
Вскоре после того, как замер последний звук, брат Франциск еще раз, мельком, увидел фигуру пилигрима, ковылявшего по дороге к аббатству. Послушник прошептал краткое благословение и пожелал ему вслед безопасного пути.
Его уединение было восстановлено. Брат Франциск положил книгу в свою нору и возобновил поиски подходящего камня для кладки, все еще не интересуясь находкой пилигрима. И когда его истощенное тело напрягалось и клонилось под тяжестью камней, в его мозгу механически повторялась горячая мольба о поддержке его в призвании:
— Ubere me, Domine, ab vitiis meis… Избави меня, о господи, от грехов моих, чтобы сердце мое жаждало только твоих призывов, когда ты ниспошлешь их… ut solius tvae vohmtaris mini cupidus sim, et vocationis tvae consius si digneris me vocare. Amen13.
Вверху бежали небесные стада кучевых облаков, чтобы одарить своим влажным благословлением горы, жестоко обманув иссушенную пустыню. Время от времени они заслоняли солнце и волочили по выжженной земле темную тень, давая кратковременную, но блаженную передышку от палящих лучей. Когда тень облака пробегала над развалинами, послушник начинал быстро трудиться, пока тень не уходила, а затем отдыхал, ожидая, когда следующая группа облачных барашков заслонит солнце.
Было чистой случайностью, что брат Франциск в конце концов обнаружил камень пилигрима. Бродя вблизи этого места, он споткнулся о колышек, который старик вбил в землю. Он обнаружил, что стоит на четвереньках и пялит глаза на пару знаков, написанных мелом на древнем камне.
Знаки были выписаны так тщательно, что брат Франциск поначалу решил, что это какие-то кабаллистические символы, но минуту спустя, поразмыслив, оставил это предположение, как маловероятное. Может быть, это заклинание? Но нет, старик сказал: «Господь с тобой», а колдун бы так не сказал. Послушник окопал камень палкой и вывернул его. Как только он сделал это, гора щебня слегка дрогнула, небольшой камень застучал по откосу. Франциск отскочил, опасаясь обвала, но его страхи были напрасны. Однако, на том месте, где раньше был заклинен камень пилигрима, теперь образовалась небольшая черная дыра.
Такие дыры часто бывали обитаемы.
Но эта дыра, казалось, была так тщательно заткнута, что даже блоха едва ли могла проникнуть в нее до того, как Франциск вывернул камень. И все же он отыскал прут подлиннее и сунул его в отверстие. Прут не встретил никакого сопротивления. Когда Франциск отпустил его, прут скользнул в дыру и исчез, как если бы провалился в большую подземную пещеру. Он с беспокойством ждал, но оттуда ничего не выползло.
Франциск снова опустился на колени и осторожно потянул носом воздух из дыры. Не обнаружив ни животного запаха, ни какого-либо намека на серу, он кинул внутрь камешек и стал прислушиваться. Камешек глухо ударился обо что-то в нескольких футах ниже отверстия, потом с грохотом покатился вниз, встречая на своем пути что-то металлическое, и наконец остановился где-то далеко внизу. Это наводило на мысль, что подземная выемка была размером с большую комнату.
Брат Франциск с трудом поднялся на ноги и осмотрелся. Казалось, он был, как обычно, совсем один, за исключением своего компаньона — канюка, который, паря в вышине, с таким интересом наблюдал за ним в последнее время, что другие канюки оставляли свое патрулирование у горизонта и прилетали разузнать, в чем тут дело.
Послушник обошел вокруг горы щебня, но не обнаружил ничего, что указывало бы на наличие еще одного отверстия. Он поднялся на соседнюю кучу и, прищурясь, посмотрел на дорогу. Пилигрим уже давно исчез из виду. Ничего не двигалось по старому шоссе, но он увидел, как быстро промелькнул в поисках хвороста брат Альфред и скрылся за холмом в миле к востоку, недалеко от своего собственного места великопостного уединения. Брат Альфред был глух как тетерев. Кроме него вокруг никого не было. У Франциска не предвиделось никакого повода звать на помощь, но предварительная оценка возможных результатов такого призыва, буде в нем возникнет необходимость, выглядела примером благоразумия. После тщательного осмотра местности он спустился с возвышенности. Время, необходимое для призывов о помощи, лучше будет использовать для бегства.
Он подумал было о том, чтобы поставить камень пилигрима на прежнее место и заткнуть им отверстие. Но соседние камни слегка сместились, так что теперь их положение уже не соответствовало форме камня. Кроме того, просвет в верхнем ряду его убежища по-прежнему не был заполнен. Пилигрим был прав: камень по форме и размерам казался вполне подходящим. После некоторых сомнений он все же поднял камень и потащил его к своему сооружению.
Камень стал точно на место. Он испытал кладку, сильно ударив по камню, — ряд держался прочно, хотя встряска вызвала небольшое разрушение в нескольких футах от этого места. Знаки, оставленные пилигримом, хотя и несколько стерлись во время переноски камня, были все еще достаточно четкими, чтобы их можно было скопировать. Брат Франциск взял уголек и тщательно перерисовал их на другой камень. Когда приор Чероки будет совершать свой ежесубботний обход мест уединения, он, вероятно, сможет объяснить, что обозначают эти знаки — заклинание или проклятие. Тайные языческие союзы были запрещены, но послушнику было просто любопытно узнать, что за знамение будет осенять его ложе, да и о весе стены, на которой начертано это знамение, следовало помнить.
Он продолжал работать и после полуденной жары. Где-то в уголке его сознания таилась мысль об интригующей и даже пугающей маленькой дыре и о катящемся с грохотом камешке, вызывающем эхо, которое отражалось от чего-то, находящегося под землей. Он знал, что окружающие его развалины были очень старыми. Ему рассказывали, что развалины постепенно превращались в эти бесформенные груды камня поколениями монахов и случайных странников, людьми, приходившими за строительным камнем или за кусками ржавого железа, которое можно было найти, разбивая колонны и плиты. Металл был таинственным образом вделан в камень древними, еще допотопными людьми. Эта людская эрозия полностью стерла сходство с теми сооружениями, которые, согласно преданиям, стояли здесь в древние времена, хотя нынешний мастер-строитель аббатства еще гордился умением находить то тут, то там следы этажной планировки. И здесь еще можно было найти достаточно металла, если бы кто-нибудь имел желание разбивать для этого камни.
Аббатство блаженного Лейбовича тоже было построено из этого камня. То, что после нескольких столетий работы каменщиков в этих развалинах найдется нечто интересное, представлялось Франциску совершенно невероятным. Кроме того, он слыхом не слыхивал о строениях с подвалами или с подземными помещениями. Мастер-строитель, вспомнил он, совершенно определенно говорил, что строения на этом участке имели вид наспех возведенных сооружений, не имеющих глубоких фундаментов и чаще всего воздвигались на больших плоских плитах.
Когда его убежище было полностью закончено, брат Франциск отважился вернуться к дыре и остановился, глядя в нее. Он все не мог избавиться от твердого убеждения жителя пустыни, что если какое-нибудь место позволяет укрыться от солнца, то в нем непременно кто-то прячется. Если даже дыра и была прежде необитаемой, то кто-нибудь обязательно заползет в нее до завтрашнего рассвета. С другой стороны, подумал Франциск, если кто-то уже живет в дыре, то безопаснее познакомиться с ним днем, а не ночью. Вокруг не было видно никаких следов, кроме его собственных, следов пилигрима и волчьих.
Быстро приняв решение, он стал очищать края дыры от щебня и песка. После получаса работы дыра не стала больше, но его предположение, что она ведет в подземную полость, переросло в уверенность. Два небольших валуна, наполовину зарытые в землю и примыкающие к отверстию, были, очевидно, спрессованы вместе массой песка и щебня, забившей горловину отверстия. Казалось, они были соединены в узком месте.
